Врачи не желают умирать так же, как их пациенты — долго, дорого и в муках.
Столкнувшись со смертельным недугом, многие врачи, хорошо зная ограниченные возможности современной медицины, предпочитают отказаться от героических усилий по поддержанию своей жизни.
Могущество медицины, или Как умирают врачи
Много лет назад Чарли — широко известный ортопед и мой учитель — обнаружил образование у себя в животе. Обследование показало, что это образование — рак поджелудочной железы. Хирург, который обследовал Чарли, был одним из лучших в стране, мало того, он был автором уникальной методики при раке поджелудочной железы, утраивающей пятилетнюю выживаемость (с 0% до 15%), хотя и при низком качестве жизни. Но Чарли все это было неинтересно. Он выписался домой, закрыл свою практику, и оставшиеся несколько месяцев своей жизни провел с семьей. Он отказался от химиотерапии, от облучения, от оперативного лечения. Страховой компании не пришлось сильно на него потратиться.
Доктора тоже умирают, данный факт почему-то редко обсуждается. Кроме того, доктора умирают не так, как большинство американцев — медики, в отличие от всех остальных, гораздо меньше пользуются услугами медицины. Всю жизнь врачи борются со смертью, спасая от нее своих пациентов, но встречаясь со смертью сами, они часто предпочитают уйти из жизни без сопротивления. Они, в отличие от остальных людей, знают, как проходит лечение, знают возможности и слабости медицины.
Врачи, конечно, не хотят умирать, они хотят жить. Но они больше других знают о смерти в больнице, знают то, чего боятся все — умирать придется в одиночестве, умирать придется в страданиях. Врачи часто просят родственников, чтобы, когда придет время, никаких героических мер по спасению не предпринимали. Врачи не хотят, чтобы в последние секунды их жизни кто-то ломал им ребра, проводя сердечно-легочную реанимацию.
Большинство медиков за свою карьеру часто встречаются с бессмысленным лечением, когда для продления жизни умирающих используются последние достижения медицины. Больные умирают, изрезанные скальпелями хирургов, подключенными к различной аппаратуре, с трубками во всех отверстиях организма, накачанные различными препаратами. Цена такого лечения составляет иногда десятки тысяч долларов в день, и за такую огромную сумму покупается несколько дней ужаснейшего существования, какого не пожелаешь и террористу. Я уж не помню, сколько раз и сколько врачей говорили мне разными словами одно и то же: «обещай мне, что если я окажусь в таком состоянии, ты позволишь мне умереть». Многие медики носят специальные медальоны со словами «не реанимировать», некоторые даже делают татуировки «не реанимировать».
Как мы дошли до такого — медики оказывают помощь, от которой на месте больных бы отказались? Ответ с одной стороны прост, с другой сложен: больные, врачи и система.
Какую роль играют больные? Представьте себе ситуацию — человек теряет сознание, его кладут в больницу. В большинстве случаев родственники к этому не готовы, перед ними стоят трудные вопросы, они растеряны, они не знают, что делать. Когда врачи спрашивают родственников, надо ли делать «все», ответ, конечно — «делайте все», хотя на самом деле обычно имеется в виду «делайте все, что имеет смысл», а врачи, естественно будут делать все, что в их силах — неважно, разумно это или нет. Такой сценарий встречается очень часто.
Дополнительно осложняет ситуацию малореалистические ожидания. Люди слишком много ожидают от медицины. Например, немедики обычно считают, что сердечно-легочная реанимация часто спасает жизнь больному. Я лечил сотни больных после сердечно-легочной реанимации, из них только один вышел своими ногами из больницы, при этом сердце у него было здоровое, а остановка кровообращения у него произошла из-за пневмоторакса. Если сердечно-легочная реанимация проводится пожилому тяжелоболеющему пациенту, успех такой реанимации стремится к нулю, а страдания больного в 100% случаев ужасны.
Роль докторов также невозможно преувеличить. Как объяснить рыдающим родственникам больного, которых впервые видишь, что лечение не принесет пользы. Многие родственники в таких случаях думают, что врач экономит деньги больницы или ему просто не хочется возиться с трудным случаем.
Иногда в происходящем не виноваты ни родственники, ни врачи, достаточно часто больные становятся жертвами системы здравоохранения, которая поощряет избыточное лечение. Многие доктора боятся судебных исков и делают все возможное, чтобы избежать проблем. И, даже если все необходимые подготовительные меры были предприняты, система все равно может поглотить человека. У меня был пациент по имени Джек, ему исполнилось 78 лет, и за последние года своей жизни он перенес 15 больших операций. Он сказал мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах не хотел бы быть подключенным к аппаратуре, поддерживающей жизнедеятельность. Однажды в субботу у него произошел массивный инсульт, в бессознательном состоянии его доставили в больницу. Жены Джека рядом не было. Джека реанимировали и подключили к аппаратуре. Кошмарный сон стал явью. Я приехал в больницу и принял участие в его лечении, я позвонил его жене, я привез с собой его амбулаторную историю болезни, где были записаны его слова насчет поддержания жизнедеятельности. Я отключил Джека от аппарата и оставался с ним, пока он не умер через два часа. Несмотря на задокументированную волю, Джек умер не так, как хотел — вмешалась система. Мало того — одни из медицинских сестер написала на меня жалобу властям, чтобы они расследовали отключение Джека от аппаратуры жизнеобеспечения, как возможное убийство. Из этого обвинения, конечно, ничего не вышло, так как желание пациенты было достоверно задокументировано, однако полицейское расследование может запугать любого врача. Я мог бы пойти более легким путем, оставить Джека подключенным к аппаратуре и продлить его жизнь и его страдания на несколько недель. Я бы даже получил за это немного денег, правда, при этом расходы Медикэйр (страховой компании) увеличисль бы примерно на полмиллиона долларов. В целом, неудивительно, что многие доктора предпочитают принять менее проблематичное для них решение.
Но доктора не позволяют применять такой подход к себе. Почти все хотят умереть мирно дома, а с болью научились справляться и вне больницы. Система хосписов помогает людям умереть с комфортом и достоинством, без ненужных героическо-бесполезных медицинских процедур. Как ни удивительно, исследования показывают, что больные в хосписе часто живут дольше, чем пациенты с аналогичными заболеваниями, которых активно лечат.
Несколько лет назад, мой старший двоюродный брат Торш (Torch — факел, фонарь) — он родился в домашних условиях и роды принимали при свете ручного фонаря — так вот у Торша случились судороги, обследование показало, что у него рак легкого с метастазами в мозг. Мы с ним посетили нескольких специалистов, их вывод был такой — при агрессивном лечении, которое бы включало посещение больницы 3-5 раз в неделю для введения химиотерапии, он мог бы прожит еще четыре месяца. Мой брат решил отказаться от лечения и только принимал препараты от отека мозга. Он переехал ко мне. Следующие восемь месяцев мы провели в месте, как когда-то в детстве. Мы съездили в Диснейленд — он там ни разу не был. Мы гуляли. Торш любил спорт, он с удовольствием смотрел спортивные передачи. Он ел мою стряпню и даже набрал немного веса, потому что ел свои любимые блюда, а не больничную пищу. От боли он не страдал, настроение у него было хорошее. Однажды утром он не проснулся. Три дня он оставался в коме, больше похожей на сон, а потом умер. Его медицинский счет за восемь месяцев составил двадцать долларов — цена препарата от отека мозга.
Торш не был врачом, но понимал, что важно не только продолжительность жизни, но и ее качество. Разве большинство людей с этим не согласны? Качественная медицинская помощь умирающему должна быть такой — дать больному умереть с достоинством. Что касается меня, мой врач уже знает мою волю: никаких героических мер предпринято быть не должно, и я как можно тише уйду в эту спокойную ночь.
Кен Мюррей (Ken Murray), доктор медицины, клинический доцент семейной медицины в Университете Южной Калифорнии.
Перевод с сокращениями статьи Why Doctors Die Differently
Из комментариев:
...Чувство вины будет в любом случае, к сожалению, в нашем обществе нет принятия смерти, не учат этому. Всё всегда должно быть только хорошо, про не позитивное думать и говорить не принято; думаю поэтому смерть такая трагедия для тех, кто остался. Мой младший брат погиб совсем молодым, ему было 17,5 лет, через 5 дней после моего 19 Дня Рождения, и так получилось, что мы часто говорили про смерть с ним; у нас в семье не было запрета на смерть, это была разрешённая тема, во многом потому, что мы очень много времени проводили с бабушками и дедушками, а они умели принимать смерть, знали как отгоревать горе, отплакать его.
Только в этом году, через 11 лет после смерти брата (он выпал с 11 этажа, несчастный случай, и не будь травмы столь обширными, его бы тоже откачивали всеми возможными средствами), я научилась плакать. Поняла, что за причитания всех «современных» людей были на его похоронах — это бабушка причитала по нём, отплакивала, так как делали плакальщицы. В этом году я взяла большой платок, накрылась им с головой (отделилась от мира живых), и отголосила по брату и по папе (голошения взяла в книжке). Отплакала, отгоревала, и меня отпустило. Хотя всё равно когда-никогда посещает чувство вины. Я думаю, это от осознания страшного слова «никогда».
Я об этом (о реанимации, продлении жизни, etc.) много думала, много-много, когда планировала рожать дома. Потом мне пару раз попадалась эта статья, и я опять думала-думала... Всё правильно тут, я для себя многое понимаю так же. И всё равно не могу сказать, что я что-то для себя решила в этом плане. Всё по-прежнему зависит от всего. Но умирать, как и рождаться, предпочтительно дома, это единственное, что я почти знаю наверняка.
Высказывания хирурга-онколога, от которых волосы встают дыбом
Его зовут Марти Макарей, и он хирург-онколог. Читая его высказывания, важно помнить, что это практикующий врач, работающий в системе и верящий в неё. Это делает его высказывания ещё более шокирующими:
Каждому четвёртому пациенту стационара причиняется вред из-за врачебных ошибок...
Одного кардиолога уволили из-за его утверждения о том, что 25% электрокардиограмм неправильно интерпретируются...
Прибыль врача зависит от количества проведённых им операций...
Почти половина методов лечения ни на чём не основаны. Другими словами, почти половина методов лечения не основываются на каких-либо значимых и подтверждённых результатах исследованиях...
В более чем 30% медицинских услуг нет необходимости...
Я знаю случаи, когда пациентам намеренно не сообщали о максимально бескровном методе операции для того, чтобы врач имел возможность полноценно попрактиковаться. При этом врач надеялся, что пациент ничего не узнает...
Врачебные ошибки находятся на пятом-шестом месте среди причин смертности, точная цифра зависит от способов подсчёта...
Задача врача — предложить пациенту хоть что-нибудь, даже если врач уже ничем не может помочь. Это финансовый стимул. Врачам нужно платить за оборудование, купленное в кредит... Иначе говоря, у нас дорогое оборудование, и чтобы платить за него, им надо пользоваться...
Коллега доктора Макарея по госпиталю — Барбара Старфилд. Она раскрыла общественности следующие факты:
Ежегодно от результатов прямого врачебного вмешательства умирают 225 тысяч пациентов.
Сто шесть тысяч из них умирают в результате употребления официально одобренных лекарств.
Остальные 119 тысяч — жертвы ненадлежащего медицинского ухода. Это ставит медицинское вмешательство на третье место среди причин смертности.
