Людям, ставшим участниками или очевидцами травматических событий, таких как террористический акт или другая чрезвычайная ситуация, часто требуется помощь специалистов-психологов из-за риска возникновения посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Болезненные воспоминания могут преследовать пострадавших годами. Вспоминаем ранее опубликованные на нашем портале материалы, которые могут быть полезными в преодолении психологической травмы.
Впервые опубликовано 29.11.2021 г.
В этом году свое 75-летие отмечает Государственный научный центр Федеральный медицинский биофизический центр им. А.И. Бурназяна ФМБА России. Именно сюда первым делом для оказания медицинской помощи привозят людей, пострадавших в ЧС. Специалисты Центра выезжают и на места катастроф, где работают в качестве медиков-спасателей.
«Научная Россия» поговорила о работе ФМБЦ и экстремальной медицине с Александром Сергеевичем Самойловым — членом-корреспондентом РАН, генеральным директором ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им. А.И. Бурназяна ФМБА России, специалистом в области медицины спорта высших достижений.
— Ваш медицинский центр — один из немногих в нашей стране, где представлено такое направление, как производственная медицина, или медицина труда. Расскажите об этом подробнее.
— Цель профилактической медицины, или медицины труда — выявить профессиональные факторы, которые влияют на здоровье, и на основе полученных данных разработать рекомендации о том, как в дальнейшем предотвратить влияние этих факторов. Это могут быть медицинские, социально-экономические и прочие рекомендации, конечная цель которых — профессиональное долголетие.
Основы профилактической медицины были заложены еще в советские годы. В 1940-х годах создавался атомный проект, а под него — научно-исследовательские институты, лаборатории, рядом с которыми обычно строились медико-санитарные части: чтобы все научные сотрудники могли регулярно проходить медицинские обследования. Так зарождалась система профилактических осмотров, выявлялись заболевания, анализировалась их взаимосвязь с факторами профессиональной вредности.
На базе нашего учреждения создан Межведомственный экспертный совет по определению причин радиационного воздействия и связи радиационного фактора с профессией. И сегодня, конечно, мы говорим уже не просто о медицине труда, а о некой системе, которая реализована в виде фундаментальных и прикладных исследований, а также в виде нормативных документов и, конечно, образования.
У нас работает Медико-биологический университет, где есть кафедра, которая готовит специалистов в области профпатологии, есть и аспирантура. Большинство диссертаций посвящено радиобиологии, в том числе вопросам профпатологии и влияния радиационного фактора на здоровье человека. Такие исследования особенно востребованы в ГК «Росатом».
Медицинская бригада Центра принимала активное участие при оказании медицинской помощи и транспортировке раненых во время ликвидации последствий Грузино-Югоосетинского конфликта, техногенных катастроф на Саяно-Шушенской ГЭС и шахте «Распадская», Чернобыльской АЭС при крушении поезда «Невский экспресс», при пожаре в клубе «Хромая лошадь», в Крыму, Абхазии, Осетии, при наводнении на Дальнем Востоке. В 2020 году бригада быстрого реагирования была привлечена к борьбе с пандемией новой коронавирусной инфекции. Врачи Центра помогали в лечении пациентов с тяжёлой формой новой коронавирусной инфекции, находящихся в стационарах медицинских учреждений Краснодара, Омска, Самары, Томска, Ялты, а также Абхазии, Азербайджана и Казахстана.
— На Общем собрании РАН вы рассказывали о таком новом направлении, как медико-биологическая ядерная криминалистика. Чем обусловлено его появление?
— Это действительно относительно новое направление. Мы к нему пришли, потому что в случае расследования преступлений, связанных с использованием ядерных источников, радиационных факторов необходима связка судебного медика со специалистом в области радиационной патологической анатомии; это нужно для того, чтобы принять экспертное решение. В своей работе мы используем собственные уникальные радиохимические и физические методики, которые помогают судебным экспертам ответить на вопрос, имело ли место радиационное воздействие.
В нашем ФМБЦ в 2015 году был создан Центр ядерной криминалистики, но работать в этом направлении начали гораздо раньше. Так, в частности, в 2012 году наши ученые были привлечены к экспертизе эксгумации председателя исполкома Организации освобождения Палестины (ООП) Ясира Арафата. Нам предстояло ответить на вопрос, связана ли его гибель с отравлением полонием-210. Мы провели обширные исследования, взяли более тысячи проб. Над делом работали физики, радиобиологи, радиохимики и многие другие специалисты. Мы доказали, что такой связи не было. Но есть и немало примеров, когда мы доказывали обратное, то есть устанавливали связь между гибелью человека и радиационным воздействием.
Медико-биологическая ядерная криминалистика востребована не только в нашей стране, но и за рубежом. В мире существует Глобальная инициатива по борьбе с актами ядерного терроризма, в которой участвует и наша страна, включая ФМБЦ. Мы активно взаимодействуем со всеми 88 странами-участницами Глобальной инициативы. Не так давно было принято решение за счет средств МАГАТЭ провести в России большой семинар, посвященный вопросам ядерной криминалистики. Из-за пандемии сроки немного сдвигаются, но мы обязательно его проведем, как только появится возможность.
Радиационные ожоги на руках пострадавшего в аварии на Чернобыльской АЭС, 1986 год.
— Какими принципиальными качествами должен обладать медик, работающий в зоне ЧС?
— Такой специалист должен быстро оказывать помощь, фактически инстинктивно принимать правильные решения. Эти инстинкты основываются на знаниях и опыте.
— То есть эти инстинкты можно натренировать как мышцу?
— Не только можно, но и нужно этим целенаправленно заниматься. Правильное поведение в критической ситуации — это тоже вопрос тренировки. Все люди психологически очень разные, и часто мы видим, что человек, например, очень хороший профессионал со стабильной психикой — в обычной обстановке; но попадая в условия ЧС, он может повести себя непредсказуемо, не сможет адаптироваться и т.д.
— А можно ли заранее предвидеть, что человек себя так поведет?
— Безусловно. Необходимо проверять навыки людей заранее, давать им ситуационные задачи, с тем, чтобы подготовить их как специалистов. Кстати, очень часто в критических ситуациях мы видим примеры, когда обычные врачи проявляли неожиданно выдающиеся организаторские способности и в дальнейшем вырастали в больших руководителей.
— Ваша работа очень специфична. А кого вы отсеиваете в первую очередь? С какими качествами вход, как говорится, закрыт?
— Человеческий фактор — это, пожалуй, самое важное в работе медицинского учреждения. Если мы видим, что человек действительно профессионал в своей области, то стараемся подобрать ему то место, где он сможет максимально эффективно реализовать свои качества. Мы никого не отсеиваем, а, наоборот, готовим специалистов, тренируем стрессоустойчивость — в нашей работе это очень важное качество. Также важная высокая работоспособность, отсутствие фобий и, конечно, искреннее желание работать.
Существуют специальные аппаратные методики, с помощью которых мы можем протестировать того или иного специалиста на его готовность к экстремальным ситуациям.
— Насколько я знаю, у вас есть целые лаборатории, которые моделируют экстремальные условия?
— Да, но это уже немного другое направление. У нас есть отдельный Центр, который занимается физиологией спорта. Мы, например, можем подготовить спортсмена к условиям очень жаркого климата, смоделировать эти условия: у нас есть уникальная климатическая комната, в которой можно смоделировать температурные режимы от +50 до -50 градусов Цельсия…
— А высокогорные условия, например, гипоксию, можете смоделировать в лаборатории?
— Да, и не только гипоксию, но и сильный ветер. В целом, мы моделируем те неблагоприятные условия, в которых может оказаться спортсмен или военнослужащий, и смотрим, какие изменения произойдут в организме, какие медицинские технологии мы можем использовать для того, чтобы защитить его — чтобы он вернулся полноценным человеком после подобных нагрузок и стресса.
Для спортсменов высших достижений стресс — это привычное и нормальное состояние, они в стрессе живут. Такие люди постоянно тренируются, часто находятся в перелетах, в состоянии джетлага и т.д. Для спортсмена умение владеть собой и управлять стрессом — такая же профессиональная компетенция, как и владеть своим предметом. И порой спортсмены высших достижений на тренировки по владению стрессом тратят примерно столько же времени, сколько и на сами физические упражнения по своей основной специальности.
— Александр Сергеевич, напоследок, вспомните самый сложный случай из практики?
— Один из самых сложных случаев в моей практике пришелся на 2016 год. Мы лечили молодого пациента, ему на тот момент было 30 лет, который получил более 85% термических и радиационных ожогов. Авария произошла на одном из комбинатов, который мы обслуживали в качестве медиков. Пациент был в кратчайшие сроки доставлен в Москву на санитарном самолете и госпитализирован. Над спасением жизни больного круглосуточно трудился большой коллектив медиков.
Сразу по прибытии пациента в наш Центр врачи прямо в приемном отделении взяли у него все необходимые биологические материалы: сделали пункцию мозга, взяли кусочек кожи, десны и т.д. Наши хирурги-реаниматологи в срочном порядке начали лечить мужчину, понимая, что предстоит долгий путь борьбы и осложнений. Лечение пациента проходило под строгим контролем руководства. Он пробыл в нашем стационаре 295 дней!
Как сейчас помню те отчетные докладные, которые я писал ежедневно. Большая часть из них заканчивалась словами о том, что больной находится в критическом состоянии и может не дожить до завтрашнего дня. К счастью, несгибаемая воля к жизни этого пациента и самоотверженность нашего медицинского персонала буквально сотворили чудо — мужчину удалось вытащить из критического состояния, из сепсиса.
Далее мы с пациентом подошли к следующему важному этапу: пересадке кожи. И здесь наш потенциал как научного учреждения был реализован в полной мере — мы выращивали стволовые клетки пациента, и там, где не хватало его собственной кожи, восполняли «пробелы» так называемыми биологическими протезами, искусственной кожей: мы все это масштабировали, растили, вместе с пациентом проходили все этапы инфекционных осложнений и т.д. Затем начался долгий период реабилитации.
В итоге через 295 дней, после 110 операций, после огромного количества наркозов, мы выписали вполне социально адаптированного человека, который уже стал отцом и смог вернуться на работу. Для нас эта победа, которая сплотила коллектив, психологически была очень значима.
Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ и Российской академии наук.
Янина Хужина
