«Мнение без прикрас» – по случаю Дня донорства органов с шокирующей историей Ренаты Грейнерт о взятии органов у её сына Кристиана. Жизнь Ренаты Грейнерт в один миг изменилась, когда её сына в возрасте 15 лет сбила машина, и он получил серьёзные травмы. После того, как врачи объявили, что у него смерть мозга, она должна была принять важное решение. Теперь послушайте отрывок из её показаний. "Врачи не оставили сомнений, что Кристиан серьёзно ранен, и что надежды на спасение мало. (...) Его дыхание поддерживалось искусственным путём. Вокруг его кровати стояли различные мониторы, писали кривые. Тут же висел мочеприёмник, наполнявшийся всё быстрее и быстрее, пока его не заменило ведро. (...) Верхняя часть тела была обнажена. При виде него меня бросило в холод. Я осторожно прикоснулась к его руке. Кристиан был тёплым. Я думала, что все усилия медиков направлены на моего ребёнка. Но это было ошибочным заключением. Они пытались сохранить его жизнь, чтобы спасти других людей, обеспечив живыми органами. Осмотры и медикаменты были не для него, а для других. Ему не давали умереть, потому что передача только живых органов может принести желаемый результат для других. (...) Всё это время врачи беспокоились, что он умрёт до того, как органы будут изъяты. В какой-то момент нас вывели из комнаты, чтобы сделать ЭЭГ (электроэнцефалограмму, измеряющую мозговые волны). (...) Кроме того, ждали группу нейрохирургов. Их мы не видели, хотя в деле Кристиана есть протокол, составленный двумя из них в то время, когда мы ждали за дверью палаты Кристиана. Вместо этого появился врач из отделения неотложной помощи, чтобы объяснить нам, что Кристиан теперь "мёртв" (то есть, произошла смерть мозга) и чист (то есть, свободен от медикаментов). Нас тут же попросили о донорстве органов - это он сказал нам заранее, чтобы мы могли подумать. (...) Нам пришлось вернуться в маленькую тёмную комнату, освещённую только светом уличных фонарей и светом из коридора. Там мы ждали, остолбенев, застыв в нашем ужасе. Неожиданно главный врач сказал: "Кристиан, безусловно, был социальным человеком, который думал о других... Правда?“ – в тот момент я не знала, что ответить, - "Есть и другие дети, которые умрут, если не получат вовремя орган!“ Я словно окаменела и могла только подумать: "Всё кончено". Врач напирал: «Там сидят другие матери у кроватей своих детей в таком же отчаянии, и мы могли бы им помочь!» Я совсем не хотела смерти ни моего ребёнка, ни других детей. Я была неспособна дать ответ. Мой муж, наконец, изменил ситуацию: "Если можно помочь... Что бы вы взяли, ‒ спросили мы, ‒ сердце или печень, или почки, или хрящевую массу?“ Я больше не могла связно думать, не могла осознать, что органы могут быть удалены только посредством операции. Наши надежды были жестоко разрушены. Мы были разлучены с нашим ребёнком, больше не могли его удержать и отпустили. Мы должны были попрощаться с Кристианом. Устройства, к которым он был подключен, продолжали работать. Он всё ещё был тёплый. Его лечили дальше, вливания обновляли. Я не могла понять его смерть в самом первоначальном смысле этого слова, но я верила и доверяла врачам. Пять дней спустя Кристиан был перевезён в Вольфсбург. Я хотела увидеть его ещё раз, ещё раз его почувствовать, прикоснуться к нему и, хотя бы немного, отсрочить конец. Похоронное бюро не советовало этого делать, так как он слишком сильно изменился. Я понятия не имела, что они хотят мне сказать. По моему настоянию служитель кладбища открыл гроб. Да, Кристиан лежал там мертвенно-бледный, холодный и, как камень, неподвижный. Хотя я никогда раньше не видела мертвеца, сомнений не было: теперь он был действительно мёртв. Разрез тянулся от кончика подбородка до глубокого выреза рубашки, глаз не было. Мой ребёнок выглядел, как гусь в потрошёном виде. Почему мы сказали "да"? Мне пришлось сначала запросить документы, чтобы узнать, что ему удалили сердце, печень, почки и глаза; даже тазовые кости выпилили из его тела и продали. Наше согласие на изъятие органа без спроса было распространено на изъятие многих органов. Последний взгляд на моего ребёнка врезался в мою душу. (...) Может быть, Вы меня сейчас больше не понимаете. Может быть, Вы думаете, что он всё равно бы умер. Почему бы не сделать с ним ещё что-то значимое? Речь не об этом, а о том, чтобы показать, что умирающие люди ещё не умерли. Человеку нужна его смерть, как корабль нуждается в шлюзе, если он хочет безопасно переправиться в другие воды. Мой ребёнок не мог безопасно скользнуть в свою смерть. Его жизненный корабль без перехода потерпел крушение. С какой травмой мы послали его в смерть, после того, как трансплантационная медицина его «выпотрошила»? Мой сын был человеком, индивидуумом, - не предметом и, тем более, не материалом для вторичного использования“. Рената Грейнерт является сейчас председателем правления общества “Инициатива критического выяснения трансплантации органов (КАО)“. Общество видит своей задачей выяснение умалчиваемой информации в случаях, связанных со смертью мозга и донорства органов.
от Рахель Г./ rg
