– 3 марта исполнилось 142 года с момента подписания Сан-Стефанского мирного договора, когда Болгария реально вернулась на карту Европы. С тех пор мы, болгары, официально или нет, празднуем эту дату, потому что она в наших сердцах. И тем не менее всегда находится некто, напоминающий, что мы освободились не собственными силами. Откуда такое нигилистическое воспоминание?
– Память может быть, как вы говорите, нигилистической, но может быть и благодарной за то, что мы были не одни, а нашелся тот, кто встал рядом с нами и воевал за Болгарию. И это была Россия. А настоящая проблема в том, что нам делать с уже свободной Болгарией. Потому что здесь ответственность уже наша, а не внешних сил, несмотря на наши, опять же нигилистические оправдания.
– Как бы вы ответили на вопрос: могли ли мы сами добиться своей государственности в XIX веке?
– Конечно же, нет. Но могли, по крайней мере, попробовать, как задумывал Левский (национальный герой Болгарии). Апрельское восстание – красивое отчаяние и самопожертвование на фоне массово «закрытых ставень». Историческая реальность в том, что нет ни одной балканской страны, которая бы самостоятельно обрела свою государственную независимость от османского ига – или после русско-турецких войн, или после вмешательства Великих сил.
– Сан-Стефано не было бы, если бы не Возрождение – национально-освободительное движение, Апрельское восстание. Мы, болгары, способны на национальное усилие. Но умеем ли ценить собственные и чужие заслуги?
– Сан-Стефано не было бы, если бы не было Русско-турецкой войны (1877–1878). Апрельское восстание (1876), провозглашение Болгарского экзархата (1870) – это великие вехи Болгарского Возрождения как национально-объединительного процесса – объединительного, а не освободительного, если говорить о болгарских усилиях и результате. Свобода и возрождение третьей болгарской государственности стало возможно только и единственно после военного вмешательства России. Потому что Возрождение было и в Македонии, и во Фракии, и в Северной Добрудже, но где они теперь и где были бы мы?
– Какие интересы были у России в ее 12-й по счету войне против Турецкой империи?
– Такие же, как и в предыдущих русско-турецких войнах. Главная цель – чтобы Стамбул опять стал Константинополем, Святая София из мечети опять стала бы православным храмом, Босфор был бы под русским или русско-европейским контролем, турецкое пространство было бы в Азии, а не в Европе. Константинополь для России – это как Сан-Стефано для Болгарии, своего рода наваждение с духовными, геополитическими и культурными аспектами. Покровительство и защита православных народов было частью внешнеполитической доктрины Российской империи, это сопутствовало всем русско-турецким войнам. У нас общие интересы.
– Как идеал Санстефанской Болгарии предопределил историю ХХ века?
– Самим фактом истинного болгарского единения. А это – объединение княжества Болгарии с Восточной Румелией (1885), затем две национальные катастрофы (1913, 1918), возвращение Южной Добруджи (1940), но потеря Македонии, Западных окраин, Фракии… Это, если оперировать историческими категориями. Но поскольку Сан-Стефано – это национальный идеал, положенный в основание третьего болгарского государства, то он всегда будет частью нас, как нечто, осуществившееся на три месяца, а потом живущее своей мистической жизнью вопреки историческому и житейскому сопротивлению. Это иррационально, символично, но до тех пор, пока есть болгары, будет жить и эта Санстефанская мечта.
– За Сан-Стефанским следует Берлинский договор, и временное соглашение между Россией и Турцией претерпевает болезненную для болгар ревизию. Вмешательство Великих сил обретает огромное значение. Не порождает ли это современных комплексов бессилия перед интересами больших государств? Мы все ждем, что кто-то другой сделает нашу работу, все надеемся на Большого брата – того или другого.
– Если Сан-Стефано было русским проектом, то Берлинский договор – европейским, в основном британским проектом в пользу Турции. Мы можем испытывать комплексы из-за Берлинского конгресса, но Великие силы имеют свои, не меньшие комплексы из-за Сан-Стефано. Основатель пан-европейской идеологии, положенной в основу ЕС, австриец Рихард Куденхове-Калерги в своей доктрине «Пан-Европа» (1923) обращает особое внимание на Сан-Стефанский мирный договор от 3 марта 1878 г., называя его «апогеем русского похода на Запад». Куденхове-Калерги не воспринимает «апогеем на Западе» русскую армию в Париже после победы над Наполеоном, а именно Сан-Стефанский договор. Одна только идея узаконивания мощного православного славянского государства на Балканах – такого как Санстефанская Болгария, определяется как угроза Западу. Отсюда, по мнению Куденхове-Калерги, меняется и союзник Европы: «именно тогда Европа внезапно осознала русскую угрозу – она поняла, что турецкая опасность исчезла и ее место заняла русская. Поэтому Европа вся как один встала на сторону Турции против России и на Берлинском конгрессе обернула вспять русскую победу».
– В последнее время мы всё чаще становимся свидетелями попыток переписывания истории. Наблюдаете ли вы подобные попытки по отношению к 3 марта?
– История пишется и дописывается постоянно, а «переписывание», о котором вы спрашиваете, вероятно, является изменчивой политической конъюнктурой, которая имеет больше отношения к публичному осмыслению события 3 марта и меньше – к профессиональным историкам, чьи дискуссии проходят в стороне от общественного поля зрения. Будь то замалчивание подразумевающейся роли России, когда отмечается «Освобождение» без уточнения от чего (тсс… не произносить: «от турецкого рабства»! хотя бы – «от османского владычества»), кто освободитель и каким образом освободил (война-то все-таки – Русско-турецкая). Или же другой прием: размыть роль России бесконечным перечислением народностей, населявших Российскую империю, но не как часть «русской армии» под командованием русского императора, а с внушением мысли о коалиции независимых государств, среди которых, случайно или по корыстолюбию, оказалась Россия.
Есть еще одна опорная точка: 3 марта как Брест-Литовский договор (1918) – праздник русофобов, выдвигающих «неоценимое» болгарское участие в делегации против советской России и празднующих потерю Россией почти трети ее территорий, что, в сущности, является большевистским финалом Первой мировой войны. На вопрос о том, как же вы празднуете эту «победу», когда заключение после этого Нёйиского договора обернулось для нас, для Болгарии, национальной катастрофой, они отвечают: да, так, но Россия теряет! Русофобская логика весьма своеобразна.
– Резко верну вас в настоящее время. В эти дни мы оказались перед возможным военным столкновением России и Турции на территории Сирии. Каков ваш прогноз развития этого конфликта?
— Это не в первый раз. Вспомните о сбитом русском военном самолете и о расстреле «серыми волками» катапультировавшегося из него пилота (ноябрь 2015), а также и об убийстве русского посла в Анкаре (декабрь 2015). Впрочем, судя по официальным сообщениям, теперешнему послу Российской Федерации угрожают и сейчас. Насколько Россия сможет снизить градус напряженности, потому что это – ее цель, – увидим. Неслучайно Эрдоган ездил в Москву, а не наоборот. То есть у России – более сильная позиция. Русско-турецкий баланс сложен, но именно русской дипломатии, удается успешно балансировать в этой изменчивой ситуации.
–Какие риски для Болгарии кроет в себе обострение отношений между Анкарой и Москвой? НАТО уже выразило поддержку Турции. Останется ли Путин в изоляции?
– Поддержка НАТО Эрдогана декоративна с точки зрения эффективности, но символична – в очередной раз североатлантический альянс защищает исламистов, являющихся партнерами Турции, в их борьбе против суверенного сирийского государства. Россия в данном случае не в изоляции, а наоборот, в самом центре конфликта, у нее есть военная база на Средиземном море, и она поддерживает сирийскую светскую власть.
Для нас любые конфликты в соседних государствах чреваты определенными рисками, если иметь в виду наше виртуальное пограничное заграждение с видимой колючей проволокой. Но пока Турция занята Ближним Востоком, какими бы ни были ее отношения с Россией – теплыми или холодными – быть активной на Балканах она не может. И не НАТО, а Россия является сдерживающим фактором Турции против Болгарии – опять же независимо от русско-турецких отношений.
– Европа столкнулась с новым нашествием мигрантов, которые на данном этапе обходят Болгарию. Почему беженцев направляют в сторону Греции?
– Вам нужно спросить об этом у хозяев мигрантских каналов, потому что эти маршруты не хаотичны, они имеют свою инфраструктуру и по четкости организации напоминают военную операцию. ЕС на этом поле играет в «обратный мат» или помогает Турции наводнить Европу неоевропейцами, за редкими исключениями, такими как Себастьян Курц и, может быть, пока только на словах – Макрон.
Что до нас, то вероятность того, что Турция пошлет мощный мигрантский поток через Болгарию – невелика из-за наличия болгарских турок на передней линии, с одной стороны, и из-за возможного продолжения «Турецкого потока» через Балканы – с другой. Но в качестве инструмента шантажа против ЕС мигранты еще долго будут козырем в руках Турции, но не будем забывать, что этот козырь возник именно благодаря ЕС (вспомним Ливию).
– В последние годы Болгария пытается поддерживать добрые отношения со всеми – с Брюсселем, Анкарой, Вашингтоном, Москвой. Поможет ли эта гибкость сделать нашу страну процветающей в столь нестабильное время?
– Гибкость или прогибание перед чужими интересами? Болгария играет подчиненную роль или реагирует на события постфактум, нет постоянства и ясности в следовании нашим национальным интересам. Есть сервильность – в виде «спасиба голяма» («большое спасибо» в интерпретации премьер-министра РБ Бойко Борисова) или «парле ву франсе», или же после поощрения посольства, находящегося на улице со специфично рогатым названием (посольство США в РБ находится в Софии на ул. Козяк). Но это не гибкость.
Вы перечислили столицы Великих сил, опять повторим, что мы – маленькие, нам с ними невозможно не считаться, но как мы проявляем себя по отношению к провинциальным силам типа западно-балканского северо-македонского Скопье? Проявляем ту же гибкость. Это наш вечный синдром: «А что скажут в конаке?» (конак – до освобождения от османского рабства – султанская полиция и центр административного управления в городах Болгарии). Мы все еще пленники «гибкого» поведения 40-х годов XIX века, описанного русским путешественником Виктором Григоровичем: «Мое пребывание в Софии запомнится полным отчуждением тех, кого я просто спрашивал о том, о сем. Начиная от учителя, который, вероятно, разговором с русским не хотел уронить свой престиж перед конаком, и заканчивая ханджием, т.е. содержателем хана (постоялого двора), все считали более выгодным не иметь со мной никакой связи, потому что, как выразился один из них: что об этом скажут в конаке?».
Беседу провела Таня Джоева
Перевод с болгарского специально для «Столетия» Янины Алексеевой
