С Эммануэлем Леруа, президентом аналитического центра культурного и исторического наследия «Институт 1717» я познакомился раньше, чем мы встретились. Заочно, конечно. Мне передали письмо, которое этот французский гражданин написал президенту Франции Эммануэлю Макрону. Оно стоит того, чтобы его процитировать. Это во многом поможет понять отношение моего собеседника, живущего в совершенно иных, чем мы, реалиях, не только к России, но и к тем российским событиям, которые сегодня влияют на мир. Он писал, в частности: «Меня зовут Эммануэль Леруа. Я являюсь президентом Французской гуманитарной ассоциации "Помощь детям Донбасса", которая посещает этот истерзанный край с 2015 года, чтобы помочь сиротам и жертвам войны». Далее, Леруа рассказал, как он и его небольшая команда «были арестованы в парижском аэропорту Руасси-Шарль-де-Голь и задержаны на 10 часов представителями французских специальных служб».
Это была девятая миссия по оказанию помощи Донбассу и первая за два последних года поездка из-за ковидных ограничений. Представители спецслужб не только, как пишет Леруа, «обвинили нас в "финансировании терроризма" и соучастии в "преступной деятельности" ввиду нашего маршрута через Россию, но и конфисковали наши деньги (несколько тысяч евро и несколько десятков тысяч рублей), предназначенных для детей Донбасса. Мне стыдно за это правительство Франции! Мне стыдно за политику Эммануэля Макрона, который не только финансирует киевский режим и обучает экстремистов полка "Азов" *, но и ворует деньги, предназначенные для детей Донбасса».
И далее: «Я хочу, чтобы русские знали, что многие французы настроены дружественно по отношению к ним и большинство наших граждан не согласны с политикой Франции, следующей в фарватере курса НАТО. Мы приехали в Мариуполь, чтобы помочь детям, которых используют как живой щит те, кто не достоин называться людьми».
В конце г-н Леруа заявляет: «Несмотря на угрозы со стороны французских властей, мы продолжим нашу гуманитарную миссию».
Естественно, и наш разговор начался с вопроса об этом, в общем-то, типичном для современной Европы, инциденте: так ли в действительности и было, как описано? И даже деньги отобрали? Или «заморозили», как российские активы за рубежом?
— Так и было. Возвратившись во Францию, я подам жалобу в органы правосудия. У меня есть две серьезные претензии: во-первых, у меня украли деньги, предназначенные детям Донбасса. А во-вторых, несправедливо обвинили в терроризме. Ответчиком будет французское государство. Оно создало препятствие по осуществлению гуманитарной миссии в защиту детей.
Дело в том, что я — президент гуманитарной ассоциации, которая занимается помощью детям Донбасса. В этот раз, когда я собрался в Россию, то был остановлен таможней. Меня обыскали и запретили передавать деньги детям Донбасса, заявив, что я финансирую терроризм и занимаюсь криминальной деятельностью. Меня в течение десяти часов держали на таможне. Естественно, я опоздал на самолет. В конечном итоге я все-таки добрался до Донецка, однако привез совсем небольшую сумму, так как большую часть денег у меня конфисковали.
— А что вас привело к созданию ассоциации «Помощь детям Донбасса»?
— Ассоциация была создана сразу же после преступления в одесском Доме профсоюзов в 2014 году. Мы с друзьями были возмущены этим преступлением. И, в общем-то, поняли, что нельзя оставить незамеченным ни это преступление, ни ситуацию, которая ухудшалась постоянно. Особенно потом, когда наблюдали атаки против Луганска, Донецка, бомбежки…
— Откуда получали информацию?
— Тогда по телевидению еще передавали более или менее полную информацию о событиях в Донбассе. Есть интернет и еще альтернативные, диссидентские, скажем так, источники информации. Поэтому, с информационной точки зрения, голодными тогда не были.
— Вы подчеркиваете слово «тогда»? Сейчас иначе, все отрезано, что ли?
— Практически все. Интернет еще остался и самиздат.
— Самиздат? Знакомо.
— К счастью, это окошко еще осталось, окошко правды. Но и оно закрывается все больше и больше, уже почти в щель превратилось.
— А как общество реагирует на закрытие и этого окна?
— Французская общественность, как и вся западная, на все 100% контролируется системой. И все это началось с ковида. Когда под угрозой биологической атаки и болезни месяцы заставляют население носить маски, то удается изолировать людей, и тогда можно ими манипулировать. И сегодня видим, что за последние два года, годы ковида, пропаганда была усилена.
— Антироссийская пропаганда?
— Конечно. Сейчас она усиливается еще больше. Начиная с 24 февраля, антироссийская пропаганда становится более изощренной, чем пропаганда ковидная. И альтернативы нет. Право голоса имеют только американские, украинские, европейские СМИ. Французы сейчас находятся под очень сильным воздействием, таким, скажем, как во время бомбежки. Их, знаете, бьют эдакой информационной дубиной вроде того, как полицейские людей избивают.
— Простите, Эммануэль, но пока не могу понять, что все-таки привело вас к общественной работе именно сейчас? Международной работе, добавлю! Какие были истоки, корни, причины, наконец?
— Где-то в 1985-1986 годах начал плотно интересоваться Россией. И, наверное, был одним из последних подписчиков такого журнала во Франции, как «Советский Союз».
— Был такой журнал, помню. Тогда много подобных журналов издавалось для зарубежных читателей.
— Понятно, в этом журнале было немало пропаганды, но удивляло, что Россия и Советский Союз сохранили уважение ко всем нациям, немецкой, во-первых, после войны, и ко всем вашим национальностям — киргизам, например, чеченцам… И это было похоже на вечную мерзлоту, где Советский Союз как бы вот заморозил наличие многих культур, которые живут все вместе.
— Это традиционно для России во все века и времена, начиная с княжества Московского и по сей день.
— Такое объединение всех народов предохраняло вас от враждебной пропаганды. А с 1991 года запустили яд раздора в ваше общество. И появилась у вас Болотная. Это говорит о том, что пропаганда зарубежная работает даже сегодня. И это не прямая пропаганда. Это музыка, театр, вещи, еда. Три коротких истории. Первая: Донецк, 2016 год, меня приглашает местное телевидение «Оплот». Молодой журналист Рашид Романов, тоже из Донецка, снимает меня камерой, а у него майка с флагом Великобритании. И я говорю этому парню «Ты носишь майку с флагом своих врагов, которые в четырех километрах отсюда стреляют по твоей земле». Он отвечает: «Это мода».
Вторая история тоже из Донецка. В отеле, где обычно останавливаюсь, есть ресторан. И, как везде, есть там такие плазменные экраны. Заходят сюда и солдаты после фронта, а на этих экранах показывают не русский, не советский контент… Канал музыкальный и оттуда льется вся эта дрянь.. Это тоже яд, это отравляет молодежь.
Третий пример опять же из Донецка. Два дня тому назад разговаривал с молодой женщиной, она доктор экономических наук, преподает в университете, прекрасно владеет французским языком. Беседовали о философии. И она мне говорит: в университете узнала, что только либерализм может спасти экономику и привести к нормальному образу жизни. «А вот такие вещи, как коллективизм и вообще объединение людей — это, в общем-то, ошибки прошлых лет». И это в Донецке было сказано. Там, в университете, детям шахтеров преподают англосакские ценности!
Я считаю, долг француза в том, что он должен донести до нашей молодежи, до общественности, в том числе российской, что вас отравляют, отравляют ваши мозги. Донести правду о Донбассе. Понимаете, если это будете говорить вы, то та же молодежь подумает: пропаганда. А вот если это прозвучит из уст француза, как бы со стороны Запада, то, наверное, и воспринято будет иначе. Это к вопросу о мотивации моей нынешней деятельности.
— В этой связи не могли бы вы рассказать о себе?
— Я специально так устроил свою жизнь, чтобы избежать работы чиновником французского государственного аппарата. Мне нужно быть независимым от французского правительства. И в той сфере, где я работаю, я сам себе хозяин. Моя профессиональная деятельность не имеет никакого отношения к моей деятельности политической и к моим политическим взглядам. Она дает мне возможность покупать еду.
— Существовать?
— Да, существовать. И это два мира, две различные области моей деятельности. Западная система навязала определенные правила жизни предпринимателям, и я делаю анализ рисков для предприятий, для каждой сферы производства. Скажем, анализ экономической ситуации сектора рынка. Или анализ пожарной ситуации, прочности здания, как построено, может ли разрушится, и вообще анализ существования самого предприятия.
— Но для этого надо иметь универсальные знания.
— Общие, только общие знания. И того, что я зарабатываю, мне хватает на жизнь.
— Вы можете, наверное, просчитать какие-то риски, связанные с войной?
— Это разные области.
— А в финансовой сфере смогли бы делать прогнозы?
— Финансы – это настолько скользко, что в этой области не буду работать. Принципиально.
— У нас говорят, что неприлично считать деньги в чужом кармане, но на какие средства вы оказываете помощь детям Донбасса? На личные?
— На личные тоже, естественно. Первую гуманитарную миссию организовали в мае 2015 года. И она совпала с первым Форумом мира, который проходил в Донецке Там участвовали представители Италии, Финляндии, Германии, ДНР, России. Это был такой первый Форум за мир.
— Там собрались единомышленники или люди занимали разные позиции?
— Самое главное, там не было представителей официальной Украины, а из Киева, скажем так, были прорусские люди, друзья России. И вот в рамках этого Форума была проведена первая гуманитарная акция, собрано несколько тысяч евро. Из них пять тысяч перевели на банковский счет детскому дому в Донецке, его надо было восстанавливать. А на оставшиеся деньги купили игрушки, еду, конфеты, сладости и раздали детям в Институте травматологии, в травматологическом госпитале Донецка.
— Потом это стало системой? Каким образом?
— Ассоциация зарегистрирована во Франции, согласно нашему законодательству. Она связана с представителями Донецка. Это — матери, женщины-врачи, военные. Они помогают в осуществлении гуманитарных миссий. С машинами, в частности, помогают, с логистикой вообще.
— Вам удалось с большим скандалом уехать из Франции. Подобное случилось первый раз, но, как вы полагаете, повторение возможно?
— Конечно. Я вообще не знаю, удастся ли вернуться. Поймите, у нас идет война НАТО с Россией, а Франция член НАТО. Сейчас противостояние достигло точки кипения, поэтому со стороны французских властей могут быть любые действия. Вы же прекрасно понимаете, что все отслеживается.
— Да, конечно, и потому хотел бы спросить: а с нашими таможенниками, пограничниками случаются проблемы? На эти службы бывают нарекания со стороны российских граждан, которые едут в Донбасс даже с гуманитарной помощью. Якобы создаются какие-то искусственные препятствия… Но вроде эти проблемы уже улажены. А с вашей точки зрения?
(И здесь надо сделать небольшое пояснение. Нашу беседу переводила Ирина Малинина, директор Российско-французского партнерства Росассоциации международного сотрудничества. И переводила настолько синхронно и деликатно, что создавалось впечатление, будто мы с Леруа говорим на одном языке. Самые добрые слова благодарности ей за эту помощь!. Но после моего последнего вопроса она вдруг вступила в разговор).
— Позвольте, пардон, они прилетели во Внуково в два часа ночи. Паспортный контроль прошли за пару минут, но я боялась, что их не пропустят, так как они везли лекарство моему ребенку. Хотя рецепт был выписан в России, но знаете, какая строгая наша таможня… Но пропустили без всяких вопросов. Такое вот отличие от их французских коллег, — сказала Ирина Николаевна. Ее можно было понять, к тому же ее ремарка дополнила нашу беседу интересной деталью, что вызвало вопрос: а кто эти «они», о которых упомянула Малинина.
— Приехали втроем — с женой и ее сыном, его отец был русским. Мог взять и своего сына, но взял пасынка. Гийом Алябьев. Ему 27 лет, он режиссер и актер. По-русски не понимает ни слова, но очень хотел побывать на родине отца, в России.
У нас было официальное приглашение — приехать в Донецк и, возможно, посетить Мариуполь. Мне уже удалось побывать там раньше. В этот раз посетили госпиталь, тот самый, где была известная провокация с роженицей, которую вроде бы ранили русские. Но тогда этот родом был превращен ВСУ в крепость. Есть фотография, где видны бойницы, через которые стреляли украинские снайперы. Эти фотографии сделаны за 500 метров от «Азовстали», где сидели тогда украинские боевики.
Город сейчас разрушен. Там работает МЧС. Мы встретились с директором роддома, с главврачом, который подтвердил, что после освобождения российскими войсками этого района города, начиная с 16 марта, и до 9 мая здесь принимались роды. Они нормально прошли, не было ни одной жертвы, раненых. Надо, чтобы выступление главврача было показано и по нашему телевидению. Кстати, когда при этом будет говорить не представитель официальных кругов, а простой француз с белой бородой, который собственными глазами все видел, поверят ему. Сейчас многие верят в обратное.
— Эммануэль, вы понимали, что рисковали жизнью, и не только своей?
— Конечно, я не безумец. Я аполитический деятель, который уже 50 лет борется с системой. С уверенностью в своем деле и оптимизмом. Чтобы потом заняться более, так сказать, мирной работой.
— Подобных вам людей во Франции много?
— В тех сферах, где я работаю, это сотни людей. Но если взять и тех, кто симпатизирует России, то это уже тысячи.
— Вас в подполье не загонят? Не придется ли начать новое движение Сопротивления?
— Вы знаете, я пишу статьи, провожу конференции, коллоквиумы, у меня гуманитарная миссия, мне скрывать нечего, все открыто, прозрачно. Но для таких людей, как я, ситуация будет усложняться, я в этом уверен.
— Насколько я понимаю, вы, тем не менее, верите в то, что отношения между Россией и Францией наладятся?
— Это правда. Но чтобы изменить эти отношения, надо изменить саму систему. Мы в ожидании этого процесса.
Беседовал Валерий Панов
