Финский закон о защите детей работает уникально. Казалось бы, ребенок обладает неограниченными возможностями для собственной защиты - один звонок, и служба опеки готова помочь. Правда, помощь часто заключается в поиске новой семьи, а «билетом» в детдом становится вера в Бога или, например, лишний вес ребенка. К слову, домой, к родным родителям, вернутся единицы детей - подтверждено статистикой.
У каждого ребенка в Финляндии должно быть спокойное, благополучное и счастливое детство, говорится в государственном Законе о защите детей. Ответственность за спокойствие и благополучие первыми несут родители. Если же они по каким-то причинам не справляются, государство в лице Службы защиты прав детей (Lastensuojelu) готово оказать поддержку. Норма совершенно разумная, однако на практике десятки русских детей в Финляндии от такой заботы пострадали: из семей их забирали за "чрезмерную любовь матери" или "шлепок по попе". О проблеме говорят по меньшей мере последние 10 лет, а в 2015 году уполномоченный по правам ребенка в России - на тот момент это был Павел Астахов - заявил более чем о 50 пострадавших семьях. В Финляндии настаивали, что проблема раздувается в российских средствах массовой информации, а на уровне первых лиц даже говорили, что заявления омбудсмена могут ухудшить отношения между нашими странами. В России же продолжают требовать оградить русских детей от финской ювенальной юстиции. Так почему не удается договориться? Попробуем разобраться.
Ювенальная юстиция в Финляндии распространяется на детей до 18 лет. Дальше опека работает лишь в отдельных случаях.
Как это работает?
Предмет нашего обсуждения - законодательство Финляндии об охране детства, если говорить дословно. Это судебно-правовая система защиты прав ребенка в Финляндии до достижения им 18-летнего возраста. Применение инструментов системы возможно, если:
- Отсутствуют механизмы заботы о ребенке.
- Нет необходимых жилищных условий.
- Возникли обстоятельства, когда поведение самого ребенка угрожает его здоровью и безопасности - например, несовершеннолетний стал употреблять наркотики или совершил правонарушение.
Свою роль может сыграть дополнительный фактор в виде невыполнения рекомендованной социальной службой программы "стабилизации возникшего положения".
Если нашлись приведенные выше предпосылки, работник социальной службы обязан изъять ребенка из семьи и обеспечить ему достойные условия проживания. Практика показывает, что срочное изъятие ребенка происходит, если семья вела аморальный образ жизни - например, квартира была превращена в притон или же появилась информация о насилии в отношении несовершеннолетнего. Имеются свидетельства о побоях? Тогда из семьи изымают не только предполагаемую жертву, но и остальных детей. Все спорные вопросы затем решаются только в суде в ходе закрытых заседаний.
Родители, ставшие героями нашумевших скандалов, уверяли, что детей забирают из вполне благополучных семей.
Воля родителей может не приниматься во внимание, однако "практика показывает, что социальные службы стараются получить согласие всех реципиентов" - так прописано в официальных документах. Впрочем, есть и другие случаи. Если одна из сторон против изъятия, решение социальной службы должно быть подтверждено административным судом. Опекуны по закону вправе оспорить решение. Ребенка возвращают в семью, если исчезли причины, "породившие изъятие", или по достижении 18-летия. Впрочем, до 21 года он все равно остается на контроле - социальная служба обязана оказывать поддержку.
Интересная особенность. В законодательстве Финляндии нет понятия "лишение родительских прав", но это не значит, что у родителей есть какие-то преимущества. Как раз наоборот. Институт родительских прав саботирован, что ставит под угрозу все семьи без исключения, полагает председатель Антифашистского комитета Финляндии правозащитник Йохан Бекман. О своей позиции он рассказал Царьграду. Система ювенальной юстиции является очень закрытой, и хотя бы поэтому она опасна, полагает эксперт.
"Особенность в том, что там нет никакой статистики. Есть лишь данные, о которых мы узнаем от самих пострадавших. Или резонансные случаи, попавшие в прессу. Никто не может знать, что происходит внутри этой системы, - объясняет Бекман. - Ювенальная юстиция представляет собой одно из главных орудий фашистизации общества и уничтожения семьи как основного института общественной жизни".
С другой стороны, и открытых сведений достаточно, чтобы понимать тенденцию изъятия детей. На 2011 год в Финляндии насчитывалось 17 409 взятых под государственную опеку несовершеннолетних. Каждый год число этой группы увеличивается, говорит Бекман. Есть и еще одна сторона проблемы. Со временем ювенальная юстиция стала "оружием в руках атеистов", которое они "используют для гонений на христианство". Среди громких дел - история Риммы Салонен: она, как отмечает Бекман, подверглась преследованию из-за православной веры, из семьи забрали сына Антона. А в 2010 году на весь мир прогремела история Роберта Рантала: мальчика изолировали от родителей, поскольку работник социальной службы посчитал опасным православный пост. Ребенок оказался в приюте. Мама семилетнего Роберта Инга Рантала в беседе с прессой настаивала, что у опеки нет никаких юридических оснований для изъятия.
"У них нет медицинских заключений того, что ребенка били, местная полиция не возбуждала на меня никакого уголовного дела, суд города Турку еще только рассматривает заявление органов социальной опеки о лишении родительских прав меня и моего мужа. Но Роберт по-прежнему не дома".
Тогда, кроме Бекмана, семье помогал Павел Астахов. Большую поддержку оказали дипломаты. После всей шумихи мальчика вернули семье, а социального работника, оформившего изъятие, уволили. Однако это один из многих случаев в череде семейных трагедий, где не всегда удается поднять шум в прессе. Как оказалось, изъятых детей очень редко возвращают в семьи. И это тоже особенность ювенальной юстиции в Финляндии. Предпочтению могут отдать новой семье или даже приюту, поскольку родитель - просто опекун, не более, пояснил Бекман.
Кстати, о пробуксовке системы неоднократно говорили не только правозащитники, но и финские чиновники. Обеспокоенность высказывали в связи со сроками рассмотрения заявлений, рабочей нагрузкой и уровнем подготовки персонала. Отдельно говорили о проблеме необоснованных обвинений. Так, в 2014 году исследователи университета Академии Або заявили, что каждое второе подозрение в сексуальном насилии по отношению к детям оказывается беспочвенным. И это лишь капля в море.
Русские дети - особая "слабость" финской ювенальной юстиции
Безусловно, детей могут забрать из любой семьи. Однако, как говорит Бекман, именно русские мамы попадают в "очень странные ситуации" - "местные не попадают, а русские - попадают". И дело не в менталитете, полагает собеседник Царьграда.
"Конечно, детей могут изъять и у местных жителей. Но описание проблемы не будет настолько странным. Вот вам пример: маму обвиняют, что она планирует съездить в Россию, и на этом основании изымают ребенка. Ну что это такое? Я считаю, что это системное нарушение".
Беда в том, что мы не владеем полной информацией о происходящем. Даже у Бекмана, который занимается проблемой многие годы, нет всего массива данных.
"Уполномоченные по правам ребенка в России собрали в свое время информацию только о случаях, им известных. Но это только те, о которых сообщали власти. Мы не знаем, сколько всего изъяли русских детей в Финляндии или, например, Норвегии. Нет статистики. Поэтому упоминаем лишь те случаи, где люди сами нам рассказали. "И такая проблема существует много лет, - объясняет правозащитник. - Я постоянно занимаюсь этими случаями, обращаются люди со всего мира. В основном, конечно, Финляндия, Швеция, Норвегия, Дания. Как раз недавно к нам обратилась женщина из Дании с русскими корнями. Она переехала, а ребенка передали отцу, оставшемуся в стране. Безусловно, система нарушает права русских женщин и в целом русского населения".
Президент Финляндии Саули Ниинистё как-то даже заявил, что "дети - не инструмент политики", а требование российской стороны о создании совместной комиссии по защите детей невозможно, поскольку не оговорено финским законодательством. Впрочем, консультации все равно начались.
В этой связи актуальным остается вопрос: как бороться с такими нарушениями?
"Мы много лет работаем с журналистами, и вся Россия знает о существовании этой проблемы. И, конечно, российские власти хорошо реагируют на это. Строят механизмы регулирования. Уполномоченный по правам ребенка - раньше Астахов, сейчас Кузнецова - с зарубежными коллегами активно общается, подписывает договоры по поводу регулирования ситуации. Это один хороший такой вариант. Дипломаты активно действуют, российские дипломаты по всему миру готовы вступиться, оказать помощь", - объясняет Бекман.
В то же время в России есть немало критиков подхода Анны Кузнецовой. Представители родительских сообществ, политики, общественные деятели опасались, что сотрудничество с Финляндией - первый шаг на пути импорта ювенальной юстиции в нашу страну. Бекман, к слову, не разделяет эту точку зрения. Но внутри страны - иная позиция. Так, председатель Родительского всероссийского сопротивления Мария Мамиконян в открытом письме в мае 2017 года высказала претензии к деятельности Кузнецовой и заявила о выходе из Общественного совета при уполномоченном при президенте России по правам ребенка. В беседе с Царьградом представители Мамиконян подтвердили, что к сегодняшнему дню позиция нисколько не изменилась.
"Ваша дружба с теми, кто организует вмешательство в российские семьи и отобрание детей, сослужила вам плохую службу", - говорила Мамиконян, обращаясь к Кузнецовой. "Вы не смогли в назначенный президентом срок представить ему внятный отчет о том, что происходит с отобраниями детей. Вы обратились не к опыту родительской общественности, которая давно "в теме", а к людям, которые не знают, что проверять, и обращаются за данными как раз к тем, кто и производит отобрания, - пишет Мамиконян, напоминая, что Кузнецовой предлагали помощь и направляли эффективную методику, однако та от нее отказалась. - Но в стране неспокойно! Практика отобраний детей в России уже укоренилась и широко распространена. И не надо говорить, что эти случаи единичны! Только ощущение безнаказанности и привычность внедрения в семьи позволяет органам опеки и ПДН творить беспредел при отобрании детей. Также показательно, что вы постоянно и настойчиво высказываетесь за всемерную поддержку сектора замещающих семей и демонстративно уклоняетесь от внятных оценок внедрения "беби-боксов" - циничного инструмента добычи детей для этого сектора. Очевидно, что вы совсем не понимаете, что такое "ювенальная юстиция" западного образца, какую роль в ней играют интересы добычи детей для рынка устройства их в частные руки, не понимаете, каково участие в этом силовых структур".
О бедах ювенальной юстиции говорит и президент Фонда Архистратига Божия Михаила Елена Мильская. В ее понимании, применяемая на Западе, в том числе в Финляндии, система разрушает семьи, "ставит родителей в такую ситуацию, когда они не могут реализовать свое право на воспитание". Ребенка же с самого начала рассматривают отдельно от семьи.
"Появляется множество замещающих институтов - соцработники, психологи, кто угодно, только не родители. Самое страшное, что несформировавшаяся психика несовершеннолетнего может спровоцировать его на звонок по телефону доверия по любому пустяковому поводу, после чего любого родителя автоматически поставят на учет и заставят ходить на курсы по воспитанию собственного ребенка!"
От частного случая к практике
Несколько показательных случаев работы финских органов опеки с русскими семьями описывает уполномоченный по правам ребенка в Санкт-Петербурге Светлана Агапитова. Она формулирует своего рода "учебник" для переехавших в Финляндию русских. В Суоми нельзя отказываться от общения с представителями службы опеки или "связными" структуры. Простой пример. Патронажная семья посещала на дому новорожденную девочку с мамой - это стандартные осмотры. Через какое-то время было заявлено, что девочка слишком упитана. Было предложено лечь на обследование в больницу. Молодой маме идея не понравилась, а спустя месяц проведать семью пришли представители опеки.
"Обошлось без изъятия, но маму с младенцем отправили в больницу, где выяснилось, что у ребенка есть наследственная предрасположенность к диабету - отсюда и лишний вес. Сейчас там все хорошо, но надо быть готовым к подобным визитам и не уклоняться от них, если вы хотите жить в этой стране и быть в ладах с законом".
Очень часто в хрониках изъятий звучит слово "донос". Мы по многим причинам воспринимаем термин негативно. Однако в Финляндии именно доносы становятся основным источником информации службы опеки. Сообщить о проблеме в семье может и сам ребенок, и окружающие его люди, в том числе посторонние. Где-то мера о срочном реагировании опеки будет жизненно важной. В другое время мы можем столкнуться с перегибами. Так, 12-летнюю дочку Елены Смоленчук - она живет в Восточной Финляндии - забрали из школы и передали в приемную семью из-за того, что мать якобы "шлепнула девочку футболкой".
"Финские власти не обязаны предъявлять решение суда, для них достаточно одного доноса или заветного "мама - русская", - объясняет Бекман. - И это неудивительно, ведь концепция такого отношения к русским семьям была отражена в программе по предупреждению насилия против детей, которая называлась "Не бей ребенка!".
Составители программы отталкивались от простого тезиса: насилие над детьми в России не считается нарушением закона, а значит, финские власти должны пристально следить за семьями российских граждан, живущих в Финляндии. Если верить нашим собеседникам, такая система сохраняется и сегодня. Несмотря на то что в 2017 году Анна Кузнецова и ее финский коллега Туомас Курттила подписали меморандум о взаимопонимании в сфере защиты прав детей и семей с детьми. Кузнецова обещала, что импорта финской ювенальной юстиции в Россию не будет. Меморандум она назвала "инструментом для взаимодействия", который поможет найти общие точки соприкосновения и различия в наших системах - "есть безусловная готовность преодолевать противоречия и работать над пробелами".
"Последнее время вопрос с примером Запада стоит очень четко. По этому примеру мы точно не идем. Четко идем своим путем. Важно, чтобы наш путь был точно про семью", - говорила омбудсмен после критики ее действий. Однако механизмы ювенальной юстиции она не отрицает, в чем и заключается главная критика противников.
