После Шарля Лебрена. Ужас или Страх. 1765
В информационном пространстве коронавирус занимает не просто первое, а вообще все место. Почти все происходящие события воспринимаются через призму карантина, ограничительных мер, а также видимых или прогнозируемых политических, экономических и социальных последствий эпидемии. Казалось, что на фоне переписывания российской Конституции, а затем начавшейся истерики вокруг пандемии коронавируса, тема семейно-бытового насилия надолго отойдет в тень, но, увы, произошло нечто противоположное. Эффекты, оказываемые на общество самой пандемией и мерами борьбы с ней, еще только начинают проявляться, однако феминистское СБН-лобби уже пытается оседлать конька по имени «коронавирус», чтобы въехать на нем в новое мироустройство.
Режим массовой самоизоляции, введенный и в Европе, и у нас в России в связи с пандемией коронавируса, стал благотворной почвой для спекуляций на тему домашнего насилия. Но объединяет их не только это, а то, что в обоих случаях мы сталкиваемся с гипертрофированной реакцией на событие относительно мелкого калибра. Пусть меня не поймут превратно реально пострадавшие — я говорю о статистической «мелкости».
Проблема домашнего насилия необычайно сильно раздута. 6 апреля генсек ООН Антониу Гутерреш заявил, что в 2017 году в мире были преднамеренно убиты 87 тыс. женщин, и более половины из них погибли от рук партнеров или членов семьи. Даже если сильно округлить в большую сторону и считать, что от рук родственников в 2017 году погибло 80% всех женщин, то выйдет около 70 тыс. на 7 млрд населения Земли. Для того, чтобы начать создавать локальные программы помощи пострадавшим, — вполне достаточно. А вот для того, чтобы переписывать суверенное законодательство по всему миру, — явно недостаточно. Тогда откуда берется неистребимое желание поставить население земного шара в стойло, используя малозначительный повод, будь то семейное насилие или вспышка коронавируса? И почему это желание встречает столь слабый отпор среди населения?
Опасность коронавируса тоже, мягко скажем, преувеличена. Так, сезон гриппа в 2017–2018 года стал рекордным в США по числу смертей: число погибших превысило 79 тыс., а всего заболело 49 млн человек. За сезон 2003/2004 года в США от вируса гриппа умерло свыше 48,6 тыс. жителей. Таковы официальные данные федерального Центра по контролю и профилактике заболеваний США. Для сравнения, на вечер 12 апреля 2020 года — примерно за 4 месяца нынешней эпидемии — от последствий заражения коронавирусом в США скончалось 22 тыс. человек, а всего по миру — 114 тыс. Значит, по опасности для здоровья населения коронавирус явно уступает наиболее масштабным эпидемиям гриппа в США, а ограничительные меры, принятые для борьбы с коронавирусом, уже превосходят все мыслимое, то есть это суперреакция на фактор средней степени значимости. Такая вот странность, которая требует внятного объяснения.
Подобная же странность и с СБН — от семейно-бытового насилия в разных странах гибнет от нескольких десятков до нескольких сотен женщин в год максимум. При этом от голода умирает около трех миллионов детей ежегодно, а 60% голодающих в мире — это женщины. Однако у всех на слуху борьба за права женщин и гендерное равенство, а не помощь голодающим. Мы сталкиваемся с суперреакцией — упорство СБН-лоббистов, проталкивающих в законодательство охранные ордера, явно достойно лучшего применения. Ибо что такое охранный ордер, столь любимый нашими отечественными борцами с домашним насилием, как не разновидность «самоизоляции» одного супруга от другого?
Напомним, пик агрессивной информационной кампании вокруг этой темы в России пришелся на конец осени прошлого года. С лета 2019 года вокруг законопроекта о создании системы профилактики семейно-бытового насилия шла ожесточенная борьба. Проводились круглые столы и конференции, заслушивались доклады и мнения экспертов. Публиковались интервью общественников, чиновников, силовиков, озвучивались цифры статистики. Были опрошены общественные палаты регионов, прошел федеральный соцопрос АКСИО. Был проведен всесторонний юридический анализ текста законопроекта, который показал, что он является антиконституционным и коррупциогенным по своей сути.
По итогам этой грандиозной битвы оказалось, что реакция общества на содержание законопроекта, предложенного рабочей группой при депутате Госдумы Оксаны Пушкиной, однозначна: такой закон нам не нужен. Голоса сторонников принятия закона о домашнем насилии стали звучать заметно тише, им осталось лишь огрызаться в блогах и комментариях, да устраивать унылые уличные мероприятия, организованные по лекалам западных феминисток. Но это вовсе не означало, что сторонники принятия законопроекта и их западные кураторы отказались от борьбы.
То, что российские акции борцов за права женщин управляются из-за рубежа, мы уже неоднократно доказывали и здесь повторяться не будем. Если же просто сравнить — какие лозунги, речевки, тексты песен и плакатов используют феминистки у нас и в Европе, то окажется, что они практически идентичны во всех странах, что как минимум косвенно говорит о наличии единого управляющего центра. Но, согласитесь, бездумное копирование чужих форм, да еще и при несовместимости с нашими реалиями выглядит просто глупо. А сам протест — искусственным начинанием, то есть спецпроектом с вполне конкретными деструктивными целями.
Когда в Испании юные и не очень феминистки называют себя внучками ведьм, сожженных инквизицией, и требуют сатисфакции, в этом есть своя внутренняя логика. Можно искренне верить, что большинство женщин, пострадавших от инквизиции, погибли безвинно. Тем более, что в общественном сознании европейцев Святая Инквизиция, имевшая наибольшее влияние и преференции именно в Испании, воспринимается как символ террора и несправедливости. Но когда наивные девочки в России называют себя правнучками каких-то там ведьм, то сразу возникает вопрос: о чем идет речь? В России никогда не было ни инквизиции, ни процессов против ведьм. Ведьмовство у русских массового характера не имело, а если бы и имело, то опять-таки о фактах массовых преследований и казней ведьм широкой публике ничего неизвестно. Вот и стоят наши наивные девчушки, инфицированные идеями феминизма, с плакатами и лозунгами, взятыми напрокат из чужой истории, и льют воду на мельницу организаторов феминистского шабаша.
Впрочем, испанские феминистки и ведут себя как ведьмы, то есть распространяют мор и болезни. Буквально. Так, когда в начале марта испанцев пинками загоняли в тогда еще добровольную самоизоляцию, феминисткам власти почему-то разрешили проведение митинга на 8 марта. (Для феминисток это вовсе не международный женский день, как у нас в России, а день борьбы за гендерное равенство и против домашнего насилия.)
Только в столице Испании — Мадриде — в акции приняли участие 120 тыс. человек. На закономерный вопрос, почему при угрозе заражения коронавирусом разрешаются такие масштабные уличные акции, директор Координационного центра предупреждений и чрезвычайных ситуаций при минздраве Испании Фернандо Симон ответил, что, мол, иностранцев-то на митинге не предвидится, поэтому никакой угрозы распространения коронавируса как бы и нет. Очень странное заявление в устах того, кто отвечает за борьбу с распространением инфекции, не правда ли? Как будто заразиться можно только от иностранцев и только во время митинга. Видимо, очень хотелось провести именно такой митинг или, правильнее сказать, шабаш?
К 8 марта 2020 года в Испании было зарегистрировано «всего» 674 случая заражения, из которых 17 окончились летальным исходом. За 13 марта число заражений в Испании подскочило — с 1522 до 6233, половина из них в Мадриде. Спустя 2 недели в Испании насчитывалось почти 29 тыс. случаев инфицирования во всех без исключения провинциях, а смертность подскочила до нескольких сотен человек в сутки! Что вызвало неприятные вопросы к властям у самих испанцев. В результате в Испании на текущий момент — одна из самых тяжелых ситуаций с коронавирусом в Европе. Более того, министр здравоохранения Испании Сальвадор Илья заявил, что в стране приняты самые жесткие меры в ЕС. Но вопрос, какова роль феминисток с их «безопасным» митингом в том, что в Испании получилось то, что получилось, остается открытым…
Дьявол, с которым ведьмы вступают в определенную связь и который наделяет их колдовской силой, как известно, кроется в деталях. И лукавство при обсуждении всплеска семейно-бытового насилия в Европе в том, что СМИ, как правило, опускают существенные детали происходящего, ограничиваясь относительными цифрами роста насилия. То, что в СМИ подается как всплеск семейно-бытового насилия в мире, якобы произошедший на фоне пандемии коронавируса, на самом деле является акцией в информационно-психологической войне. И наш анализ мы начнем с рассмотрения ходов в этой войне.
Примерно с середины марта европейские страны одна за другой стали вводить режим самоизоляции для целых регионов или провинций. По-видимому, первым, кто на официальном уровне заговорил о росте домашнего насилия на фоне самоизоляции, стал министр внутренних дел Франции Кристоф Кастанер. 17 марта во Франции по распоряжению президента Эммануэля Макрона был введен 15-дневный тотальный домашний карантин (добровольная изоляция), с возможностью его продления. А 27 марта в эфире телеканала France2 Кастанер заявил, что количество случаев вмешательства правоохранительных органов в связи с жалобами на семейное насилие за прошедшую неделю выросло на 32% по стране, а в Париже — на 36%. Кастанер пообещал, что на базе аптек будет создана специальная система оповещения для женщин, ставших жертвами насилия со стороны своих супругов. Естественно, что эта новость попала во все ведущие информагенства, и дальше на нее стали ссылаться, как чуть ли не на основное доказательство роста насилия. Ни что это были за вмешательства, ни сколько их было в штуках, Кастанер не уточнял, а журналисты не интересовались подробностями. Главное, зафиксирован рост!
Две недели спустя, 10 апреля, на сайте французского государственного телеканала France24 появилось сообщение, что за первую неделю самоизоляции власти отчитались о более чем 30% росте домашнего насилия. Заметку сопровождал видеоролик с интервью одной из жертв домашнего насилия, страстно желавшей, чтобы обидчик оставил ее в покое и дал жить своей жизнью. В заметке также сообщалось, что для жертв домашнего насилия государство арендовало 20 тыс. номеров в отелях, где они могут пожить отдельно от агрессора на время карантина. И что, внимание, количество звонков на горячую линию помощи пострадавшим от домашнего насилия исчезающе мало! Один звонок в день — уже счастье. Один из операторов горячей линии сетовал, что пострадавшим-де трудно найти подходящее время для звонка, ведь жертва все время находится под присмотром обидчика.
Возникает резонный вопрос: а почему «жертва» не может позвонить на горячую линию ночью, когда «агрессор» спит или во время своего похода в магазин или аптеку? В конце концов, если полиция во Франции зафиксировала 30%-е увеличение жалоб на домашнее насилие, то ей же каким-то образом это стало известно от жертв, и почему бы не применять этот способ коммуникации и дальше? Также почему-то в заметке ничего не сообщалось о динамике домашнего насилия за вторую и третью неделю карантина — число «вмешательств» продолжило расти, стабилизировалось на некоем уровне или, может быть, стало снижаться? Вместо того, чтобы сообщить свежую статистику, телеканал выдал «жалкий лепет» — волновайтесь, насилие есть, но посчитать его нельзя из-за латентности. А для убедительности и наглядности показал одну конкретную несчастную жертву насилия, дабы вызвать у читателей жалость и закрепить убежденность, что насилия во Франции в условиях самоизоляции становится все больше и больше и что с ним надо нещадно бороться. Откровенно говоря, напоминает манипуляцию.
29 марта правительство Австралии (да, это не Европа, но случай настолько выпуклый, что нельзя пройти мимо) из средств, направляемых на борьбу с коронавирусом (это примерно $1,1 млрд) выделило $150 млн для экстраординарной помощи жертвам семейного, домашнего и сексуального насилия в течение следующих двух лет. При том что общий уровень домашнего насилия в штате Западная Австралия (около 2,6 млн жителей) вырос аж на 5%. Судя по тому, что две другие провинции обойдены вниманием журналистов, рискнем предположить, что там уровень домашнего насилия изменился в пределах статистической погрешности. Зато, по данным Google, жители континента стали на 75% чаще искать в интернете материалы, касающиеся помощи жертвам домашнего насилия. Несмотря на незначительный рост случаев домашнего насилия, министр штата Западная Австралия по противодействию семейному и домашнему насилию Симона МакГурк выразила уверенность, что страна на пороге прямо-таки шторма насилия. Также чиновница призналась, что рассчитывает получить до конца июня $3 млн из выделенных $150 млн на помощь жертвам. Думается, что комментарии здесь излишни.
По данным газеты The New York Times, к 1 апреля в Испании число обращений на горячую линию выросло на 12,4%, а онлайн-консультаций на сайте — на 270%. Что ж, если человек может позволить спокойно обсуждать это в чате, то, наверное, творимое в отношении него насилие не столь ужасно.
В Америке, где каждый штат вводил карантин самостоятельно, по своим собственным правилам, губернатор штата Нью-Йорк Эндрю Куомо 3 апреля в своем Twitter предупредил, что в США наблюдается всплеск домашнего насилия, и опубликовал телефон горячей линии службы помощи пострадавшим. По данным полиции США, в марте резко вырос уровень насилия: например, в Сиэтле (штат Вашингтон) число заявлений о бытовом насилии увеличилось на 21%, в Шарлотте (Северная Каролина) — на 17%, в Лас-Крусес (штат Нью-Мексико) — на 9%, в Сан-Антонио (Техас) — на 21%, в Солт-Лейк-Сити (штат Юта) — на 33%. Однако поскольку американцы считают домашним насилием все подряд, включая косые взгляды, то надо отдельно разбираться, за счет чего произошел рост «насилия», — речь идет о рукоприкладстве или о вербальных формах доведения домочадцев до белого каления.
6 апреля журнал Forbes заявил, что с 16 марта на горячую линию помощи жертвам домашнего насилия в США (National Domestic Violence Hotline) поступило 2345 звонков от людей, назвавших причиной насилия коронавирус. Большинство позвонивших сочло насильниками своих родных, пытавшихся отправить их на работу, где они якобы могли заразиться коронавирусом, или отбиравших у них средства дезинфекции и мыло. При этом общее число звонков на горячую линию не изменилось. В целом же это означает, что жертвы реального насилия предпочитают звонить не на горячую линию, а сразу в полицию. Кроме того, истерия вокруг коронавируса дает тем, кто и так считал себя жертвой домашнего насилия, еще один удобный повод пожаловаться на близких. Поэтому в условиях самоизоляции и запугивания населения коронавирусом заявление, что уровень насилия вырос вообще, без уточнения, какого именно насилия — реального или мнимого — стало больше, есть чистой воды манипуляция общественным сознанием.
Северный сосед Соединенных Штатов — Канада — также отмечает рост обращений на горячую линию и в полицию со стороны жертв домашнего насилия на уровне 15–20%, в зависимости от провинции. По данным Канадского женского фонда (единственный государственный некоммерческий фонд помощи женщинам), от рук своего бойфренда раз в 6 дней гибнет одна канадская женщина. Следовательно, за год на 35 млн населения приходится примерно 60 смертей, квалифицируемых как семейно-бытовые убийства. Указанные цифры вполне сопоставимы со смертностью от рук близких родственников в РФ, если исходить из статистики МВД РФ, а не феминистских мифов о 14 тысячах российских женщин, каждый год гибнущих от рук мужей (это примерно 1 женщина раз в 40 минут).
Кстати, на борьбу с семейным насилием правительство Канады выделило примерно $200 млн, основная часть которых пойдет на работу приютов для женщин, скрывающихся от мужа.
В Британии, согласно сообщениям СМИ, также зафиксировано увеличение уровня семейного насилия на 25%. На поверку же оказалось, что на 25% выросло не число юридически оформленных дел о совершенном насилии, а лишь число обращений на горячую линию помощи жертвам насилия. Указывается, что до начала пандемии коронавируса среднее число звонков составляло 270 в сутки. Телеведущая BBC Виктория Дербишир даже разместила пост в Twitter с фотографией тыльной стороны ладони с номером этой горячей линии, чтобы привлечь внимание подписчиков к проблеме насилия.
Но наиболее ценная информация, сообщаемая госпожой Дербишир, такова: до эпидемии коронавируса в Великобритании от рук партнера, в том числе бывшего, погибало две женщины в неделю. Нехитрые расчеты показывают, что в пересчете на душу населения смертность среди английских женщин от рук «мужей» даже чуть меньше, чем в Канаде (в Великобритании проживает около 63 млн человек, в Канаде — 35 млн), опять-таки если принять данные г-жи Дербишир и Канадского женского фонда за истину. В любом случае домашнего насилия в его крайних формах — таких, как убийство, явно на порядки меньше, чем нас пытаются убедить феминистки. И это вполне согласуется с данными, сообщенными генсеком ООН.
Подведем промежуточный итог. Итак, во-первых, в большинстве случаев западные СМИ выдают рост числа обращений на горячую линию помощи жертвам насилия за рост насилия, хотя очевидно, что факт жалобы на насилие и само насилие не тождественные вещи. Вернее, отождествляются они только в мозгу лоббистов закона о семейно-бытовом насилии. Звонок на горячую линию может быть и методом психологического давления одного супруга на другого, способом сменить обстановку в условиях самоизоляции, и даже банально анонимно выговориться. Также надо учитывать, что в Европе и США насилие — существенно более широкая категория, чем в России, сюда включается, например, «психологическое» насилие, поэтому любые ссоры, окрики, разговоры на повышенных тонах и тому подобные вещи трактуются как насилие. И роста жалоб на такое поведение в условиях эпидемии коронавируса просто не могло не быть.
Американцы ссылаются на научные исследования, доказывающие, что в стрессовых ситуациях (война, экономический кризис, стихийные бедствия и т. д.) уровень агрессии в обществе повышается. А истерия вокруг коронавируса, страх за свое здоровье и жизнь, а также жизнь родственников и близких, опасения потерять работу (а прогнозы сулят сокращение десятков миллионов рабочих мест) — мощнейший фактор стресса. И совершенно неудивительно, что в таких условиях растет раздражительность, количество ссор, скандалов и разводов. Ситуация естественным образом провоцирует людей. Но это же не значит, что все сразу начнут распускать руки.
Во-вторых, отправной точкой информационной кампании, тиражирующей сведения о росте домашнего насилия в условиях самоизоляции, становятся заявления тех самых центров помощи жертвам насилия, которые, несмотря на декларируемый альтруизм, заинтересованы в получении и увеличении финансирования своей деятельности. Чего они, собственно, и не скрывают, рассказывая, как вырос уровень насилия.
В-третьих, в большинстве сообщений о росте насилия СМИ избегают указания точных данных, сколько человек и от чего пострадало, предлагая вместо сухих цифр познакомиться с душещипательными историями жертв домашнего насилия. Это излюбленный прием отечественных феминисток, найти резонансный случай насилия в семье и поминать его по любому поводу.
И, наконец, переходя к ситуации в России, укажем, что разминать тему роста домашнего насилия в условиях коронавируса стал уже знакомый нам центр «Анна», в 2016 году признанный иностранным агентом. 2 апреля издание «КоммерсантЪ» сообщило, что «Анна» и еще 8 российских НКО, работающих в сфере помощи жертвам домашнего насилия, обратились к премьер-министру РФ Михаилу Мишустину и главам регионов с просьбой принять специальные меры для борьбы с домашним насилием, так как обычные меры не работают (прием граждан полицией прекращен), а из-за режима самоизоляции насилия стало больше: агрессоры заперты со своими жертвами и вымещают на них злость от изоляции и финансовой нестабильности. В своем письме подписанты апеллировали к западному опыту (то есть публикациям в СМИ, которые мы разобрали выше) и статистике со своих горячих линий.
Несколько дней спустя, когда в Европе ведущие западные СМИ прочирикали, что на фоне поголовной самоизоляции был зафиксирован всплеск домашнего насилия, российские феминистки подхватили тему и стали тиражировать очередную ахинею, не задумываясь над смыслом того, что они вещают. Или, следуя заветам министра пропаганды гитлеровской Германии Иозефа Геббельса, принялись лгать, лгать и еще раз лгать.
Так, 10 апреля в Telegram-канале «Росфемнадзора», возглавляемого феминисткой Анной Федоровой, была выложена невесть откуда взятая статистика о взрывном росте преступлений в Москве, якобы спровоцированном самоизоляцией. В частности, утверждалось, что количество грабежей в столице снизилось на 46%, и одновременно количество краж выросло на 517%. Если снижение числа грабежей выглядит достаточно правдоподобно — люди стали меньше ходить по улице, вот их и стали меньше грабить, то пятикратное увеличение числа краж не выдерживает никакой критики. Кража — скрытое хищение имущества, при котором человек не сразу замечает пропажу. Как могли вырасти кражи в условиях самоизоляции, когда большинство людей сидит дома, если на улице у них из карманов ничего вытащить нельзя, поскольку они не ходят по улицам, а проникнуть в их квартиры втайне от них затруднительно, так как они постоянно сидят внутри? Даже если допустить, что люди массово уехали из Москвы на дачи, то тогда как они узнали, что к ним в квартиру кто-то проник? Дабы не погружаться в дебри криминологии, укажем, что в тот же день официальный представитель МВД РФ Ирина Волк опровергла слухи о пятикратном росте числа краж в столице.
Помимо существующего только в воображении феминисток пятикратного увеличения случаев краж, «Росфемнадзор» заявил о более чем трехкратном (333%) росте числа случаев домашнего насилия. Кроме того, что это просто очень красивое число, из самого факта его наличия можно сделать предположительный вывод, что у нас в стране все-таки ведется статистика преступлений семейно-бытового характера, на основе которой «Росфемнадзор» и делает свои выводы. Та самая статистика, ведение которой отрицали наши доморощенные борцы против домашнего насилия. И тут либо-либо: либо МВД ведет такую статистику, и тогда ее надо озвучить полностью — число женщин, погибших от домашнего насилия, по годам — заодно поняв реальный масштаб проблемы, либо озвученные «Росфемнадзором» цифры по семейному насилию такая же липа, как и данные о числе краж. И откуда наши феминистки берут цифры статистики — одному Богу известно.
Что характерно, статистику «Росфемнадзора» разместила на своей странице в социальной сети Facebook главный борец с семейным насилием в России депутат Оксана Пушкина. Заметим, что в РФ распространение ложной информации о ситуации с коронавирусом является уголовно наказуемым деянием. А то, что как минимум одна цифра в этой статистике ложна, следует из заявления МВД.
Если все же признать основным движущим фактором роста насилия режим самоизоляции, то после его отмены фактор этот уйдет и все вернется на круги своя (хотя, как показывает опыт Китая, не исключено, что какие-то пары, рассорившись, разойдутся). Но даже если допустить, что в целом по стране уровень семейно-бытового насилия вырос из-за того, что все сидят дома, то, что конкретно предлагают борцы с насилием? Срочно принять их законопроект о профилактике насилия? Ввести охранные ордера? Включить поход к участковому с жалобой на супруга по факту домашнего насилия в список разрешенных действий в период самоизоляции? Выделить деньги на приюты для жертв? Ни одна их этих мер в принципе не реализуема в условиях карантина. А что касается приютов для женщин, ничто не мешало их строить и раньше — вся законодательная база давно есть в наличии, вопрос лишь в финансировании.
И, наконец, зададимся вопросом, почему в передовых США и Европе, где уже принят замечательный закон о профилактике семейно-бытового насилия, где есть охранные ордера и введены понятия психологического и прочих нетрадиционных видов насилия, семейного насилия все равно становится больше? И если его все равно становится больше, кому и зачем в России нужен такой закон, который не работает?!
Мы уже показывали, что эффект от декриминализации в 2016 году ст. 116 «Побои» УК РФ превзошел все западные практики по борьбе с насилием. То есть наши методы работают, а их — нет. У нас уровень насилия, по данным МВД, снижается год от года, а на Западе — растет, несмотря на огромные траты на борьбу с ним. И все равно лоббисты СБН предлагают отменить работающие отечественные практики, вернув 116 статью в УК РФ, и принять свой законопроект, неэффективность которого доказана западной же практикой, из которой он заимствован.
Вывод здесь напрашивается только один — закон о профилактике СБН нужен вовсе не для того, чтобы бороться с домашним насилием. Это, как и эпидемия коронавируса, лишь видимая часть айсберга, а реальная цель — переформатирование мира, разрушение социальных связей и человеческих отношений, и, как итог, кардинальная трансформация институтов управления обществом и передачи власти в другие руки.
Максим Карев
