Русскоязычная жительница Латвии, переехавшая в Великобританию, Лайла Брице, мать, которая уже 6 лет изо дня в день борется за возвращение своей родной дочери Кати, изъятой в Лондоне за безнадзорность, перебирает отчеты ювенальных надсмотрщиков.
Все встречи с Катей походили в присутствии специальных надзирательниц, которые вписывали в особые бланки все действия матери и дочери, учитывая каждое их слово, каждый поцелуй, каждое движение.
"Хроника преступления, совершенного против Кати, настолько чудовищна, что мне дается большим трудом прохождение через каждое из тех свидетельств, что я храню для нее и для людей. Но, в первую очередь, все это посвящаестя, конечно, моей любимой Кате.
Она узнает ОБО ВСЕМ.
Всякий раз, прежде чем браться за новую главу этой хроники, а значит, к прочтению заново этих страниц, свидетельствующих об этом аде на земле, я готовлюсь к очередной временной остановке сердца... и очередной реанимации, в буквальном смысле, после каждой маленькой смерти... те, кто проходил через подобные круги ада на земле, знают, о чем я.
Доступ к первой части отчетов о наших свиданиях (Contact Notes) я начала получать лишь во второй половине 2011 года, фактически, почти через полтора года после того, как уже официально была вовлечена в инфернальный процесс, который называется в английской судебной системе Care Proceedings.
Если раньше он длился 12 месяцев, и заканчивался в большинстве случаев поражением в судах (потерей детей), то в эти дни процесс сократили до 26 недель. В конце этого инфернального туннеля, как правило, - тот же ад. За редким исключением.
Счастливые исключения – есть, не будем лукавить... Но в судьбе Кати все, без исключения, соучастники этого преступления прекрасно знали, чем закончится эта расправа над одинокой матерью, оказавшейся в тот момент один на один с системой.
Де юре, местные власти (СС) обязаны предоставлять родителям доступ к КАЖДОМУ ответу, рапорту, записи, которые государство ведет в рамках кейса. Де факто, СС будут делать все возможное для того, чтобы ограничить ваш доступ к этим записям, пуская в ход различные отговорки: «у нас нет времени, менеджер вашего кейса заболела (в отпуске), мы можем предоставить записи только лишь по требованию вашего солиситора и т.д.»
Этот файл, копия отчета о свидании - одно из тех инфернальных свидетельств, которые дадут вам определенное представление о том, что из себя представляет эта система, и какие сущности (не утверждаю, что везде, отнюдь, но система отбирает тех, кто отвечает ее принципам) в ней работают.
Максин Томпсон, бездетная надзиратель с невыразительной внешностью, водянистыми глазами, назначенная в тот день, 24 декабря 2010 года, в роли супервайзера для нашего с Катей свидания, - появлялась в нашем кейсе еще пару раз. И всякий раз она оставляла в нем след, отмеченный инферно.
Томпсон, как и все другие надзиратели, - всего лишь пешка... Не она устанавливает правила в этой системе. Но инфернальная армия состоит из подобных ей, - хладнокровных существ, испытывающих наслаждение врожденных садистов, в чьи руки, пусть на 90 минут, вручается безграничная власть над матерью и ребенком, оказавшимися в заложниках.
Пухлая папка с надписью Contact Notes – это особая территория. Это – территория свидетельств такой боли, такого не выразимого никакими словами унижения, такой агонии, какими были наполнены каждое из наших с Катей поднадзорных свиданий, которые ложатся в основу отдельной черной главы. «Свидания в неволе».
В тот период, когда я оказалась в ситуации сродни заключенной лепрозория, мне приходилось в одиночку, интуитивно, наощупь, прислушиваясь к инстинкту матери-зверя, идти вперед.... Вслепую... не зная и малой части о наших с Катей и Майей прав...
Моя жизнь, начиная с 5 марта 2010 года, вернее, с десятого марта, когда нам дали первое свидание под надзором, разделилась на две части. На ту, что была связана со свиданиями (трижды в неделю, по 90 минут каждое, под надзором), когда я оживала, к которым я готовилась, покупала Катеньке одежду, обувь, книжки, носила ей ее игры и игрушки из дома, напоминая ей о том, ЧТО ЕЕ ДОМ ЖДЕТ ЕЕ, И ВСЕ, ЧТО В НАШЕМ ДОМЕ, - ПРИНАДЛЕЖИТ ЕЙ, и покупала новые игры, ее любимые вкусности, – и ту часть, что составляла пространство невыносимой боли между свиданиями, заполненного непрерывной агонией, с потерей сна и утратой аппетита, почти физической смертью. Жизнь фактически превратилась в ад на земле, в выживание, в медленное, реальное умирание заживо.
А рядом со мной жила и страдала молча моя старшая дочь, Майя... которая всякий раз наблюдала эту смерть...
Однажды я спросила Майю, не скрывая упрека: «Почему ты не на каждое свидание, когда есть свободное от колледжа время, приходишь?»... «Мам... я не могу справиться с этим ужасом... когда за тобой наблюдают, ходят следом, записывают каждое слово, каждое действие, приказывают, сколько и как покормить Катю, и, самое страшное, это когда приходится выпускать Катю из рук , смотреть ей в глаза и обещать, что вот, скоро все кончится, и мы будем вместе... и смотреть в ее глаза... и уходить с обрушившимся небом на плечах каждый раз из центра свиданий... Мамуль... мне очень страшно, понимаешь... я не так могу все выносить, как ты, понимаешь???? Может быть, я не такая сильная, как ты, ты это понимаешь или нет???»
Моя бедная девочка... сколько же яда и ада вливалось в каждый капиллярчик ее сердечка... А ведь моей Майечке было всего 19 лет в 2010-м, когда наш ад на земле начал свой отсчет....
Почитайте этот отчет о свидании, написанный сущностью. Именно сущностью.... Потому что только инфернальная сущность может изрыгать такую ненависть к материнству, составлять подобные тексты, словно речь идет о биомассе и проявлениях этой самой биомассы.в этом рапорте бездетная
Томпсон называет меня "мать" (обычно меня в рапортах называют по имени, и только превзошедшие Томпсон по садизму Рут Уилкинсон и Тетьяна Михно меня называли " Miss Brice"'. Мать в ее рапорте представляет собой некое вялое, аморфное существо, обладающее базовым природными инстинктами ("мать отправляла чипсы одну за другой в рот Кэтрин"), но тупой настолько, что ей, сущности по имени Максин, с ее слов приходится учить меня обращаться с моей кровью и плотью.
Только воспаленный мозг инфернальной сущности может выдавать то, что та же Томпсон выдала в отчете о нашем свидании с Катей и Майей в августе 2012 года:
«Когда свидание закончилось, мать и сестра попросили разрешения проводить Кэтрин до моей машины. Мать и сестра по очереди подхватывали друг у друга Кэтрин и несли ее на руках, в объятиях, до места парковки моей машины... Я неоднократно делала им замечание и требовала поставить Кэтрин на землю, чтобы та шла самостоятельно. Подобное поведение можно было бы оправдать лишь в одном случае: если бы ребенок получил ранения и не мог передвигаться самостоятельно.»
Итак, эта запись – о нашем свиданиии с Катей, состоявшемся 24 декабря 2010 года. Шесть проклятых лет назад. Нам иногда давали поблажку и давали свидание не в тесной комнате центра свиданий, Bond Road Family Center, напичканного камерами видеонаблюдений, где некоторые надзиратели не гнушались залезать даже в кабинку туалета, когда я пыталась там закрыться вместе с Катей, - а в детском центре развлечений.
Если бы у меня был кто-то за спиной, обладавший теми знаниями, которыми я бладаю сегодня и делюсь в родителями, чьих детей рельно можно спасти!!!! ... просто один человек!!.... если бы мне четко этот человек сказал:
«Не доверяй им! Тебя загоняют в тупик, от тебя скрывают твои права! Это – твой шанс вырвать Катю и спастись вместе с ней! Смотри, на территории Mitcham Hub можно взять разгон, выехать из нее на большой скорости, ты просто прыгаешь с Катей в машину, и вы срочно мчите до ближайшей границы, чтобы навсегда уехать из этой страны, ведь Section 20 сохраняет за тобой 100 процентов твоих родительских прав, на ней нет никакого судебного ордера, тебе нужны-то всего пара часов, чтобы опередить их, пока они побегут в суд за ордером, пытаясь перекрыть тебе кислород!»
Если бы я знала о том, что нас ожидало впереди... Если бы я не ползала в течение года, до начала судилища, на коленях перед этими сущностями и не умоляла их вернуть Катю, прогибаясь и выпрашивая милости «Верните! Верните мою доченьку! Вы же сами признаете, что мы должны быть вместе! Я же хорошая мама! Моя доченька хочет домой, к маме и сестре!»
.... Если бы я обладала теми знаниями, которыми делюсь сегодня с родителями в нужде!... Какой смысл сейчас повторять это в сотый раз.... У меня не было рядом никого... Я должна была проходить через мой ад в одиночку..... Мы с Майей, фактически...
СС Мертона настолько рассчитывали на то, что я должна была пребывать в состоянии сомнамбулического сна, граничившего с помешательством, что у меня не будет никакого доступа к спасительной информации, что давали нам иногда эти свидания в Mitcham Hub, на территории, побег с которой был так возможен!
Правда, они тщательно предотвращали любую попытку проникновения на территорию свиданий посторонних людей и запрещали пользоваться мобильником для звонков, разумеется, предполагая вариант вмешательства условного кого-то, кто мог бы мне помочь вырвать Катю с территории свиданий.
Всего лишь несколько раз мне было позволено привести на свидание друзей, чьи данные тщательно заранее проверялись, но это уже было на территории крошечного центра свиданий, того самого, что напоминает цивилизованную тюрьму для семей, с автоматической дверью и видекамерами по периметру...
Я читаю мои ремарки к этому отчету, написанному Максин Томпсон (я подчеркнула ее текст, чтобы вы могли отделить его от моих ремарок, написанных на несовершенном английском уже в 2011-м году, когда я начала получать с большим опозданием эти рапорта), и у меня стынет кровь в жилах от моего же собственного тона....
Это - ремарки затравленной матери, пытавшейся обращаться на цивилизованном, пусть и ломаном, априори - чужом языке, к инфернальным сущностям.
Матери, пытавшейся оправдаться ЗА ЛЮБОВЬ И ПРОЯВЛЕНИЯ АГОНИИ И ТОСКИ ПО УКРАДЕННОЙ КРОВИ И ПЛОТИ.
Матери, пытавшейся объяснять сущностям то, в чем они, в сущности, не нуждаются.
Они НЕ НУЖДАЮТСЯ в человеческом языке общения.
Это – унизительная процедура, пустая трата эмоциональных ресурсов...
Более того, ни одна из моих жалоб никогда не были рассмотрены за эти годы ни властями Мертона, ни, позже уже, судьями... Так работает Система.
Поняла я это чуть позже, когда проанализировала события долгих месяцев, и когда мой звериный инстинкт матери, над которой издевалась настоящая банда, называющая себя местной властью, прорвался наружу, когда я просто поняла, что я – на войне. На войне за мою кровь и плоть...
Вот тогда из меня вышибло взрывной волной все эти политесы, и я показала зубы. А вот в тот момент мне не хватало знаний английского языка, для того чтобы в полной мере выражать все, что я о них думала. И еще... я все еще заглядывала им в глаза, в надежде на то, что мои увещевания и цивилизованные доводы будут услышаны, и кто-то, добрый и справедливый, обладающий властью, вдруг придет и положит конец нашему аду на земле.
Вчитайтесь в строки, составленный инрфернальной сущностью Томпсон.
xxxxx
«По моей оценке, около 75 процентов времени свидания мать потратила на поцелуи, поглаживание дочери, обнимала ее, что вызвало у меня такое чувство, словно мать теряет ребенка навсегда.
Кэтрин решила бегать вверх и вниз по игровой площадке вместе с ее матерью, следовавшей за ней.
Мать ...... поглаживала Кэтрин по щеке, целовала Кэтрин в уши, целовала нос Кэтрин, потирала ее живот, пока Кэтрин сидела рядом с ней на стуле.
С учетом продолжительности того, как мать гладила, целовала, обнимала ее дочь, у меня возникло чувство неловкости, которое вынудило меня попросить мать позволить Кэтрин играть на аппаратах. Мать сообщила мне, что Кэтрина не хотела там играть.
Дважды Кэтрин клала руку на лицо матери, словно просила остановить эти непрерывные прикосновения.
Мать подняла Кэтрин вскоре после того, как та закончила есть йогурт.
Мать говорила с Кэтрин на ее родном языке. Кэтрин большей частью общалась с матерью с помощью звуков, чем с применением речи, чтобы завладеть вниманием матери. Физических прикосновений было больше, чем диалогов.
Кэтрин села за стол, чтобы раскрашивать книгу. Мать села рядом с ней. Через несколько минут начала поглаживать шею Кэтрин, вынуждая Кэтрин отвлекаться от книги.
Кэтрин начала истерику, когда ей не удалось получить ее напиток. Мать дала ей напиток, чтобы остановить истерику. Мать также воспользовалась книгой, чтобы отвлечь ее от истерики.
Несмотря на то, что foster carer (фостерный, или социальный воспитатель) дала Кэтрин две бутылочки, с соком и молоком, мать купила Кэтрин сок в упаковке.
Мать покормила Кэтрин чипсами из пакетика. Она отправляла чипсы в рот Кэтрин, одну за другой. У Кэтрин не было мотивации есть самостоятельно. Пока мать кормила дочь, она целовала руки и голову Кэтрин, прикасалась к ее лицу.
Мать покормила Кэтрин йогуртом. Я посоветовала матери позволить Кэтрин есть йогурт самостоятельно, с помощью ложки. Кэтрин левой рукой отправляла йогурт себе в рот.
Я похвалила Кэтрин, сказав «молодец!», чтобы показать матери, как себя вести. Мать сказала Кэтрин «молодец!».
Мать убрала кресло-качалку с дороги, чтобы Кэтрин могла играть в безопасности.
Я предупредила мать, что через десять минут свидание заканчивается, мать одела Кэтрин перед выходом. Надев каждую варежку на ее руки, мать поцеловала руки Кэтрин. Перед тем, как надеть сапоги на Кэтрин, мать поцеловала ее ноги. Мать поцеловала ее руку перед тем, как надеть на нее пальто.
Мать помогла Кэтрин пристегнуться ремнем безопасности в машине.
Кэтрин необходимо больше мотивации, чтобы быть более свободной для изучения окрестностей и для общения с ее ровесниками.
Я сказала foster care, чтобы впредь она использовала детское автомобильное кресло большего размера, с более длинными ремнями, т.к. эти ремни были слишком тугими для Кэтрин. Foster care не смогла настроить ремни, когда я забирала Кэтрин.
Я передала фостер кэр сумку, переданную мне матерью, в которой лежали книги и одежда, рождественские подарки Кэтрин.
Я почувствовала, что излишнее тактильное проявление со стороны матери по отношению к Кэтрин нездорово, на мой взгляд. Я поделилась моими ощущениями устно с соцработником Кэтрин Рут Уилкинсон.
Ххххх
Всякий раз, когда я перечитываю этот и подобные рапорта, у меня от ужаса начинают шевелиться волосы. От реального ужаса соприкосновения с потусторонним миром сущностей. В этом мире, под наблюдением этих инфернальных сущностей, наделенных безграничной властью и не отягощенных человеческой этикой, моралью, совестью, чувствами, сознанием, мы с Катей, словно заложницы в клетке, общались трижды в неделю.
Вот эти Томпсоны, Михно, Уилкинсоны и иже с ними выдавали подобные тексты, на полном серьезе, словно запрограммированные механизмы. Все, что их отличало от механизмов, - это реальное, ощутимое упивание безграничной властью и беспомощностью их жертв.
Каждый день я вела хронику нашего ада, в переписке с моей подругой, с которой делилась, день за днем, этим нереальным, непередаваемым хоррором, сопровождая его фотографиями, короткими видео Кати, снятыми на камеру телефона. И с каждым разом мой внутренний МАТЬ-ЗВЕРЬ все громче взвывал от гнева и боли, приближаясь к той грани, за которой уже не осталось потом ни реверансов и ползания на коленях, ни политесов...
Это – фото, сделанные в тот день, когда я провожала Катю после свидания к машине сущности по имени Максин Томпсон. Я никогда не знала, что наденут на Катю перед свиданием... В морозный день на нее могли надеть вместо добротного длинного пальто такой вот жакетик, в котором она на фото... В тот день Катя захотела, чтобы я надела ей новую белую шапочку, которую я накануне для нее купила... Отсюда такое слегка нелепое сочетание с ее шарфиком, к которому полагалась другая шапочка...
По дороге домой я выла, не видя ни людей, ни дороги... шла, словно на автомате....
Я вернулась в нашу хорошую, красивую, комфортабельную квартиру, с тремя спальнями и садиком, которую потом во всех рапортах, зацепившись за сломавшийся именно в те дни бойлер, в рапортах называли «отсутствием (!!!!!) жилья для ребенка...»... А потом уже, заплетая ложь на лжи, запустили дополнительную многоэтажную ложь, на которой обычно и выстраивается каждый сфабрикованный кейс... Но это – конечно же, не в тему этого топика...
Когда я вернулась домой, я рухнула в моей спальне на кровать, в которой спала обычно с Катей в обнимку, и около суток, почти не моргая, смотрела в потолок, почти не сопротивляясь маленькой смерти, которая снова пришла за мной, как это обычно происходило между нашими свиданиями....
Главное, в тот день ни я, ни Майя, ни Катенька еще не знали о том, что все уже было решено... И что нас ожидало впереди...
P.S. Дата в конце рапорта Максин Томпсон, 31 декабря 2010, - это день сдачи рапорта. Свидание, о котором речь, - 24 декабря 2010 года. Следующее свидание было назначено на 4 января 2011. Десять дней смерти заживо в ожидании очередного 90-минутного счастья.
