Освоение военного искусственного интеллекта (ИИ) в России должно выйти на новый уровень – в Минобороны появится целое специализированное управление, ответственное за внедрение такой техники. Почему искусственный интеллект имеет для военной области принципиальное значение и какое именно оружие будет оснащено им в первую очередь?
До сих пор развитие «боевых роботов» в основном сдерживалось именно уровнем развития их управляющей части – искусственного интеллекта (ИИ). Смысл появления робота на поле боя вполне понятен: если можно не подвергать опасности жизнь военнослужащего, на выполнение сложного задания стоит послать робота. Иначе получится что-то вроде японского самолёта-бомбы «Ока» времён Второй мировой войны, где в каждом аппарате вместо системы управления сидел лётчик-камикадзе с билетом в один конец.
Концепция роботизации и «обесчеловечивания» военной техники отнюдь не нова – первые роботизированные системы, ещё с примитивными исполнительными механизмами и с управлением по обычному радиосигналу или за счёт простейших датчиков, также относятся ещё ко времени Второй мировой войны. Здесь тоже отличились страны Оси: одну из первых настоящих систем управления использовала немецкая ракета «Фау-2». Она позволяла «Фау-2» поражать цели на значительном расстоянии, что стало для союзников неприятным сюрпризом: ведь такое «безлюдное» оружие тогда было в новинку, а урона «Фау-2» смогли нанести не в пример больше, чем японские «Оки».
Разработка боевых роботов в нашей стране тоже имеет богатую историю. Испытания дистанционно управляемых танков в СССР проходили ещё в 1930-е годы, а в производстве боевых беспилотников и «умных» ракет Советский Союз лидировал вплоть до 1991 года.
Сегодня нас уже не удивляют ракеты, которые сами взлетают, выбирают курс или даже садятся – программируемые действия для сложной техники стали уже обыденной реальностью. Конечно, правильнее будет называть такую технику, действующую по заданным программам, роботизированными системами, потому что функции принятия ключевых решений в таком случае все-таки в большей степени возлагаются на оператора, то есть человека.
Однако есть и другой факт: например, даже в существующей в современных БПЛА связке «оператор – аппарат» многие простые функции, такие как регулировка тяги или положение управляющих плоскостей – выполняются роботом, в то время как оператор, например, лишь задаёт курс и скорость движения машины. Такой подход позволяет максимально разгрузить оператора для принятия важных управленческих решений, чтобы не отвлекать его внимание массой сложных и неочевидных процессов, характерных для любой современной техники.
Кроме того, стоит понимать, что оператор БПЛА или дистанционно управляемого танка, сидя в удобном кресле, не «чувствует» машину так, как пилот или механик-водитель. Так что роботу волей-неволей приходится делать это за человека.
В чем же состоит отличие просто роботизированной техники от полностью автономной, которой будет управлять уже настоящий, «взрослый» ИИ? По сути дела, программистам, конструкторам и инженерам сегодня нужно пройти до конечной цели совсем немного. А именно – замкнуть систему получения информации с поля боя на сложный аппарат принятия решений, который уже самостоятельно и автономно от человека предпримет максимально правильные ответные действия.
Такой аппарат сможет не только превзойти оператора в скорости принятия решений, но и будет в гораздо большей степени защищён от действий противника. Ведь одним из главных способов борьбы с беспилотной техникой является глушение или перехват канала управления аппаратом, после чего робот становится или «бесполезным куском металла», или, что ещё хуже – «болванчиком-перебежчиком», которому, например, можно скомандовать сесть на территории противника.
На протяжении последних десятилетий тон в разработке систем ИИ для военных задавали США. Там за перспективные системы отвечало агентство DARPA, под эгидой которого в последние годы ежегодно проходили даже показательные «соревнования» автономных роботов.
Задачи, которые ставились перед участниками соревнований, были достаточно «мирными»: робот должен был открыть дверь, открутить кран, пройти полосу препятствий, поднять груз и т. п. Дополнительную зрелищность придавала антропоморфность роботов: «железные болваны» выглядели достаточно комично, напоминая неуклюжих клоунов, пытающихся на арене цирка показать смешную репризу. Однако в таких соревнованиях отрабатывались реальные системы: работа машинного зрения, создание динамичной 3D-картины окружения, проверка системы принятия сложных решений, отработка точных управляющих воздействий и систем обратной связи.
После 2015 года дальнейшие конкурсы роботов проходили в закрытом режиме и под эгидой Пентагона, поскольку их военная направленность стала очевидной. Это позволяет предположить, что создание полностью автономных систем боя в США уже или вышло на финишную прямую – или же, как минимум, не за горами.
В России подобными исследованиями занимается Фонд перспективных исследований (ФПИ). Одним из его проектов является роботизированная платформа, входящая в «экипировку солдата будущего». По заявлениям ФПИ, у бойца должен появиться личный помощник – робот-оруженосец. Комплекс может рассматриваться в качестве собственной «собаки» бойца, которая позволит ему решать свои задачи быстрее и удобнее, транспортировать его оружие и боеприпасы, обеспечивать связью, видеть дальше и в разных диапазонах, а также поражать цели собственным оружием.
Однако, скорее всего, первыми настоящими автономными системами станут все-таки не наземные роботы, а беспилотные летательные аппараты (БПЛА).
Как заявили в Минобороны России, в оборонном ведомстве запланировано создание специализированного управления, которое займётся вопросами развития искусственного интеллекта. На первом этапе системы ИИ будут внедряться в именно беспилотных летательных аппаратах.
Такой выбор связан с тем, что, как ни странно, управление БПЛА и его окружение являются в гораздо большей степени «аналитическими», нежели, например, поле боя для колёсного или тем более шагающего механизма. По сути, БПЛА перемещается в пустом и однородном пространстве, в котором несущественно влияние рельефа земной поверхности, отсутствуют «мёртвые» зоны в окружающем пространстве, а все объекты, например самолёты противника, легко выделяются из окружающего фона.
Кроме того, подготовка современного лётчика – крайне дорогостоящий процесс, обходящийся в миллионы долларов.
Да и скорость реакции у человека конечна: на быстрое изменение обстановки в воздухе, которое ИИ успешно «отработает», человек просто не успеет среагировать. Причём для оператора БПЛА это будет осложнено ещё и запаздыванием сигнала, который все равно теряет драгоценные доли секунды в каналах между БПЛА и центром управления. Так что указанные скорости, на которых ИИ ещё успевает отреагировать на изменение картины поля боя, для человека уже стали запредельными.
Конечно, у БПЛА есть и свои трудности: он сам летит со скоростью несколько сот метров в секунду, а используемые против него противоракеты и вовсе могут достигать скорости 2–3 км/c. Однако это определяет исключительно требования к быстродействию управляющего ИИ, в то время как алгоритмы поведения остаются достаточно простыми, а действия противника – предсказуемыми.
Согласно концепции развития и боевого применения робототехнических комплексов, на период до 2025 года доля роботов в общей структуре вооружения и военной техники Российской армии должна достичь 30%. Весомая часть этих систем смогут стать не только роботизированными, но и полностью автономными, работающими под управлением искусственного интеллекта.
Алексей Анпилогов
