Отец Всеволод Чаплин, долгое время возглавлявший Синодальный отдел Московского Патриархата по взаимодействию Церкви и общества, выступил на "Эхе Москвы" с потрясшими многих словами о том, что некоторых людей "убивать можно и нужно".
Вот фрагменты выступления отца Чаплина на "Эхе", начавшегося с обсуждения установки в Орле памятника Ивану Грозному:
Ведущая: Да, но ведь позвольте, с такой логикой можно и Сталина, например, оправдывать. Да, конечно, были перегибы, но... мол эффективный менеджер...
Всеволод Чаплин: Он многое сделал... Слушайте, а что, в конце концов, плохого в уничтожении некоторой части внутренних врагов?
Ведущая: "Уничтожение людей" в этом плохое.
Всеволод Чаплин: А что в этом плохого?
Ведущая: Нельзя убивать людей!
Всеволод Чаплин: Почему? Некоторых убивать можно и нужно! Совершенно точно!
Ведущая: "Некоторых" – это каких?
Всеволод Чаплин: И не случайно уничтожают преступников, и не случайно...
Ведущая: У нас отмена смертной казни, я вам напомню.
Всеволод Чаплин: Не факт, что это было правильное решение. Вот смотрите, даже Бог, если мы читаем Ветхий завет, если мы читаем Апокалипсис, то есть Новый завет, прямо санкционировал и санкционирует в будущем уничтожение большого количества людей для назидания остальных. <...> Для назидания обществ иногда необходимо уничтожить некоторое количество тех, кто достоин уничтожения. <...>
Социолог религии Николай Митрохин, автор книги "Русская православная Церковь. Современное состояние и актуальные проблемы", в ответ на вопрос, являются ли слова Чаплина его личным мнением или отражением того, о чем говорят внутри РПЦ, уверенно отвечает, что так думают внутри церкви:
– Рядовое духовенство, епископат в массе своей настроены очень воинственно, не исключают насилия. И в церковной практике насилие – это норма. Епископы бьют священников, которые что-то не то делают в алтаре. Это популярный сюжет для всяких внутрицерковных рассказов. Священники, в свою очередь, могут бить алтарников, иподьяконов. Церковь сейчас является также ведущим социальным институтом, который выступает против так называемой ювенальной юстиции, проще говоря, против запрета на то, чтобы бить детей. Так что для церкви насилие – это норма. Церковь поддерживает милитаристскую риторику. Церковь поддерживает многочисленные военно-патриотические кружки, которые под ее эгидой существуют. Если поговорить с рядовым священником, то, конечно, он будет выражаться как Чаплин или еще хуже. Другой вопрос: стоило ли Чаплина с его людоедскими идеями приводить на радио и давать ему трибуну. Впрочем, это позиция "Эха Москвы", которое дает на своих волнах возможность для высказывания различного рода фашистам. Не будем забывать о том, что несколько правых радикалов ведут там свои передачи. Поэтому все это вполне укладывается, в первую очередь, не только в логику РПЦ, но и в логику "Эха Москвы".
– "Эхо Москвы" как раз собирается не публиковать расшифровку этой речи и, насколько можно судить, не приглашать больше отца Чаплина.
– Они дошли до точки с Чаплиным, когда множество людей начало задаваться вопросом: а куда смотрит прокуратура и не написать ли заявление на радио "Эхо Москвы". В данном случае им грозит совершенно конкретное уголовное дело. Но сама по себе причина, почему они позвали Чаплина на радиостанцию, совершенно очевидна: нужно в очередной раз возбудить либеральную общественность какими-то резкими высказываниями, чтобы из этого возникла дискуссия. Они не стесняются звать человека, который не раз заявлял о своей жесткой и, прямо скажем, фашистской позиции. Поэтому, мне кажется, что здесь большая ошибка со стороны радио "Эхо Москвы", которое несет не меньшую ответственность за подобного рода высказывания, чем тот человек, который их высказал.
– Когда Чаплин вот это высказывает, когда священники массово внутри РПЦ придерживаются таких позиций, у них каким-то образом это сочетается, если так можно выразиться, с концепцией Иисуса Христа, который говорил о любви, о ненасилии?
– В РПЦ, как известно, нет Христа. В ней есть православие, но Христа в ней нет в том понимании, в котором идея Христа была сформирована русской интеллигенцией в начале ХХ века. В течение многих столетий слова, что Иисус есть любовь, просто в голове не помещались. Это не было предметом рассмотрения духовенства. И непонятно, почему оно должно его сейчас рассматривать именно с этой точки зрения. Концепции, которые пытается обсуждать либеральная интеллигенция, – это все как бы варианты западного христианства, "постхолокостного" мышления, которые не имеют никакого отношения к тому, что думают и во что верят в массе своей простые прихожане РПЦ. Для них православие – национальная религия, которая дает духовную силу для "противостояния безбожному Западу" и так далее. Поэтому Чаплин, будучи изгнанным со своего поста, начал сознательно эпатировать публику, оглашая то, что думает консервативная половина его мозга. Публика начала по этому поводу рассуждать. Но, в принципе, это ровно то же самое, что думает любой среднерусский священник, к кому ни подойди.
– Это идет от церкви? Или это церковь идет вслед за паствой?
– Это идет от церкви, конечно. Внутри церкви давно существует и основное ее содержание составляет концепция, связанная с русским национализмом и милитаризмом. Подавляющее большинство духовенства придерживается этих идей и в той или иной форме сообщает о них прихожанам. Другой вопрос: в какой степени церковное руководство все это контролирует? В какой степени духовенству разрешается открывать или закрывать рот по политическим вопросам? Это то, за чем, в принципе, следит церковное руководство. Когда ему потребовалось, чтобы у РПЦ был относительно приличный имидж в Украине, священникам объявили, что они не должны ездить в Украину и помогать сепаратистам. Пара человек, которые нарушили этот запрет, попали под запрет в служении. Сразу русское духовенство про Украину начало высказываться аккуратно. Духовенство может и дальше думать сколь угодно агрессивно. Вопрос: как они будут высказываться в обычной сфере? И это то, что может регулироваться и обществом и государством.
– Давайте вернемся позже к вопросу о регуляции со стороны общества и государства. Поговорим еще о ситуации внутри церкви. Есть же там священники, которые следуют идее, что Бог есть любовь?
– Это концепция, распространенная в очень узкой прослойке московской или питерской интеллигенции, университетской интеллигенции в широком плане. Большая часть духовенства не имеет вообще никакого светского образования, высшего я имею в виду, и очень усредненное среднее образование. Многие из них либо не знают об этой концепции, либо относятся к ней как к интеллигентскому умствованию. Есть единичные священники, может быть, их среди 20 тысяч священников РПЦ наберется несколько сотен, в лучшем случае, которые эту концепцию разделяют. Но они не являются в церкви мейнстримом и сколько-нибудь уважаемым или влиятельным меньшинством.
– Они подвергаются преследованиям внутри церкви?
– Нет, но это настолько отвлеченные от реальных занятий священников идеи, что говорить о том, что это как-либо определяет жизнь церкви, невозможно. Тем более что четко артикулируют подобного рода идеи только отдельные священники, опять же тесно связанные с либеральными кругами. На уровень ниже, в провинции, священник может, с одной стороны, прекрасно рассказывать, что Христос есть любовь, а с другой стороны, руководить военно-патриотическим кружком. Все отлично сочетается в головах в зависимости от личных воззрений, в зависимости от последней книжки, которую они прочли 10 лет назад. И друг другу ничего не противоречит. Именно поэтому священников с четко выраженными либеральными воззрениями, которые готовы говорить, что Бог есть любовь, – десяток, они известны журналистам, которые к ним все время обращаются. За пределами этого узкого круга подобного рода концепции не особо популярны, и нет предмета для разговора.
Реальная жизнь духовенства и реальные идеи в головах настолько разнообразны, настолько трудно поддаются систематизации, что мы можем говорить о социуме, об идеологии, которую мы на самом деле не знаем. Мы можем говорить об их милитаризме. Но у одних этот милитаризм будет четко выражен, они будут в камуфляже все время ходить, кроме службы, а у других эти идеи в голове есть, но публично они не слишком их выражают, потому что считают, что приходу нужно говорить что-то другое. Кроме того, есть возрастные изменения. В молодости люди погорячее, с возрастом становятся умнее, а в старости, наоборот, начинает "ехать крыша", старческий маразм, и люди могут начать говорить какие-то вещи, полностью противоположные тому, что они говорили 15–20 лет назад. Например, отец Дмитрий Дудко под старость стал коммунистом, хотя всю жизнь был резким антикоммунистом. Это динамическая среда в целом антилиберальных идей, но некоторые благородные представления могут находиться в головах или в речи.
– А естественное возражение, что в ХХ веке огромное количество русских православных священников были убиты большевиками, примерно на тех же основаниях, которые использовал отец Чаплин? Это возражение никак не действует на этих людей? Они не чувствуют себя преемниками тех священников, той церкви, которая была уничтожена в результате массовых репрессий?
– Когда им выгодно, чувствуют. Когда им надо аргументировать перед бывшим председателем колхоза, а ныне главой муниципального совета, что нужна краска на церковь, они вспомнят про новомучеников. Вообще, тот человек, который пойдет вспоминать про новомучеников, скорее всего, был членом партии или комсомола, а то и офицером-политработником (это довольно частые случаи) или выпускником местного университета, который писал просоветские статьи. Дело в том, что людей, непосредственно связанных с новомучениками, в России очень мало. И все меньше их остается с годами. Большая часть церкви – это бывшие советские люди, которые до 1991 года вполне верили в какие-то социалистические идеи, носили партбилеты, были в политических организациях и ни о чем подобном не думали. Идеи ответственности власти, идеи памяти о массовых репрессиях – это все имело какое-то значение в конце 80-х годов, но потом быстро сошло на нет. И здесь актуальным является для РПЦ вопрос как раз "постхолокостного" мышления, то, что предлагает интеллигенция, то есть осознание вины, ненужности массовых жертв, но церковь это все последовательно отвергает сейчас. Она считает, что убивать можно, но надо выбрать, как сказал Чаплин, правильную группу для убийства. На этом базируется современная идеология РПЦ.
Валентин Барышников
