В КНР развернулась невиданная ещё борьба с коррупцией, по сравнению с которой меркнут все прежние посадки и расстрелы. Только за два последних года под следствие угодили 182 тысячи госчиновников и партфункционеров. Взялись даже за армию и госбезопасность, которые прежде считались чем-то вроде «священной коровы». И области, на которую распространяется Великая Чистка, только расширяется.
Наблюдатели считают коррупцию, вызванную произволом бюрократических клик, одной из главных причин экономических трудностей Китая. Многочисленные и огромные поборы приводят к тому, что предприниматели не желают связывать свою судьбу с большими, серьезными и долгосрочными проектами. Они ориентированы, прежде всего, на быструю прибыль. Отсюда, собственно и знаменитое «китайское качество», скандалы с которым «потрясают и страну, и мир. Вот лишь несколько наиболее ярких примеров, причем – только в одной сфере, пищевой промышленности. Руководители предприятий этой отрасли теперь всемирно известны тем, что в погоне за удешевлением себестоимости добавляют в свою продукцию опасные для здоровья химикаты. В 2007 году корм для животных китайского производства стал причиной гибели сотен собак в Америке. Смерть большого количества людей, случившуюся в Панаме в том же году, связали с найденной в произведенной в Китае микстуре от кашля химической добавкой. В марте 2013 года на поверхности реки, вода из которой снабжает водопроводную систему Шанхая, были обнаружены сотни тысяч зараженных свиных туш. Их происхождение так и осталось невыясненным, однако есть основания предполагать, что перед нами - сбой в системе незаконного, но широко распространенного в стране сбыта больных животных производителям мясной продукции, который заставил фермеров выбросить свиней в реку. Самый же крупный скандал произошел в 2008 году, когда выяснилось, что производитель детской молочной смеси популярной китайской торговой марки с целью удешевления продукта добавлял в него химикат под названием меламин. В результате употребления этого продукта в стране заболело около 300 тысяч младенцев, 860 из них были госпитализированы и шестеро погибли. Теперь матери-китаянки стараются по мере возможности покупать импортное детское питание... Сегодня находятся эксперты, которые утверждают: размах взяточничества не имеет аналогов ни в истории Китая, ни в мировой практике. (Игорь Панкратенко «Великая чистка» председателя Си» // Столетия. Ру).
Лично я никогда не верил в эффективность китайского «чудесного» метода борьбы с коррупцией. У нас кричали и сейчас кричат, что надо расстреливать, как в Китае. Но, по большему счёту, никакого в этом толку не было и нет. Система только усиливает себя такими вот вырубками, ибо отсекаются всех нелояльных и малоповоротливых. При капитализме коррупция будет существовать в массовых масштабах - и масштабы эти будут только увеличиваться. Потому, что это рыночно, это выгодно, это бизнес. Да, нелегальный, но всё равно - бизнес, и поэтому его никогда не свернут, а будут только развивать (как и торговлю наркотиками, и пр.)
Говорят, что при Сталине мало воровали - потому, что стреляли и сажали (как в КНР). Совершенно неверно. Просто при Сталине было очень мало капитализма. Был жестко мобилизованный госкапитализм с сильными элементами социализма. Он имел все возможности развиваться в направлении информократизации, автоматизации планирования и сворачивании рыночных отношений в пользу прямого и высокотехнологичного продуктообмена - на основе перехода средств производства непосредственно в руки трудовых коллективов. Была возможность и народной, самобытной демократизации на основе перехода власти из рук партийной бюрократии в руки Советов.
Но нет, у нас пошли по пути усиления рыночных отношений. Причем, речь не шла о создании сектора мелкой частной собственности (рестораны, парикмахерские, гостиницы, заводики и т. д.), что было бы только полезно. Сами предприятия были переключены на повышение себестоимости выпускаемой продукции (выгодно же!), тогда как Сталин ориентировал на её понижение, отсюда и знаменитые снижения цен. И что же? Чем больше было рынка, тем больше оказывалось мздоимства и казнокрадства. Хотя, когда провели капитализацию, то наступил уже полный беспредел. Так что, не хотите коррупции - выбирайте социализм.
Сам Китай от социализма весьма далёк, несмотря на то, что его строительство («с китайской спецификой») по-прежнему провозглашается целью общественного развития. Слишком уж велико там имущественное расслоение, слишком уж слабы механизмы социально-государственной поддержки. Но многие, судя по всему, не прочь вернуть многое же из того, что было при Мао Цзедуне во время культурной революции.
«Большинство моих коллег в элитных университетах и институтах Китая представляет Культурную революцию как солнечное затмение, как время ужасающей тьмы, - пишет Ричард Мадсен из Калифорнийского университета. - Но в разговорах с рабочими среднего возраста, живущими в трущобах, с крестьянами из захолустных сел и даже с таксистами в Пекине можно услышать куда более светлые оценки. «Был бы жив Мао, он казнил бы всех коррумпированных чиновников… Был бы жив Мао, американцы не решились бы бомбить наше посольство в Белграде». Эти люди с ностальгией вспоминают «культурную революцию» как время величия, когда Китай был лидером третьего мира, а с рабочими и крестьянами обращались с уважением. Это некая альтернатива псевдомарксистскому неолиберализму, который де-факто превратился в господствующую идеологию в сегодняшней КНР. «Социалистическая рыночная экономика» уже породила недовольство увольнениями, коррупцией, неравенством и социальным расслоением. …разочарованные крестьяне и рабочие однажды могут попытаться поднять над страной новую красную звезду».
В КНР произошло то, чего не произошло ни в одной «соцстране» - организованный народ, в лице молодых рабочих, студентов и крестьян, разгромил бюрократизированную «компартию». Мао призвал - «Критиковать партию!», и она была раскритикована донельзя. По сути, её переучредили, включив туда миллионы представителей «низов». При этом, надо заметить, что культурная революция принципиально отличалась от антибюрократических чисток в СССР и других «соцстранах». Она опиралась именно на организованный народ, а не органы госбезопасности и партаппарат. Само собой, все элитарии дико, люто ненавидят культурную революцию, представляя её в абсолютно черном свете. А это уже подозрительно, само по себе, и мы примерно вот это отлично видели на примере нашей антисталинской чернухи. Ну да ничего, правда всегда выйдет наружу.
Показательно, что критики маоизма, делая упор на разного рода негативные последствия, не указывают на многие важные обстоятельства. А ведь они позволяют взглянуть на дело несколько (если совсем) по-иному. Возьмём, например, «Большой скачок» (1958-1960 годы), когда в КНР сделали попытку осуществить форсированную индустриализацию. В целом, тогдашнее руководство потерпело провал, хотя факт есть факт - на протяжении трех лет удавалось держать высокие темпы роста (в среднем - 20 %). При этом, забывают, что в 1959-1961 годах в Китае имели место быть масштабные стихийные бедствия - самые мощные за весь XX век. И они привели к возникновению грандиозного неурожая. Весьма «удружили» советские «товарищи". Хрущев просто-напросто отозвал всех советских специалистов, а ведь на поддержке СССР были основаны прежние индустриальные проекты и, с её же учетом, планировался сам «скачок».
Кроме того, после некоторого спада последовал подъём: «В 1963 году темпы роста промышленного производства достигают 7,9%, в 1964 – 17,2%, в 1965 – 20,4%, в 1966 – 15,8%. Выпуск сельскохозяйственной продукции по годам рос так: 1963 – 4,5%, 1964 – 9,9%, 1965 – 12,1%, 1966 – 15,6%. В 1966 году объемы сбора продовольственных культур превысили показатель рекордного 1958 года на 7%. Такие высокие темпы роста были заложены экономическими структурами, созданными в годы Большого скачка...» (Виктор Шапинов. «Бунт дело правое!»)
Или вот ещё пример. Одновременно с «Большим скачком» в Китае приступили к созданию «народных коммун», которые иногда сравнивают с нашими колхозами. Коммуны эти нещадно ругают за попытку обобществить всё и вся (опять-таки, вспоминая нашу коллективизацию на её начальном этапе). Тем не менее, забывают, что эти образования призваны были объединить несколько кооперативов в одну территориально-производственную коммуну, обладающую полнотой как экономической, так и административно-политической власти. По сути, речь шла о создании системы прямой, общинной демократии, в которой власть тесно соединена с производством, с хозяйством. Эксцессы, безусловно, были. На местах (совсем как у нас) проявили огромную и, во многом, избыточную энергию. Но уже в феврале 1959 года Мао подверг чересчур ретивых руководителей жесточайшей критике (вспомним сталинское «Головокружение от успехов»), после чего принял меры по преодолению уравниловки. Так, было введено 6-8 уровней оплаты труда.
В 1960-е годы в руководстве КПК и КНР друг другу противостояли две линии - «правая» и «левая», которые можно было бы определить и как «элитарно-бюрократическую» и «народно-демократическую». Первую олицетворял Председатель КНР Лю Шаоци, пользовавшийся поддержкой мощной прослойки партийно-государственных функционеров разного уровня. Согласно ему, нужно было укреплять именно слой «специалистов», оттачивая управленческое мастерство аппарата. Лю объявил на весь Китай: «Впредь крупных массовых движений не будет».
Вторую же линию олицетворял сам Мао, который выступал за то, чтобы именно массы китайского народа контролировали и партию, и её аппарат. К слову, свою решимость опираться на «низы» Кормчий выразил ещё в 1959 году, когда бюрократическая верхушка попыталась свалить его руками недалекого маршала Пэн Дехуая, возглавлявшего министерство обороны. Тогда Мао открыто пригрозил, что в случае победы «правых» бюрократов, он напрямую обратится к массам, и, может быть, даже начнёт партизанскую войну.
В 1966 году противоборство двух линий обострилось, и о его наличии заговорили открыто. В стране образовалась два руководящих центра, с одной стороны ЦК КПК (Лю Шаоци, генсек Дэн Сяопин и др.), с другой - Группа по культурной революции при ЦК, которая поддерживала Мао. Наконец, сторонники Кормчего образовали совершенно неформальную структуру, известную под названием«Штаб Мао Цзедуна» (Цзян Цин, Линья Бяо, Чень Бода и др.).
Во время культурной революции всячески поощрялось вывешивание рукодельных газет - «дацзыбао» («газета, написанная большими иероглифами»). У нас их пренебрежительно считают этакими погромными стенгазетами. На самом деле, дацзыбао, которые вывешивались в самых людных местах, давали возможность донести своё мнение до масс любому человеку (даже и без всякого доступа к СМИ). Если проводить аналогию с современностью, то они были чем-то вроде соцсетей, функционировавших в доинтернетовскую эпохи. В 1975 году за каждым гражданином страны было закреплено право на расклеивание дацзыбао, но через пять лет «реформаторы» отняли его. Газеты нового типа вовлекали в открытую полемику самые широкие массы народа, в первую очередь, молодёжь. Первое дацзыбао выпустили ассистенты, аспиранты и студенты Пекинского университета. Они обрушились на ректора ПУ и Пекинский горком, обвиняя их, в частности, и в зажиме критики. В стране возникло массовое движение, в авангарде которого стояла революционная молодежь.
Характерно, что разные группы (на местах, в вузах, предприятиях и т. д.) этого массового движения налаживали связь между собой на горизонтальном, сетевом уровне, без какой-либо поддержки партийно-бюрократического аппарата. Напротив, Лю Шаоци организовал и отправил на места, вузы и предприятия т. н. «рабочие группы», сформированные из партийных бюрократов. Они всячески тормозили массовое движение и пытались отвратить его от критики. Через некоторое время, под давлением Мао, эти группы были ликвидированы. А в августе 1966 года было принято решение, согласно которому «члены групп и комитетов культурной революции, а также делегаты конференций культурной революции должны избираться путем всеобщих выборов, наподобие того, как это было в Парижской Коммуне. Список кандидатов выдвигается революционными массами после полного обмена мнениями и представляется на голосование после неоднократных обсуждений среди масс. Члены групп и комитетов культурной революции, делегаты конференций культурной революции могут быть в любое время подвергнуты критике со стороны масс, а в случае, когда они не справляются со своими обязанностями, после обсуждения в массах могут быть переизбраны или отозваны и заменены другими».
Наряду с учащимися-«хунвейбинами («красногвардейцами»), происходило создание массовых рабочих организаций, участники которых именовались «цзаофанями («бунтарями»). Они принялись захватывать власть на местах, смещая правящую бюрократию. Настоящая революция произошла в январе 1967 года Шанхае, где на борьбу поднялись сотни тысяч рабочих. Цзаофани устранили прежнее руководство и провозгласили создание Шанхайской Коммуны, основанной на принципах прямой демократии. Движение за создание коммун развернулось по всей стране, но сверху было отдано распоряжение - свернуть. Слишком уж сильным оказалось сопротивление бюрократических группировок (особенно, на местах), которые, несмотря на массовые чистки, сохраняли своё могущество. В результате, вместо коммун были созданы ревкомы, состоящие из молодых революционеров, военнослужащих НОАК и «революционных партийцев». Это был своеобразный компромисс между революционным вождем и партийной бюрократией. Тем не менее, новая система управления позволяла вовлекать широкие массы и контролировать бюрократию. Ревкомы были образованы не только на местах, но и на предприятиях, где они стали органами рабочего самоуправления, ибо большинство их составляли именно рабочие.
Кстати, о предприятиях. Считается, что годы культурной революции были временем дезорганизации китайской экономики. Это совсем не так, более того, новая система управления экономикой обеспечила её устойчивый рост. Вот показатель того, насколько может быть эффективен самоуправляемый социализм, в котором демократия на местах сочетается с сильной власть Вождя («Царь и Советы»): «За период с 1966 по 1976 год, то есть за период Культурной революции валовой национальный продукт вырос с 306,2 до 543,3 млрд. юаней, или на 77,4%. Среднегодовые темпы прироста производства промышленной продукции в 1966-1970 годах составляли 11,7%, что выше, чем в период рыночных «реформ» (около 9%). Рост в тяжелой промышленности был еще выше, в 1966-70 годах составляли 14,7%, в то время как в период первой «реформаторской» пятилетки (1981-85) – 9,6%. Следует учитывать, что в период «реформ» Китай интенсивно привлекал иностранный капитал, в то время как в годы Культурной революции развитие осуществлялось за счет внутренних ресурсов. С 1965 по 1975 год добыча угля увеличилась в 2 раза, нефти – в 6,8, газа – в 8 раз, стали – в 1,9 раз, цемента – 2,8 раз, металлорежущих станков – в 4,4, тракторов мощностью более 20 лошадиных сил – в 8,1 раз, а маломощных тракторов – в 52,2 раза, минеральных удобрений – в 3 раза, хлопчатобумажных тканей – на 49,2%. В сельской местности Китая в 1973 году было 50000 малых гидроэлектростанций (для сравнения: в 1949 году — 26); снабжение сельских областей электроэнергией увеличилось в 1973 году на 330% в сравнении с 1965 годом. В период Культурной революции было построено 1570 крупных и средних промышленных объектов. Китай овладел новейшими технологиями необходимыми для производства ядерного оружия и космических полетов». («Бунт дело правое!»)
В конечном итоге, сторонники Мао Цзедуна наделали много ошибок, важнейшей из которых было сближение с «правыми», в результате чего многие из них (например, Дэн Сяопин) вернулись на властный Олимп. И они не стали церемониться с «левыми», которые были отстранены от власти почти сразу же после смерти Мао Цзедуна. Но, все равно, культурная революция показала бюрократии, что её положение может стать очень шатким. На долгие годы партократов отучили от мысли о возможной реставрации капитализма.
Совсем ещё недавно поворот к социализму (в духе культурной революции) попытался осуществить первый секретарь Чунцинского комитета КПК Бо Силай. Он правил огромной территорией, население которой составляет 32, 5 миллионов человек. Там он возрождал дух маоистского Китай. Проходили конкурсы революционных песен, проводились экскурсии по местам боев Народно-освободительной армии. Но главным был, конечно, особый социально-экономический курс «Красного Бо». Он заключался в том, сократить разрыв между богатыми и бедными, резко усилив социальную роль государства. Стоимость государственных активов была увеличена до 1,25 триллионов юаней (192 миллиарда долларов), и это позволило подняться на 4-е место (с 19-го) среди всех регионов страны. В отличие от других провинций, доходы от деятельности государственных предприятий шли на реализацию социальных проектов. А они были весьма масштабными, так в 2010 году в Чунцине запустил программу строительства 800 тысяч «социальных» квартир - с довольно низкой стоимостью аренды.
С 2007 года экономика провинции росла в среднем на 15,8% в год, а в 2011 году рост ВВП составил 16,4%, что было высочайшими показателями. «...ВВП на душу населения в два раза выше, чем в среднем по Китаю, - писал еще в те, «босилайские», времена Леонид Грук. - Эти показатели сами по себе не вызывают сильного удивления – внешние наблюдатели привыкли к двузначным показателям роста экономики КНР. Однако, экономический рост в Чунцине отличается от роста в других китайских провинциях. Он был основан другой стратегии – на ускорении урбанизации, снижении неравенства, атаке на мафию, предоставлении социального жилья, усилении роли государства в экономике и возрождении маоистской риторики». («Красные песни» и «чунцинская модель». // Liva.Com.Ua)
Бо Силай вёл совершенно бескомпромиссную борьбу с коррупцией. Он назначил на пост начальника управления общественной безопасности легендарного Ван Лицзюня, весьма отличившийся на этом поприще (о нём в Китае даже снят телесериал). И тут начались странности - совершенно внезапно Ван запросил убежище в консульстве США. Американцы, впрочем, выдали его китайским властям, и ему было предъявлено обвинение в соучастии в заказном убийстве английского бизнесмена Нила Хейвуда. При этом, заказчиком этого убийства объявили жену Бо Силая.
Над Бо сгустились тучи, теперь его готовы были выставить как главного коррупционера. Он же решил чётко обозначить свою политическую позицию, сделав на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) следующее заявление: «Если мы строим общество, в котором одни баснословно богаты, а другие прозябают в нищете, значит, мы ничем не отличаемся от капиталистов и давно уже смирились с поражением в идеологической борьбе с Западом». А вскоре он был смещён со всех постов, исключен из партии и приговорён к пожизненному заключению. Журнал The Economist писал тогда, что в Китае произошёл самый настоящий политический поворот.
Очевидно, что возвращения к маоизму (в том или ином его виде) китайское руководство не хочет. Сегодня заметно дальнейшее усиление «китайской специфики», продвижение в сторону национализма и в конфуцианства. Не случайно, в нынешнем уставе КПК она объявлена уже не «авангардом трудящихся», но «авангардом китайской нации». А вместо термина «классовая борьба» очень часто упоминается термин «сяокан» («малое благоденствие»). Еще при Ху Цзиньтао в официальный оборот вошёл конфуцианский термин «хэссе» («гармонизация»). Многих такая эволюция обрадует, но, как представляется, она вполне могла бы сочетаться и с социалистическим выбором, причем реальным.
Председатель Си Цзиньпин заявляет о том, что т. н. «общечеловеческие» ценности являются ценностями западными, и их не следовало бы навязывать всему миру. При этом КНР может стать центром, притягивающим всех недовольных засильем Запада. Весьма знаковым событием стала недавняя публикация в газете «Хуань-цю жибао» концептуальной статьи эксперта Фуданьского университета Ван Ивэя, пользующегося поддержкой руководства. В ней утверждается, что «главная задача китайского руководства – оградить Азию от вторжения западных стран и разрушить гегемонию общечеловеческих ценностей. Ван Ивэй противопоставил Западу остальной мир, который должен стать «миром Мечты Китая», и призвал к максимально жёстким действиям по продвижению китайских интересов на международной арене».
Что же до великой антикоррупционной чистки, то она направлена, в том числе, и на централизацию власти. Она нужна и для того, чтобы реально сдерживать местные кланы, и для того, чтобы, в случае необходимости, нанести мощный удар по политическим противникам. На это направлена и реформа судебной системы, о которой говорится в недавнем коммюнике ЦК КПК: «Верховный народный суд создаст выездные суды, в Китае будет рассмотрена возможность создания судов и прокуратур, чья юрисдикция будет выходить за пределы административных единиц, а также возможность разрешения прокурорам инициировать судебные разбирательства в общественных интересах. (…)». В случае успешной реализации своего плана, суды будут эффективно контролироваться сверху.
Как бы то ни было, но управленческая вертикаль КНР сегодня переживает большие потрясения, которые, как очевидно, приведут к существенным изменениям всей государственно-политической системы.
Автор Александр Елисеев
