– Скажите, есть ли, на ваш взгляд, параллель между протестами в Софии и Минске? Чего здесь больше: сходства или различий?
– Если можно определить общее, то это – протест как симптом и как инструмент ползучей дестабилизации, катализированной и ковидизированной в течение этого странного года. Но если конкретно, то в Софии и в Минске протест проходит по-разному.
– Каково ваше прочтение происходящего в Белоруссии? В последние месяцы внимание сфокусировано на Минске, пишутся аналитические обзоры, высказываются различные точки зрения.
– Интерес к Белоруссии оправдан, потому что происходящее там является репетицией – «цветной» тренировкой предстоящих протестных перфомансов в России... До августа Белоруссия была примером стабильности, этакой «анти-Украины», постсоветского государства с успешной многовекторной политикой (уже – неуспешной) и с экономикой, защищённой от приватизации. То есть это был прагматичный постсоветский социализм, все ещё успешный и уникальный пример для постсоветского пространства.
Одна из целей протеста – «правильная народная приватизация» плюс предотвращение возведения белорусской атомной электростанции, которая, однако, была введена в эксплуатацию вскоре после избрания Лукашенко. С экономической точки зрения требования протеста суицидальны, зато они очень модные – «свобода, Санчо!».
– Есть ли геополитические интересы, управляющие протестами?
– С геополитической точки зрения минский протест стремится вывести Белоруссию из орбиты России, конкретнее – расторгнуть союзный договор, что было целью оппозиции ещё до выборов.
Действующие лица первой линии, авансцены – соседи Минска: Польша, Украина и Литва, чьи министры иностранных дел в канун президентских выборов в Белоруссии подписали Люблинский договор (28 июля 2020 г.) или «Люблинский треугольник». Символичный акт, напоминающий о Люблинской унии (1569 г.), объединившей Королевство Польское с Великим княжеством Литовским в Речь Посполитую, - тонкий намёк на принадлежность Белоруссии Польше, как считает Варшава. Это могло бы быть лишь символичным форматом партнёрства, если бы не гиперактивное польское вмешательство в минские протесты против Лукашенко. Польский телеграмм-канал «Nexta» координирует каждый шаг протестующих, которые получают ежедневные подробные инструкции о маршруте, необходимом реквизите, примерных лозунгах, дресс-коде и прочих деталях, представляющихся внешнему наблюдателю спонтанными, но являющимися, по сути, плодом дисциплины. Последнее у нас трудно достижимо (да здравствуют Балканы!).
Характерные примеры директив «Nexta». «Если ваша школа из множества, где сфальсифицированы выборы, то пришло время вернуть власть над своими детьми: вызывайте виновников-директоров и учителей и требуйте ответа, почему они пошли на преступление против народа (…) никаких денег на ремонт, никаких олимпиад и никаких родительских собраний (…). Расклеивайте возле школы листовки с портретами учителей, укравших голоса народа… Вместо учебников приносите Конституцию и Трудовой кодекс… Читайте стихи и рисуйте плакаты. Это часть нашей программы к 1 сентября (началу учебного года), завтра мы расскажем вам больше. Устроим оккупантам не просто горячую осень, но и последнюю!».
За этим виртуальным инструктажем следует реальный террор учителей, попытка линчевания – такова часть тактики «ненасильственного протеста» в Минске.
Другой приём минских протестующих, дирижируемых польской «Next»ой – публикация списков (с телефонами, адресами и прочими личными данными) правоохранителей, прокуроров, представителей интеллигенции, защищающих законную власть и своего президента. Список назван «люстратором» подобно сайту «Миротворец» на Украине. Его цель – запугивание каждого, кто дерзнул не «скакать» вместе с «мирным» протестом. Доносчиков называют «кибер-партизанами», а несогласных – «национальными предателями».
Большевистское ретро, но реальное и либеральное по виду, каждый может проверить.
– Какие цели преследуют противники Лукашенко?
– В культурном плане целью протеста является отмена официального статуса русского языка – белорусизация в более мягком, чем на Украине, варианте. Это не только одномоментное заявление, а политика части советской белорусской элиты калибра Станислава Шушкевича, принимавшего Ельцина и Кравчука в Беловежской пуще в декабре 1991-го, когда было подписано соглашение о роспуске СССР. Лукашенко так долго остаётся президентом именно потому, что даёт русскому и белорусскому языкам равные права и одновременно поощряет белорусскую культуру наравне с русской, не противопоставляя их.
Однако «русофобия-лайт» есть и у Лукашенко – классическим её примером является интерпретация Отечественной войны 1812 г. в белорусских учебниках по истории, где война не «Отечественная», а «русско-французская», согласно польской версии. Великая Отечественная война, напротив, возведена в культ, то есть признается советское наследие, но не русское – имперское. Александр Григорьевич по-своему оценивает некоторые исторические реалии.
В духовном плане протесты в Минске находятся на разломе: православие – католицизм, Москва – Ватикан. Католики, подобно униатам Украины, поддерживают протестующих. Лукашенко временно запретил митрополиту Тадеушу Кондрусевичу – поляку с белорусским гражданством, вернуться в Минск после посещению Варшавы.
В идеологическом плане минские протесты целиком в матрице европейских ценностей: феминизм в агрессивной форме, ЛГБТ и гендерные права: «Женщины против сексизма, гомофобии, Лукашенко, уходи!», «Гранд-парад женских миротворческих сил», на котором протестуют «минские валькирии» (польский «Nexta» так ласково их называет, координируя «протестную локацию»). Плакат «парада» – летящий супермен с поднятым кулаком. Не на метле – все-таки ХХI век.
100 лет назад такой же феминистский феномен поразил Россию, поэт Максимилиан Волошин так его описал: «Я в сердце девушки вложу восторг убийства, и в душу детскую кровавые мечты», «революция сразу сжигает их. ... Они (женщины) ждут её дуновения, и когда губы мятежа прикоснутся к их лбу, им больше нечего делать на земле».
Прозвище минских протестующих – «невероятные» (как «умные и красивые» в Болгарии). От – «Белорусы, вы невероятны» (Колесникова, часть трио Тихановской).
Будь невероятным – устрой приватизацию, будь невероятным – закрой атомную электростанцию, будь невероятным – ищи посредничества европейских сил, сделай свою страну невероятно независимой, будь невероятен! Будь умён и красив!
– Вернёмся к происходящему у нас. Протест в Болгарии не перерастает в масштабную «цветную революцию», но подрывает доверие к власти. Что вы думаете формах выражения гражданского недовольства у нас?
– Доверия к власти не было и до протеста, у нас это константа. Протест является инструментом захвата власти в неординарной ситуации в отличие от выборов, например. Неизбежно и то, что первая идеалистическая протестная волна оправданного общественного возмущения подхватывается политическим серфингом старых, но якобы новых функционеров, что и случилось у нас. Меня неприятно озадачила антиправославная линия протеста («Ядовитого трио», некоторых ораторов из гайд-парка возле президентских структур, призывавших освистать Священный синод). Протестующие нагрубили епископу Тихону, присутствовавшему при открытии третьей линии Софийского метро, храм Св. Седьмочисленников был помечен надписями «отставка». Это отсутствие ощущения святыни или оно притупилось – национальный флаг с той же надписью «отставка» был водружён на памятнике на Шипке. Эстетизация смерти, называемая креативом, а, в сущности, являющаяся кощунством: гробы, поминальная кутья (за живого человека, он же и премьер-министр), виселицы, повешенное чучело на Орловом мосту, показные ритуалы вуду и прочие «инсталляции» – это не безобидная символика, а антихристианская инициация присутствующих, зевак, «арт» настроенных. И всё – в паузах между метанием яиц по стражам правопорядка. Впрочем, то же самое было и в Минске.
Вторая неприятная тенденция – ожидание, что благодетель со стороны решит наши проблемы, – будь то европейский комиссар, институция или иностранное посольство. Вполне естественно воспринимается то, что мы не имеем субъектности, а являемся объектами чужой политики под лозунгами: «Братки, вон!» и «Система нас убивает!».
Было два протеста перед американским посольством в Софии, первый – 21 июля, не был отражён в СМИ, потому что его лозунгом было: «Против чужого вмешательства в болгарскую политику». Второй прошёл в конце июля на том же месте, но с другим призывом: «Очень вас просим, возьмите своего "братка"!» и с объяснением по Болгарскому свободному ТВ-каналу (Социалистической партии РБ), плотно отражавшему протесты: «Мы хотим ясно заявить, что эти геополитические интересы…может защищать и некоррумпированное правительство, всем ясно, что все происходит при поддержке великих сил». И чтобы не получилось, будто нет протеста против вмешательства великой силы, а с точностью до наоборот, следуют расшаркивание и селфи.
Третья тенденция – за смену у нас политической системы, за Великое народное собрание (особая институция в Болгарии, имеющая исключительные права для решения определённого круга вопросов), «конституционные изменения», а затем прямо – за новую конституцию. Эта тенденция, к сожалению, отстаивается и лидерами протеста – «Ядовитым трио» (Бабикян, Минеков и Хаджигенов) и властью, которая подхватила идею, чтобы выиграть время, и президентом, который свой проект ещё не озвучил, но дал своё согласие на изменения. Новая конституция означает, что дебаты о ратификации отвергнутой болгарами Стамбульской конвенции будут возобновлены.
– Брюссель более строг по отношению к Лукашенко, нежели к Борисову, что можно объяснить членством Болгарии в ЕС, а партии ГЕРБ – в Европейской народной партии (самая большая группа в Европарламенте). Но все-таки мы стали свидетелями принятия резолюции о состоянии правового государства и верховенстве закона. По-вашему, прозрела ли Европа относительно коррупции в Болгарии, свободы слова и судебной реформы?
– Европа не спящая красавица, которая может вдруг проснуться от сказочной протестной галантности. Европейский союз занял пропротестную и анти-Лукашенковскую позицию, потому что Белоруссия может стать геополитическим приобретением – стратегически это замкнёт обруч вокруг России, до сего момента разорванный Минском. Болгария в ЕС исполняет все евроатлантические предписания по нескольку раз: один раз – с Брюсселем, второй – с Вашингтоном и третий – с Берлином, на всякий случай. Европа все видит, но и получает от Болгарии всё или почти всё, большой проблемой для неё стало непринятие Болгарией Стамбульской конвенции, именно поэтому данная тема была включена в резолюцию под пунктами 17 и 18. Меньшая, но все-таки проблема – болгаро-македонские отношения. Остальное – лирика.
– Из-за коррупции и срыва в соблюдении закона внимание внезапно было привлечено к Стамбульской конвенции и регистрации ОМО «Илинден» (сепаратистская и непризнанная в Болгарии македонская политическая партия). Почему, по-вашему?
– Оно было не отклонено, внимание было направлено на эти две темы. ЕС интересуется т.н. «македонским меньшинством» и, особенно яростно – гендер-идеологией. Первое обеспечит территориальное расширение за счёт постюгославских земель, второе – идеологическое доминирование, гендерная идентичность в «зонах человечности».
Другие темы – о коррупции, свободе слова и прочие для еврократов не имеют значения, кроме как в качестве инструмента для нажима, если понадобится. Они имеют значение для нас, но подпись под этой резолюцией есть знак согласия и с «македонским меньшинством» и с «глубокой озабоченностью» тем, что мы отбросили Стамбульскую конвенцию. Необязательный характер резолюции не меняет факта, что она является официальным документом, подписанным болгарскими евродепутатами.
– Повлияет ли эта резолюция на внешнюю политику нашей страны?
– Она будет использована нашими северо-македонскими соседями в их болгарофобской пропаганде, но мы сами её подписали.
– Есть ли у Болгарии ясные национальные интересы или правительство Борисова держит нос по ветру, следуя интересам Великих сил, от которых оно зависит?
– Правительство Борисова, как и все правительства нашего переходного периода, вслушивается. Вслушивание является не национальным интересом, а политической рефлексией в геополитической реальности, которая сложилась не в нашу пользу…
Беседу вела Таня Джоева
Перевод с болгарского Янины Алексеевой
