Почему неонацизм зарождается на базе популистских режимов.
Речь Владимира Путина на Валдайском форуме присутствовавшими там западными экспертами уже названа «Мюнхен 2.0». Причём если в феврале 2007-го он в основном указывал на угрозы, к которым ведут складывающиеся глобальные тенденции, сформированные политической и экономической линией Запада, то сейчас он говорил об их результатах как о свершившихся фактах. Однако, помимо привычной геополитической плоскости, президент России отметил нарастающую проблему, вызванную западным эгоизмом и откровенным провалом идеи глобализма как безусловной гарантии от международных конфликтов.
Тем самым получил своё подтверждение факт глубокого кризиса базовых принципов организации социума и фундаментальных подходов к мировосприятию. Прошедший ХХ век принято считать эпохой конкуренции коммунистической и капиталистической базовых идей. В начале 90-х, потерпев поражение в холодной войне, коммунизм, по мнению Запада, окончательно проиграл, уступив дорогу торжественному шествию капитализма по всему миру. Однако в последнее время капитализм сталкивается с масштабными кризисами, тем самым возвращая к жизни оконченную было дискуссию о преимуществе других подходов, включая коммунистический. Чему, кстати, в изрядной степени способствуют успехи Китая — страны, по сей день руководимой его коммунистической партией.
Однако анализ перемен в нынешней политической действительности Европы и США наглядно показывает, что в реальности споры коммунистов с капиталистами откровенно уходят на второй план под давлением новой парадигмы — воинственного популизма. Причём если раньше его считали лишь узкомаргинальной принадлежностью, лежащей вне современного политического поля, то сегодня он не только превратился в общественную норму, но и проник на уровень действующей международной политики. А самое главное заключается в том, что популизм сейчас успешно нивелирует различия между правыми и левыми, сводя политику только к безответственному сиюминутному эгоизму, готовому добиваться желаемого в первую очередь грубой силой. Что, по большому счёту, и есть фашизм.
Выбор за всё хорошее и против всего плохого
Единую Европу составляют 28 очень разных стран со своими уникальными выборными циклами. Но как-то так совпало, что на 2017 год пришлись президентские выборы в Германии, Венгрии, Франции, Словении и парламентские выборы в Германии, Нидерландах, Болгарии, Великобритании, Франции, Норвегии, Чехии, а также целый ряд референдумов, включая о независимости Каталонии. Тем самым высветилась общая картина политических тенденций, доминирующих на данный момент. Наиболее наглядно она проявилась в Чехии, в очередной раз оказавшейся на границе разлома между Западом и Востоком, потому раньше многих ощутившей кризис доминировавшей идеи капиталистического глобализма.
По конституции Чехия является парламентско-президентской республикой, где глава парламента фактически возглавляет всю исполнительную власть в стране. Президент там, конечно, может накладывать вето на парламентские законы, но в целом на работу правительства он не влияет. Внешнюю и внутреннюю политику Чехии определяет премьер-министр, возглавляющий правительство и опирающийся на парламент. Это подчёркивает важность парламентских выборов, так как по традиции премьером страны становится лидер победившей на них партии, а её политическая платформа ложится в основу позиции всего государства.
В качестве примера. До недавнего времени президентское кресло в Чехии занимал Милош Земан, придерживавшийся левопопулистских и евроскептических взглядов. В официальных заявлениях он постоянно критиковал Брюссель и выступал за признание Крыма российским. Однако это не находило отражения в генеральной линии чешского государства, так как на посту фактически формировавшего её премьера находился социал-демократ Богуслав Соботка, выступавший с антироссийских и категорически «проеэсовских» позиций.
На старте предвыборная картина в Чехии выглядела достаточно обычно: «классические» социал-демократы, традиционно возглавлявшие чешское общество, противостояли всяким разным «всем прочим» с обоих политических флангов, включая вовсе уж эпатажные формации вроде Пиратской партии и национал-патриотической партии «Свобода и прямая демократия». Среди прочих там числилась и откровенно популистская «Партия недовольных граждан», сокращённо называющая себя ANO-2011, и даже Коммунистическая партия Богемии и Моравии.
Тем неожиданнее оказался финал. Социал-демократы с треском потеряли 35% голосов, едва удержали за собой долю в 7,28% электората и скатились на шестое место. А победу с 29,65% голосов уверенно одержала ANO. С огромным отрывом второе место (11,37%) заняла также достаточно новая для чешской политики Гражданская демократическая партия. Третье место (10,79%) заняла Пиратская партия. Партия прямой демократии стала четвёртой, у неё 10,64%. Коммунисты Чехии и Моравии (7,77%) — пятые. И вот с этого момента начинается самое интересное.
Если не смотреть на названия, а отталкиваться только от программных заявлений, то оказывается, что все пять первых мест заняты политическими силами откровенно популистского содержания. Причём лишь у Прямой демократии и коммунистов популизм хоть как-то окрашен цветами традиционно конкурирующих классических идей: коммунизма — у КЧМ и ультраправого национализма — у ППД, а 51,81% избирателей проголосовали за практически чистый популизм в стиле «за всё хорошее и против всего плохого». А самое главное, популизм неизбежно становится основой для формирования политических союзов, так как для формирования правительства ANO должна создать коалицию, охватывающую не менее половины голосов избирателей. И с кем именно создавать эти союзы, победителю безразлично. Сегодня ANO победила на требованиях большей автономии для Чехии в ЕС, против приёма беженцев и за отмену антироссийских санкций, но всего несколько недель назад она же чётко выступала в поддержку санкций «из-за Крыма» и осуждала российскую агрессию на Юго-Востоке Украины.
Таким образом, сейчас будущее чешской политики зависит от конкретного состава будущей коалиции. Причём аналитики склоняются к тому, что союз лидера с коммунистами и правыми радикалами более чем возможен. В сущности, в прежнем составе парламента он и так уже сложился, учитывая сколь часто эти три партии по разным вопросам выступали если не единым фронтом, то с очень близких позиций.
И это далеко не единственный пример на первый взгляд невозможного сближения правых с левыми и капиталистов с коммунистами. Практически аналогичная картина наблюдается в Греции, в Австрии, да почти везде, включая Францию, где на президентских выборах Франсуа Макрон выскочил чёртиком из табакерки и успешно обошёл прочих кандидатов на совершенно популистских обещаниях.
№ 1. Популисты с подвижной идеологической платформой начинают побеждать в Европе традиционные партии. Популизм нивелирует различия между правыми и левыми, обещая избирателю всё и сразу.
Эффект безразличия, или От демократии к фашизму
И ведь нельзя сказать, что популизм является чисто европейской или только строго западной проблемой. Итоги досрочных выборов в нижнюю палату японского парламента показали точно такой же результат. Исповедующие популизм движения успешно разрушают сложившийся за послевоенное время механизм классических традиционных партий, чётко расставленных между «правой» и «левой» идеями, между «анархией свободного рынка» и «железным коммунистическим планом».
В этом смысле популизм в систему совершенно не укладывается, и пока она в целом успешно реагировала на вызовы реального мира, популизм оставался уделом далёкой и отсталой периферии. Даже в бурно развивающейся действительности второй половины ХХ века он обычно ассоциировался разве что с Африкой и Латинской Америкой. Именно там у политиков было популярно прикрывать личную тягу к власти разного рода социально привлекательными идеями, причём в максимально простых формах, понятных и популярных среди населения. Последствия реализации обещаний никого не волновали, ибо всегда можно было найти, на кого списать неудачу.
Однако по мере того, как с задачей управления не справлялись традиционные политические партии, популярность популизма вернулась и «в передовые западные страны». Имущественное расслоение общества, деградация образования, прежде всего в части системности мировосприятия, рост безработицы и ряд других факторов формируют в населении привлекательность идеи о противостоянии «народа» и «элиты», а также необходимости расширения так называемой прямой демократии с креном в народное вече или майдан.
Стремление к получению как можно более быстрого результата, как правило, оборачивается ростом примитивности представляемой картины мира и сокращением её глубины. Тем самым оказался запущен процесс сближения правого и левого политических флангов с откровенным выхолащиванием базовых смыслов формировавших их фундаментальных идей. Этот момент лучше всего был сформулирован в докладе «Современный технологический популизм» Экспертного института экспертных исследований при Администрации президента РФ.
Успех популизма основывается на росте потребительской психологии населения, рассматривающей политиков и их партии только в качестве аналогов товаров из супермаркета, конкурирующих за внимание потребителя и интересных лишь тем количеством благ, которые могут ему «за одни и те же деньги» обеспечить. Политические, идейные, этические и все прочие различия своё значение утрачивают. В конце концов, складывается ощущение, что вне зависимости от политических взглядов, идейных концепций или даже конкретных лозунгов между политиками нет никакой разницы, так как все они обещают одно и то же. На первое место выходят яркость образов и красота лозунгов. Чем они абстрактнее, тем лучше, ибо позволяют самым разным людям самостоятельно заполнять их собственными смыслами, формируя ощущение единства (народа, класса), которого на самом деле нет.
№ 2. Успех популизма основывается на росте потребительской психологии населения, воспринимающей политиков и их партии как товары из супермаркета. Кто больше пообещает, тот и интереснее для избирателя.
Пример Украины наглядно показывает, как популизм проникает в правящие элиты, заражает их и в конечном итоге начинает влиять на политику государства. Пока популистские идеи и лозунги находились в оппозиции, выражавшие их партии, движения и отдельные политики требовали расширения прав и свобод, выступали за многопартийность и демократию, а также настаивали на праве народа самому определять, как жить, даже если его реализация вступала в конфликт с действующим законодательством. Но, добившись власти, лидеры популистов столкнулись с проблемой смыслов и последствиями разрушения сакральности власти как института. Кто угодно может провозгласить себя представителем народа или командиром батальона добровольцев и на этом основании потребовать себе достойный кусок властного пирога. А его на всех обычно не хватает, и тогда они начинают процесс монетизации своего нового положения.
Отсутствие внятной политической программы не оставляет возможности объединения народа с помощью демократических принципов, что в конечном итоге приводит лидеров популистских сил к наиболее простому решению — заставить всех хоть в чём-либо несогласных подчиниться с помощью обычной силы и под лозунгом обязательств граждан перед государством. Всех граждан, вне зависимости от политических и прочих взглядов. Демократия отменяется. Вводятся квоты и ограничения, а все хоть сколько-нибудь несогласные подвергаются гонениям. Что в итоге выливается в обыкновенный фашизм.
От недоговороспособности к агрессивности
Но самую большую угрозу популизм несёт системе международной безопасности. В погоне за сиюминутными и обычно прямо эгоистичными решениями заражённые популизмом элиты начинают разрушать сложившийся механизм международного права.
Совет Безопасности ООН санкционировал в Ливии только введение бесполётной зоны, а авиация НАТО, им прикрывшись, фактически уничтожила там государство. Иран согласился на американские условия по так называемой «ядерной сделке» и строго соблюдал все пункты официально заключённого договора, а США под надуманным предлогом от своих по нему обязательств в одностороннем порядке отказываются. Вашингтону для достижения своих геополитических целей на Ближнем Востоке понадобилась «пехота», и он начал оказывать военную и военно-техническую «помощь» курдам, в том числе поддерживая их идею к национальному самоопределению даже вопреки интересам других своих союзников в регионе — Турции и Ирака. Тем самым США активно подтолкнули курдов к референдуму о независимости. И бросили их на произвол судьбы сразу же, как только посчитали продолжение себе не нужным.
И не только Вашингтон, и не только на Ближнем Востоке. Рост воинственности популизма на международной арене начинает проявлять себя буквально везде. Польша пытается строить свое Междуморье и предъявляет претензии не только России с Беларусью, но и Германии. В то же время президент Хорватии Колинда Грабар-Китарович рекомендует России к этому откровенно антироссийскому Междуморью присоединиться.
Причём ответственными за негативные последствия популистской политики всегда назначают кто угодно, кроме самих себя. Войну в Донбассе начали захватившие власть в Киеве проамериканские путчисты, а вину за неё возлагают на Россию. В Вашингтоне вообще считают, что это не США должны восстанавливать отношения с РФ, а строго наоборот — просить прощения обязана Москва. И уверенность в своём праве так относиться к внешнему миру там базируется на убеждении в способности США выиграть глобальную ядерную войну.
Последнее как раз наиболее опасно. В мире, где стороны не намерены соблюдать достигнутые договорённости, пропадает смысл заключать какие-либо соглашения вообще. Существующие разногласия решают прежде всего с позиции силы, что резко повышает риск возникновения прямых военных конфликтов, в том числе чреватых разрастанием их масштаба до общепланетарного, учитывая многогранность большинства спорных вопросов и текущий уровень развития вооружений, включая ядерные.
№ 3. Опасность популизма в том, что он деформирует мировую политику, делает режимы недоговороспособными. Популист под давлением своих обещаний быстро превращается в фашиста.
Автор:Александр Запольскис
