Если вы видите какие-то скандалы вокруг судебно-полицейской системы государства, значит, вы видите обострение внутриклассовой борьбы за власть. Судебно-полицейская система – это карательный блок государственных механизмов, и он всегда служит делу победившего и правящего класса. Все разговоры о том, что здесь должна быть какая-то справедливость и какая-то демократия – это демагогия для простофиль и доверчивых простаков.
Судебно-полицейская система - это инструмент передела и сохранения власти и собственности. И как только оппозиция дотянется до власти, эта система немедленно станет её устраивать и будет служить её клановым и классовым интересам. При сохранении всех тех качеств, которые так её не устраивали, когда она была вне власти.
Больше того – все прежние пороки судебно-полицейской системы будут усилены, а сопротивление им грубо подавлено. Не случайно один из идеологов либеральной оппозиции утверждает, что сменить «этот режим» можно или диктатурой, или внешним управлением. Умалчивая, что всякая диктатура победившего класса – это непременное проявление элемента внешнего управления. Вся история победивших революций с полной наглядностью иллюстрирует этот тезис.
Провокация революции через объявление существующей системы власти тиранией и сатрапией – типичная ловушка для толпы, которая после сноса старой машины управления получает новую тиранию и сатрапию в намного более откровенном и жестоком виде. При этом все насилия оправдываются сакральными категориями борьбы за свободу, демократию и справедливость. Именно так действовали все инквизиции, трибуналы, особые тройки и чрезвычайные комиссии.
Совершенно правы те, кто, увидев некий кризис существующей судебно-следственной системы в деле Голунова и Устинова, ехидно замечают, что победи те, кто несёт этих персонажей на руках, в случае прихода к власти ту же Симонян защищать от произвола не станут. И пойдёт Симонян за свои слова по этапу в солнечный Магадан или в ледяную Колыму без всякой защиты интеллигентской касты проходить трудовое перевоспитание по причине политической целесообразности.
За всяким внешним феноменом непременно стоят какие-то глубинные, невидимые на первый взгляд процессы. Существующая судебно-правовая система всегда была такой, какой она есть, и всегда такой будет. Её задача – не справедливость доказывать, а защищать позиции правящего класса, что невозможно без подавления оппонентов по политическим установкам.
В интернете сейчас много роликов самой разной оппозиции, где дело Устинова подаётся как символ отсутствия у нас судебной системы и её трансформации из суда в судилище. Потерявший работу Борис Кагарлицкий жалуется, что суд, обвинивший его институт в статусе иностранного агента, не рассматривал доказательства отсутствия внешнего финансирования и не слушал доводы защиты, а судья, выслушав обвинения, просто открыл отдельную папку и зачитал текст обвинения по копии из электронной почты, что и продемонстрировал обвиняемому. То есть, показал наличие установки сверху и своё бессилие.
Претензия оппозиции к суду в том, что она пренебрегает формальной процедурой разбирательства дела по существу. Решение суда всегда поддерживает позицию обвинения, а обвинение часто бывает политической местью. И скандалом это становится не тогда, когда месть случается, а тогда, когда она, по мнению рвущегося к власти клана, чрезмерна.
Большевики обвиняли царские суды в сатрапии, но красный террор превзошёл все царские судебные изъяны во много раз. Репрессии тридцатых годов так же не имели прецедента в Российской Империи. «Телефонное право» в российских судах принято относить ко времени господства Советской власти. Сейчас это представлено в виде некоего рудимента, пережитка прошлого, по недоразумению сохранившегося в новой эпохе.
Оппозиция в своих пропагандистских роликах любит сопровождать свои оценки нашей судебной системы фразой «это вам не американские суды», прямо намекая, что там есть состязательность сторон и гарантия справедливости, а вот у нас этого нет. Даже в советское время, дескать, были народные заседатели, а сейчас их нет, и когда судья удаляется на совещание, это просто ритуал, ибо ему не с кем совещаться, только с собой или с телефонной трубкой. И это подаётся как доказательство несправедливости судебной системы. Как будто народные заседатели в СССР могли быть свободны от влияния фразы «Есть мнение» и отпустить того, на кого пришла разнарядка на посадку.
Однако те, кто противопоставляет советско-российскую судебно-следственную систему американской, не знакомы с американскими реалиями. Крики «Да здравствует американский суд, самый справедливый суд в мире!» повисают в конфузном молчании, если посмотреть на судьбу клана Клинтонов, за которыми тянется кровавый след в десятки трупов, но которых, тем не менее, ни один суд не смеет обвинить.
Если посмотреть, как американское правосудие травит не погрязшего в коррупции Байдена, кующего бабло на использовании служебного положения, а Трампа, решившего вытащить Байдена с его делишками за ухо на свет солнца, все иллюзии рассеются.
Стоит увидеть, как американская партийная система, подмяв систему судебную, всеми силами защищает своих и травит противников. Как не видит наркоторговлю ЦРУ и Пентагона и пытки в Гуантанамо. Как в упор не видит, кто же убил Роберта и Джона Кеннеди. А совсем недавнее убийство в одиночной камере Эпштейна – торговца несовершеннолетними детьми обоих полов для политической элиты США и Запада в целом? Таких примеров – миллион, поэтому не смешите наши тапочки...
И суды здесь в американской системе – самые настоящие приводные ремни власти. Полностью в соответствии со старым советским анекдотом про убийство Патриса Лумумбы:
- Товарищи студенты, вчера американские империалисты убили Патриса Лумумбу.
- Кого убили?
- Патриса Лумумбу.
- Кого-кого?
- Кого надо, того и убили.
И это правда. Убили кого надо, а не того, кто просто под руку попал. Никого не нашли, как и в деле убийства Кеннеди. Тех, кого объявили убийцами – откровенные подставные фигуры. И молчит американская Фемида с завязанными глазами. Уши-то у неё свободны, указания принимать в состоянии.
Никакая судебная система государства в принципе не может быть местом поиска справедливости. Ибо справедливость – понятие относительное и у каждого человека разное. Для кого справедливо вздёрнуть комсостав корабля на рее или утопить арестованных вместе с баржей в море, расстрелять сотню заложников и посадить по классовому признаку как социально-чуждого, а у кого-то – всех выпороть на конюшне и расстрелять перед дворцом или на стадионе.
У кого-то Робин Гуд герой, а у кого-то бандит. Для кого-то экспроприация – грабёж, а для кого-то – священная мера восстановления правды. Чей суд найдёт справедливость? Только того, у кого власть и сила. Судебная система – форма диктатуры победившего класса, а не лаборатория по поиску моральных истин.
Сейчас не рассматривается, насколько морально оправданы действия Галунова или Устинова. Может, и правы были суды, принимая свои решения в их адрес. Им ведь вменяют не это, а то, что они нарушили формальную процедуру взвешивания на весах аргументов обвинения и защиты. Но суды всегда так работали. Почему раньше всех это не трогало, а сейчас вдруг взорвало?
Любая прорвавшаяся к власти группа непременно со временем раскалывается на защитников системы и её ниспровергателей. На строителей и революционеров. Власть – это не наличие публичных партий и политических сил, а их закулисные создатели. Именно в их скрытой среде протекает конфликт, выражение которого мы видим во внешних признаках партийной и политической борьбы, в том числе за использование судебно-полицейской системы в своих групповых интересах.
Так масоны боролись с монархией и религией, а победив, встали на защиту государства. При этом они тут же раскололись на «классических» и «диких». «Классические» – охранители, «дикие» – революционеры-ниспровергатели.
Есть такая категория пассионариев – вечные революционеры. В системе победившего монархию и либерализм большевизма прошли те же самые процессы. Конфликт Сталина с Троцким – это то же самое, что и борьба «классического» масонства с «диким». У одних – созидание и порядок, у других – разрушение и хаос. По такой логике развивается всякая оппозиция, ставшая властью. Она раскалывается внутри себя именно по этим критериям.
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» А затем они построят новый мир насилья, ещё более страшного, чем предыдущий. И это насилие будет направлено не столько против врага, сколько против самих себя. Борьба за этот мир становится массовым жертвоприношением с воспеванием культа Смерти. «Смело мы в бой пойдём за власть Советов, и как один умрём в борьбе за это». Хотя, зачем мёртвому власть, почему-то никто подумать не захотел.
Нынешняя российская элита создана стихийно и имеет в себе некое ядро, которое в настоящий момент переживает раскол. Судебно-полицейская система всегда была такой, как сейчас, и всегда будет такой, ибо иначе никакая политическая система устоять не сможет, но то, что именно сейчас вокруг неё стали раздуваться скандалы, означает, что началась борьба за контроль над этой системой между конкурирующими частями прежнего ядра. Раньше эти части систему использовали для сохранения системы, теперь хотят использовать как силовой ресурс в межклановой борьбе.
Никакая судебная система в принципе не может быть справедливой, и никакая процедура не способна эту справедливость гарантировать. Процедура – это инструмент манипуляции, а не гарантия защиты справедливости. Ибо проблема судебно-полицейской системы не в её порочности, а в порочности человеческой природы, человеческого сообщества, которое не может прийти к консенсусу по теме справедливости. Природа человека первична, судебная система вторична. При порочном человеке не бывает совершенной судебной системы. Порочный человек не может судить непорочно.
Борьба за влияние на формирование судебно-полицейской системы лишь начинается, и она является признаком обострения конфликта в элитах накануне назревших и грядущих изменений в системе власти. Изменение позиций властвующих групп требует ослабления ресурса оппонента, и если оппонент опирается на суды и полицию, оппоненты будут разбивать этот ресурс.
Никакой борьбы за справедливость здесь искать не следует – её как не было, так и не будет. Потому что справедливость – это моральная, а не правовая категория. Суд – это место технологов, а не собрание мудрецов. А технологию определяет тот, кто систему спроектировал.
Все манипуляции на тему борьбы с существующими пороками судебно-полицейской системы означают новый этап буржуазной революции в России, начавшейся в недрах советского строя в период ХХ Съезда КПСС и продолжающейся по настоящее время. Революции – это узловые моменты эволюции, длительного исторического процесса, проходящего через несколько стадий. И сейчас мы проходим через одну из них.
Российская буржуазия как правящий класс проходит период очередной эволюционной исторической трансформации, когда своего места в хозяйственной системе усиленно требует немонополистическая буржуазия, не связанная с государством и потому противостоящая монополиям, это государство подчинившим.
Тенденцию демонополизации власти и собственности остановить невозможно, она объективна, как объективны смены дня и ночи. Децентрализуется всё, даже технология управления революциями. Это непременно повлияет и на состояние судебной системы, так как жить в обществе и быть свободным от общества невозможно.
В результате борьбы система обновится и станет более гибкой и способной учитывать большее количество интересов. Это можно предсказать точно. Но ещё точнее то, что справедливее она от этого не станет.
Все, кто с горячим сердцем вовлекается сейчас в борьбу за передел судебно-полицейской системы, должны слышать то, что подсказывает холодный разум: «Вы участвуете в борьбе за не свои, а за чужие интересы. Хотя думаете, что боретесь за свои». Так все думали, выходя во все века на бой с существующей системой. Тогда почему она до сих пор так несовершенна?
Александр Халдей
