Премьер-министр Мишустин объявил о сокращении так называемых институтов развития. Большинство из них, за исключением «Росатома», «Ростеха» и, пожалуй, РФПИ, ничего не развили, но служили кормушкой для отдельных элитных групп. И кормушки были немалыми — в совокупности это триллионы рублей.
Все вспоминают главу «Роснано» Чубайса, но много ли вы видели пользы от «Сколково», РВК, Корпорации МСП или Фонда ЖКХ? Между тем это сотни высокооплачиваемых сотрудников за счёт бюджета, здания в центре Москвы, представительские расходы и — главное — странные финансовые схемы.
Намерение премьера оптимизировать тех, кто сам любит оптимизировать, похвально и своевременно — в условиях коронакризиса лишние траты с минимальной отдачей не нужны. Но хорошо известно, как «эффективные менеджеры» умеют подстраиваться и устраиваться, — высока вероятность, что большинство из них продолжит «освоение» госсредств в новом статусе, скажем, под вывеской «ВЭБ.РФ» Шувалова.
Куда важнее качественное изменение кадровой политики государства. Чтобы институт развития (или лучше департамент в министерстве — зачем плодить сущности?) превратился из кормушки для карьеристов в реальный механизм отраслевого инвестирования, умного и честного, недостаточно поменять организации, их названия и иерархию — нужны принципиально новые кадры в их руководстве. И совершенно иные акценты в мотивации — принцип кормления должен смениться принципом служения.
Что это означает на практике?
Скажем, существует специальный фонд N, призванный развивать науку или космос. Представьте: в один прекрасный день его сотрудники узнают, что 99% финансов отныне пойдут в руки учёным и научным институтам, сотрудникам космических предприятий, а самому фонду останется 1% — его хватит только на среднюю зарплату по стране, корпоративы за свой счёт и скромный офис за МКАДом вместо шикарного небоскрёба в центре Москвы.
Собственно, всё, как и должно быть в нормальной логике: условные роснано и роскосмос созданы не для топ-менеджеров этих «рос…», а для «нано» и космоса, для конкретных людей, которые реально развивают данные отрасли. Но заметьте, как такое допущение звучит непривычно, даже крамольно, насколько оно далеко от реальности.
Вспоминается, как на Воронежском механическом заводе сотрудники, собирающие двигатели для ракет-носителей «Протон-М», получали зарплату 12-15 тысяч, в то время как менеджеры поставили себе зарплаты уровня московских министерств. Задумались об этом, только когда упала ракета…
Так что же, менеджер должен получать, как рядовой инженер, а сотрудники фондов — как учёный?
Нет, их жалование может быть чуть больше, но при значительном повышении ответственности, когда за срыв задачи выдаётся «волчий билет». Но и этого пока не наблюдается. Одни и те же лица переходят из фонда в фонд, из отрасли в отрасль даже после откровенного провала на предыдущем месте. Возможно, на то есть веские причины, но эти примеры порождают ощущение безответственности среди чиновников и в народе. Руководи, как хочешь, только красиво отчитайся — и будешь всегда при деле.
Далеко не всё упирается в зарплаты — ответственность и принцип служения можно установить другими средствами. Порой достаточно установить правильные, не карьеристские приоритеты. Как это сделал новый глава Россотрудничества Евгений Примаков, когда заявил, что отныне лучшие кадры будут направляться не в Париж и в Лондон, а в близкие нам страны СНГ — в Таджикистан, Узбекистан, Молдавию.
Это вызвало оторопь и негодование у карьеристов, которые воспринимали Россотрудничество как возможность жить в лондонах за казённый счёт. Что, впрочем, как раз к лучшему, так как отсеет такого рода «профессионалов» и действительно позволит аккумулировать силы и ресурсы на жизненно важном для России пространстве, где наша мягкая сила имеет шансы на успех.
Кстати, в МИДе неплохо бы тоже установить такой принцип — глядишь, и там бы стало меньше тех, кто лелеет мечту вернуться в «семью цивилизованных стран».
Тем не менее, пока что принцип служения является в российском госуправлении исключением, даже некоей экзотикой. С каждым годом нарастает отчуждённость между народом и государством, недоверие к любым чиновникам априори. Не то чтобы раньше была особенная любовь к чиновникам, её никогда не было, но и заведомо негативного отношения стало гораздо больше, и тенденция только на ухудшение.
Сейчас трудно найти какой-то регион, город, селение, где бы люди в большинстве своём не ругали своего губернатора, мэра, председателя. Где ни спроси «как ваш?», услышишь в ответ нецензурное. И как правило, есть за что: вместо реальной работы на благо людей управленцы «осваивают» федеральные средства и навязчиво пиарят свои небольшие заслуги.
В случае же катастрофы, как нынче во Владивостоке после ледяного дождя, где уже неделю тысячи людей живут без света и тепла при минусовой температуре, региональные чиновники растворяются в пространстве. Зато они же после помощи и дополнительных федеральных денег резко оживляются в их «осваивании», как это случилось в Иркутской области после наводнения в Тулуне: на восстановительных работах наживаются от областных чиновников до глав поселений.
Ещё лет 7-10 назад находились руководители, помимо президента, которых уважали и ценили. Даже в 1990-е при крайнем недовольстве ельцинским режимом в регионах были свои крепкие хозяйственники, с которыми связывали надежды на будущий разворот. Сейчас же доверие к местным и федеральным чиновникам, если оценивать не по соцопросам, ниже плинтуса.
Саркастическим апофеозом — по выражению Юрия Полякова, апофегеем — такого отношения стала история с уборщицей, которую выбрали главой поселения в Костромской области. Марина Угодская должна была стать спойлером, то есть соперником для галочки, но стала символом протестного голосования народа, раздосадованного несправедливостью и глухотой управленцев к их нуждам. Обиженного в том числе и тем, что все институты развития не замечают вымирающего поселения в не самой далёкой от Москвы области.
Если раньше местный чиновник, глава поселения, в общем-то ничего реально не решающий, воспринимался народом как свой, будучи самой низкой и близкой властью, то сейчас чужими для людей стали все — от самого низа до самого верха. Чужими и чуждыми. Поставь на других выборах такую же уборщицу, во многих регионах проголосовали бы за неё, за кого угодно, но не за «них». Этот по-русски негромкий протест, без кастрюль и скакания, должен стать тревожным знаком: ведь из такого глухого недовольства в любой момент может вспыхнуть бунт.
Царящее настроение в обществе выражает маститый публицист Александр Проханов, который, к слову, при всей оппозиционности в 2010-е проявил себя державником и поддержал Владимира Путина:
«Развитие остановилось. Путин перестал создавать и генерировать новые формы правления. Мы все засиделись, нам тошно в этом остановившемся обществе. Мы тоскуем по поводу того, что падает экономика, по поводу того, что нет крупных и ярких проектов. По поводу того, что ни одни из социальных проектов не были выполнены. И наше правление эти проекты уничтожило. Страна наполнена ворами, её разворовывают, ощущение, что Россия без хозяина. И это всё очень серьёзные симптомы».
Парадокс заключается в том, что на самом деле всё не так плохо, Россия худо-бедно развивается: реализуются нацпроекты, строятся и ремонтируются городские дороги и автотрассы, за счёт ипотеки обновляется жилой фонд, сходят со стапелей ледоколы и плавучая атомная электростанция, собирается рекордный урожай — по отдельным отраслям можно найти немало позитивных изменений.
Впрочем, это далеко не экономический рывок, к которому призывал президент и к которому так и не приступили, не желая переходить к мобилизации государства. Даже нацпроекты при всей их спорности вряд ли будут реализованы — благо можно сослаться на коронавирус. Однако нынешнее благосостояние общества несравнимо выше, чем в 1990-х и даже в 2000-х. Но в сознании граждан складывается удручающая картина — уныния и тошноты.
На самом деле никакого противоречия здесь нет: Россия — идеократическая страна (власть идеи) и материальным благом (тем более, несправедливо распределённым) нас не сделаешь счастливыми. Она живёт в полной мере только тогда, когда видит великую общую цель и чувствует её справедливость. В отсутствие таковой Россия, русский народ влачит существование, в глубине души мечтая о ней. Гораздо хуже, если при потере общей цели теряется и ощущение праведности родного государства. Когда собственная власть становится чуждой, какие бы слова она ни произносила. Корневая причина всех Смут на Руси именно в потере ощущения праведности власти, когда теряет смысл сама государственность и «гори всё огнём».
Нет, мы пока далеки от такого состояния, но ускоренно движемся к нему, и этого нельзя не замечать прежде всего тем, кто является государственником. Причём это движение ровно противоположно вектору на внешних рубежах государственности, где Россия год за годом усиливает позиции. Южная Осетия, Крым, Сирия, Ливия, теперь Карабах — это этапы чёткого курса последних 15 лет на продвижение влияния России в мире (болезненным исключением является Донбасс).
Россия за исторически короткий срок превратилась в гигантскую миротворческую силу, в гаранта военной безопасности от Дальнего Востока до Кавказа, от Чёрного моря до Пальмиры.
Но при этом внутри страны ровно обратное движение: отчуждённости народа от государства, растущее ощущение неправедности из-за отсутствия такой же «миротворческой силы» во внутренней политике, которая принудила бы элиты к настоящей национализации, сформулировала бы справедливый образ будущего.
Это противоречие — внешнего и внутреннего векторов — рано или поздно должно будет разрешиться в пользу одного из них, они несовместимы друг с другом.
Эдуард Биров
