В начале 2019 года до меня дошло окольным путём, не напрямую, интервью епископа Тарского и Тюкалинского Савватия. Это Омская область, Сибирь. Себя владыка Савватий именует «деревенским» епископом, так как посвятил свою жизнь служению нуждающимся. То есть простым людям. Из общения с ними владыка вынес ряд горьких мыслей. По его наблюдению, сегодня пропала в людях решимость, разрушилась воля, человек заблудился, забыл истину, что он рождён для труда, а не для удовольствия.
Думаю, что любой честный человек согласится с подобной оценкой нашего времени и общей духовной ситуации в нашей стране. Лично я давно уже ощущаю царящую в нашем обществе полнейшую апатию, от которой у меня порой опускаются руки. Тем не менее я, подобно владыке Савватию, рассматриваю эту ненормальную, противоестественную ситуацию как дарованное России свыше великое испытание и как личностный долг каждого человека нести до конца свой собственный крест.
Слова владыки Савватия очень важны и ёмки – каждое на вес золота. А потому не хотелось бы сваливать их в общую кучу. Они требуют не только внимательного подхода к каждому из них, но и общего объединительного вывода. Начну с конца, а именно – с истины. То, что человек рождён для труда, а не для удовольствия, – это, разумеется, аксиома. Но, к сожалению, это аксиома «вчерашнего дня».
Беру эти два слова в кавычки, так как за неполные 30 лет благодаря диктатуре либерализма в России появилось почти два поколения людей новой формации. Тех, кому внушена в разум и вбита в подсознание совершенно другая аксиома, а именно, что человек рождается исключительно для собственного удовольствия.
«Пробуждение духом», о необходимости которого говорит владыка Савватий, возможно в отношении кого угодно, но только не этого потерянного поколения. Его уже не пробудишь. Более того, с каждым растраченным впустую днём, месяцем, годом и десятилетием будут возникать всё новые упущенные нами поколения, которые будут всё больше затруднять пробуждение одной-единственной души в тисках общей потребительской массы. Просто проповеди, словесного убеждения уже явно недостаточно. Необходимы борьба, яростное противодействие и, в конечном счёте, жёсткое принуждение к труду и ограничение сферы удовольствия.
Второй тезис владыки Савватия (опять же с конца) – человек заблудился. В отношении заблуждения у Владимира Даля существуют две глагольные формы – «заблуждаться» и «заблудить». Заблуждаться, по Далю, значит «ошибаться, погрешать, иметь ложное мнение или понятие». Слово же заблудить он трактует как «начать блудить, шалить, проказить». В первом случае речь идёт преимущественно о блуждании человека разумом, потере ориентации и движении наугад. Во втором – сбой происходит в духовном мире человека, означая потерю нравственных ориентиров.
Что касается нашего времени и, в особенности, сегодняшней России, то человек в нашей стране в современную эпоху заблудился в обоих смыслах слова – и умственно, и духовно. Умственно мы утратили смысл и конечную цель нашего существования. Либералы, выставляя перед нашим носом морковку идиллической свободы, водят нас не прямо, а по кругу. И мы идём, наступая непрерывно себе на пятки и натыкаясь на забытые нами собственные грабли. В духовном же плане, не имея ни смысла, ни цели, мы заполняем временнУю паузу разного рода развлечениями, всё больше впадая в блуд, дурные шалости и злобные проказы. Конец такого блуждания для любого здравомыслящего человека предельно ясен: всё завершится пушкинским «пиром во время чумы».
Следующий тезис владыки Савватия – разрушилась воля. Понятие воли в русском языке тоже имеет двойной смысл. С одной стороны, это устремлённость человеческого духа к определённой цели, страстный созидательный порыв души, жажда активной деятельности. С другой стороны, воля означает ничем не ограниченную свободу самоутверждения, причём свободу дурную, личностную, эгоистическую, определяемую словом своеволие.
Когда епископ Савватий говорит о «разрушении» воли, то он имеет в виду именно первую, богоугодную сторону воли, подразумевая одновременное торжество в человеке в современных условиях второго, дурного типа воли, воли кощунственной, разрушительной.
Собственно говоря, воля с христианских времён трактовалась как концентрированная устремлённость человеческого духа к Богу, Добру, Любви и Справедливости. То есть это понятие имело сугубо нравственный подтекст. Злая же воля всегда рассматривалась русскими людьми как проявление дьявольщины, человеконенавистничества. Ноу-хау российского либерализма заключалось в том, что он с помощью толерантности решил «разжижить» человеческую волю, распылить её, снять антагонистические противоречия между «крайностями» Добра и Зла. В либеральной трактовке добро и зло теряют свою полярность, приобретая некий набор специфических личностных черт, которые надо просто учитывать в общении, снисходя к человеческим «слабостям».
Всё бы ничего, если бы не одно НО. С разжижением и распылением воли «добрая» толерантность производит в духовном мире человека губительные метаморфозы. Владыка Савватий квалифицировал их как «пропажу решимости». Что это такое? Лишённый решимости человек превращается в раскольниковскую «тварь дрожащую», но не ту, которая трусит совершить преступление (таких сегодня – хоть пруд пруди!), а ту, которая вообще страшится дела, особенно добродетельного. Без благородной решимости мужчина в современном мире теряет мужественность, женщина – женственность, а человек как хомо сапиенс – присущую ему человечность.
По сути, речь идёт об утрате человеком собственной идентичности – личностной, социальной, национальной и общечеловеческой. В образном плане возникает невольная ассоциация с Григорием Грязновым и его арией в опере Николая Римского-Корсакова «Царская невеста». «Не узнаю теперь я сам себя, не узнаю Григория Грязнова. Куда ты удаль прежняя девалась?!... Отвага мне души не веселит... Не тот я стал теперь, всё миновало», – таковы откровения разгульного опричника Грязнова на пике его любовной драмы. Нам сегодня не до любви, тем более такого высокого накала. Но растеряли мы себя сегодня не менее основательно, хотя и по другой причине.
В утверждении духовной толерантности либералы сделали крен не столько на опорочивании самих принципов добра и справедливости, сколько на массированной атаке на «издержки» их утверждения. Для пущей убедительности они направили все стрелы критики в дореволюционной России на правление Ивана Грозного, а в советской истории – на сталинские «репрессии». Причём оба периода либеральные идеологи вырывают из контекста исторических реалий того времени как в собственной стране, так и в мире в целом. При этом они упорно уходят от анализа своих собственных деяний, которые в практическом плане для страны и народа оказываются намного более губительными.
Николай Римский-Корсаков, выстраивая либретто своей оперы на основе драмы Льва Мея, не избежал этой либеральной болезни. За что и был подвергнут жёсткой критике со стороны участников «Могучей кучки». Однако, будучи творческой личностью, он сосредоточил внимание не на личности Ивана Грозного, а на личной драме «второстепенных» героев и на трагедии страны, приближавшейся к великой Смуте. Личная трагедия Григория Грязнова помогает нам ныне оценить собственное состояние полной растерянности.
Что касается страны, то мы тоже сегодня шаг за шагом приближаемся к великой Драме, уготованной России либералами.
Титул «царской невесты» в образном плане тоже вполне применим к современной России. Россия выступает сегодня именно в роли «царской невесты», которую нынешнее либеральное «боярство» собирается выдать замуж, против её воли, за богатого и всевластного дядюшку Сэма. Но это «брак» не только «неравный», но и по своей сути фиктивный, так как Россия нужна дяде Сэму исключительно для её последующего «отравления» и расчленения на подмандатные территории.
Корень зла сегодня сосредоточен не в былых и давно прошедших деяниях Ивана Грозного и Иосифа Сталина, обусловленных конкретной исторической обстановкой и происками их многочисленных врагов, – скрытых и явных. Более того, корнем зла сегодня я не считаю даже Дональда Трампа и отстаиваемые им интересы США и воротил капиталистического мира. Вместо Трампа был бы в США кто-то другой, а капитализм насчитывает около 500 лет, и даже на Западе в разных странах он имеет свои особенности. Корень всех корней зла сегодня я вижу именно в либерализме, – в его необратимо ползучей, беспредельно лживой и ханжески фальшивой идеологии.
Боюсь, что мы всё ещё серьёзно недооцениваем смертельную духовную болезнь, каковой является охватившая ныне мир эпидемия либерализма. В физическом мире людей её подобие можно обнаружить в «чахотке», или по научному – в туберкулёзе. В XIX веке он считался неизлечимым и «косил» миллионы людей, не считаясь ни с границами, ни с титулами, ни с материальным состоянием людей. Безжалостное течение этой болезни мастерски описано Львом Толстым в рассказе «Три смерти». Ещё не старая богатая барыня угасала буквально на глазах своих близких, медленно и неотвратимо пожираемая этой коварной болезнью.
Я не понаслышке знаком с этой болезнью. Несмотря на то, что советская медицина буквально ополчилась на это смертоносное явление, лечение туберкулёза достигалось только на его ранних стадиях. Мой отец, фронтовик Афанасьев Пётр Иванович, был комиссован в 1944 году именно по причине этой болезни. У него были поражены оба лёгких, и, по сути, он был выписан из госпиталя, чтобы умереть в кругу близких. Врачи от него попросту отказались. Тогда за дело взялась моя мать, Афанасьева Анна Николаевна, неграмотная женщина. Она лечила мужа народными средствами и истовыми молитвами. Лечила, лечила, – и, наконец, вылечила, буквально вытащив его с того света. И дала ему возможность пожить ещё 25 лет.
Как историка меня в своё время поразил удивительный случай, тоже связанный с туберкулёзом и дивным спасением от него. Активный революционер, народоволец Николай Морозов (1854-1946), отсидевший в заключении непрерывно (!) 25 лет, в Шлиссельбургской каторжной тюрьме заболел туберкулёзом и должен был, как все в подобном случае, там же и скончаться. Но, будучи человеком недюжинной воли и разносторонних знаний, он решил не сдаваться и чисто волевыми усилиями поборол болезнь. Дожив до 92 лет, он в 1942 году, в 88 лет (!), успел добровольцем поучаствовать в боевых действиях Советской Армии на Волховском фронте, став самым пожилым участником Великой Отечественной войны.
Как известно, туберкулёз относится к заразным болезням, и его возбудителем является так называемая палочка Коха, передаваемая всевозможными способами от одного человека к другому.
Неолиберализм я тоже отношу к заразной болезни. Его сделали таковой спецслужбы США, превратив мечтательный европейский и интеллигентный российский гуманизм в мощное боевое оружие массового поражения.
К возбудителям либерализма как смертельной духовной болезни я отношу бациллу меркантилизма, которая была занесена в европейское общество в момент разложения феодализма и зарождения капитализма.
У понятия меркантильности есть две стороны. Одна – чисто функциональная: торговая, коммерческая. Это всего лишь специализация, один из видов человеческой деятельности в общественном разделении труда. Другая сторона меркантилизма менее безобидна. Она-то и превращает либерализм в одну из главных форм заразной духовной болезни человека и общества. Проявляется эта сторона в торгашестве, мелочной расчётливости, – внешне незаметной, но внутренне разрастающейся до Кощеевых размеров. Это уже не только специфические (чисто эгоистические) наклонности ума, но и определённое состояние души, обрастающей коростой чёрствости.
Для борьбы с туберкулёзом в медицине изобретён рентген, обнаруживающий болезнь на ранней стадии. В этих же целях применяются разного рода прививки, проводится вакцинирование населения. С духовной же болезнью меркантильного либерализма всё обстоит намного сложнее. Вместо рентгена в духовной сфере применимо только одно средство – человеческая совесть. Но она хрупка, ранима и почти беззащитна от натиска меркантильного общества. Бацилла меркантилизма направлена именно против «химеры совести». Для этой бациллы достаточно малейшего колебания совести, а дальше начинается цепная реакция. Именно об этом предупреждал наш народ, говоря «коготок увяз – всей птичке пропасть».
Спасая людей от духовного недуга, владыка Савватий организовал в своей епархии два скита, куда и направляет небезнадёжных больных. Это его посильный вклад в борьбу с моровой болезнью современности. Но весь российский народ в скиту не спрячешь. Это и физически невозможно, и для страны гибельно, ибо придёт враг и превратит все скиты в концентрационные лагеря. Американцы уже однажды продемонстрировали нечто подобное в отношении индейцев.
Русский народ всегда шёл навстречу беде, мобилизуя на борьбу с внешним и внутренним врагом все свои наличные физические и духовные силы. Спасение в миру от моровой болезни алчущего меркантилизма есть. Оно во все времена заключалось в триедином факторе: в крепкой вере в Бога, в народном и общечеловеческом здравом смысле и в страстной воле к жизни. Апатия тем и страшна для отдельного человека и всего российского общества, что она символизирует не только разложение человеческого духа, но и знаменует его крайнюю степень – степень отказа от жизни и равнодушного принятия смерти.
Поражённое недугом алчности, российское общество, несомненно, сегодня больно. Но оно далеко не безнадёжно. В отдельных его частях ещё крепка вера в Бога, в других – есть опора на народный здравый смысл, в третьих – разгорается воля к жизни.
Все эти разрозненные части российского общества надо соединить воедино, слить их в монолитный духовный сплав и организовать мощный отпор невидимой, неслышимой, ползучей смертельной напасти.
Идеологи либерализма в качестве своего главного козыря используют неколебимую приверженность Свободе. Свободе с большой буквы, возведённой в некий Абсолют, который в их трактовке гораздо выше Бога, вмещающего в себя не только Свободу, но в равной мере и Необходимость. Чтя Свободу, либералы в то же время посадили под замок меркантилизма Совесть. Это вчера они твердили о «свободе совести». Сегодня они уже всё свели к утверждению меркантильной Толерантности, сделав Совесть её узницей. Никакое духовное возрождение российского общества невозможно без освобождения из заточения его Коллективной Совести.
Александр Афанасьев
