22 июня 1941 года Тувинская Народная Республика (ТНР) в качестве независимого государства вступила в Великую Отечественную войну – и стала первым союзником СССР, опередив Великобританию. Накануне Дня Победы спецкор газеты ВЗГЛЯД побывал в Туве и выяснил, как готовился к параду и шествию «Бессмертного полка» единственный российский регион, формально не вышедший из состояния войны с Германией.
С транспаранта «Привет участникам соревнований!» на любителей тувинской национальной борьбы хуреш смотрит министр обороны России Сергей Шойгу. Напоминание «Шойгу – наш герой» можно увидеть и на самом стадионе «Хуреш», что в Кызыле, среди плакатов, посвященных Дню Победы. Идет предпраздничный турнир, трибуны полны.
– Хуреш отличается тем, что деления на весовые категории нет совсем, – объясняет Бурбучук Буян, по тувинской классификации почетных званий для борцов – «сокол» (выше только «лев», «слон» и «исполин»). – Абсолютная категория. Соперников сводит жребий.
Среди сведенных – тяжеловес сумоистской стати и маленький коренастый борец, на вид не больше 80 килограммов.
– Семьдесят пять, – поправляет Бурбучук. – Это мой приятель.
Через три минуты сумоист – как и многие тувинские тяжеловесы, искушенный в том числе и в японской борьбе – оказывается на лопатках. Победитель исполняет девиг – «танец орла». Стадион ликует.
Лучшую метафору для участия Тувы в Великой Отечественной и во Второй мировой, пожалуй, найти сложно. Точнее, Тувинской Народной Республики (ТНР) – существовавшей с 1921-го до октября 1944 года как независимое государство. И в этом качестве ставшей первым союзником СССР. Сразу же, в июне 41-го.
Единения Тувы и России
– Ушел на фронт иностранным гражданином, – говорит Георгий Абросимов, призывник 1943 года. Год рождения Георгия Васильевича – 1925, сейчас ему, стало быть, девяносто три. – Через год, как оба паспорта получил. Паспорта Тувинской республики выдавали на десять лет. А советский – в консульстве при полпредстве СССР, там сейчас станция переливания крови в Кызыле нашем – всего на год!
Два паспорта в то время – обычное дело для 12 тысяч русских и других некоренных жителей 95-тысячной (по состоянию на 1941-й) Тувинской Народной Республики. Советские граждане шли по призыву, тувинцы как таковые – добровольцами. Итого, подсчитывают в республике – около восьми тысяч участников войны. Как на Западе – против Гитлера, так и здесь, на Востоке, где Забайкальский фронт всю войну держал линию против японцев. То есть войну прошли почти 10% населения независимой Тувы, бывшего Урянхайского края.
– Независимость ТНР – понятие тонкое, – объясняет экскурсовод в Национальном музее Республики Тува.
Как, добавим, и установленный еще Николаем II протекторат над Урянхайским краем, положивший начало единению Тувы и России: под эгиду взяли, столицу Белоцарск – ныне Кызыл, «красный» – основали, но нервировать монгольских ханов и манчьжурскую династию Цин прямым присоединением тувинцев не стали. Советская ТНР была признана лишь СССР и Монголией – при том, что прочие страны считали ее частью Китая. Хоть самый первый параграф самой первой конституции гласил: «Республика является свободным, ни от кого не зависящим в своих внутренних делах государством народа Танну-Тува. В международных отношениях республика выступает под покровительством Советской России».
«Рабоче-крестьянское правительство России, – писал нарком иностранных дел Чичерин «урянхайскому народу», – торжественно объявляет, что отнюдь не рассматривает Урянхайский край как свою территорию и никаких видов на него не имеет». По факту же, как указано в государственном докладе «100-летие единения Тувы и России» – опубликован в 2014 году, к юбилею протектората, – СССР «патронировал Туву не только во внешних, но и во внутренних вопросах».
Миллионы акша и эшелоны подарков
Фразы вроде «Тувинский народ делает все, чтобы выполнить долг перед нашей Родиной – СССР» – общее место в письмах руководства ТНР в Кремль. Но пограничники близ Саянских гор – а дорога сюда как была, так и есть только одна, через перевал: пять часов до Абакана либо полдня до Красноярска – до осени 1944-го стояли с обеих сторон. И отношения были межгосударственными – с полпредствами, консульствами и различными паспортами. Деньги у Тувы тоже были собственные – акша. Правда, печатались они на фабрике Гознака. Как и те же паспорта.
Торговля, разумеется, тоже международная. Экспорт в СССР лошадей, скота, отдельно – «овчин и скотских кож», мяса, масла и многого другого – неуклонно повышался во время войны, при том что 90% поставок с лета 41-го шло бесплатно. Импорт же – в основном нефтепродуктов и сельхозтехники – в то время снизился: все для фронта. Так что устранение формальностей в октябре 1944 года лишь закрепило статус-кво для советской, а теперь российской Тувы.
– На передовой были, на пригорочке, – вспоминает артиллерист, заряжающий «сорокапятки» Георгий Абросимов о том, как новости о новом статусе Тувы дошли до него. – Почтальон Печкин письмо принес от сестры: присоединили нас к СССР. А я сел на бруствер, как воробей на жердочке, и читаю. Всей спиной к немцам, как не на войне. Ох, дурак же был!
Так или иначе, де-юре ситуация такова: Тувинская Народная Республика объявила себя союзником СССР 22 июня. Причем на несколько часов раньше, чем британский премьер Уинстон Черчилль. Пять эшелонов подарков, которые еще надо было довезти до железной дороги: в пересчете на вагоны – 389, а на деньги – 10 млн акша. «Всего СССР было передано 19,5 млн акша», подсказывает очередной стенд в Национальном музее Тувы. 1 акша – 3,5 рубля; стало быть, под 70 миллионов рублей. Во времена, когда истребитель стоил 100 тысяч. Кстати, и эскадрилья от жителей Тувы, и танки на их деньги – все это тоже было.
Было и тувинское золото – на 30 млн рублей сразу, из собственного запаса, подчистую. И годовая добыча за три года войны – еще на 15 миллионов. Дальше, стенд за стендом – «50 тыс. боевых коней», «19 тыс. полушубков», «5 тыс. лыж», «800 тыс. голов скота». Последняя партия из независимой Тувы – 50 тыс. голов «на восстановление советского народного хозяйства». В Киевской области, только что освобожденной.
Ну и небольшой юридический казус: объявив Германии войну в июне 1941 года, Тува не подписала мирный договор в середине 1950-х. По понятным причинам, в связи с вхождением в СССР. И тем не менее Тува – единственный российский регион, де-юре не вышедший из Великой Отечественной.
«Гадюка будет уничтожена»
Почему тувинцы помогали фронту бесплатно? Дело не только в «покровительстве», «патронаже» и прочих эвфемизмах для советского присутствия в этих местах, поясняет Владислав Кан-Оол, первый координатор «Бессмертного полка» в Кызыле:
– Жизнь простого народа с приходом Советов изменилась сильно, и изменилась она к лучшему. Медицинской помощи простой народ до того толком не получал. И образования не получал.
Памятник первой русской учительнице появился в Кызыле почти десять лет назад, в октябре 2010 года. Потомки первых учеников с охотой освоили и сам монумент – три фигуры, женская и две детских, – и постамент под ним: резвятся и катаются, как хотят. Детей никто не отгоняет, что подчеркивает живость и замысла, и исходной идеи.
Благодарить первую учительницу и ее многочисленных коллег – право, есть за что. Грамотность за двенадцать лет до войны выросла с 1,5 до 60%. Кстати, письменность в Туве – тоже из СССР: сначала тюркской латиницей, потом нынешняя, кириллическая.
– Здесь первый год Отечественной, – передает подшивки газет и документов сотрудница госархива Республики Тува.
«В ответ на наглую и провокационную вылазку германского фашизма, извивавшегося в предсмертных судорогах и напавшего на нашу священную Родину, прошу отправить меня в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Омерзительная фашистская гадюка будет уничтожена. К сему и собственноручно подписываюсь: Колмаков В.Г.». И еще пара сотен листов только в одном архивном деле – объединенном по одному типу: заявления от советских граждан с просьбами на фронт.
«В Танды хошуне (также кожун, кожуун – административная единица, аналогичная району – прим. ВЗГЛЯД) по-боевому проведена заготовка болванок для поделки лыж Красной Армии. Всего предполагалось заготовить 3050 пар болванок, заготовлено же 3833 пары». Газета «Вперед», январь 1942 года.
Там же, рядом: «Я начинаю свой рабочий день задолго до гудка, – говорит тов. Буянов, рабочий кожевенного завода г. Кызыл. – 27 декабря работал 18 часов, не выходя из цеха, обработал 40 овчин. До войны это количество равнялось дневной выработке всего завода. Сейчас каждая минута дорога: никто дома не ждет, а фронту нужны полушубки. Отправим на фронт 3 тысячи полушубков, тогда и домой поедем».
«Первый табун лошадей Тувинской Народной Республики – подарок для Красной Армии – был встречен на границе, – рапортует в августе 1941 года секретарь Ермаковского райкома Орлов. Ермаковское – это уже СССР как таковой, Красноярский край. – В беседах с тувинцами чувствуется большая любовь к СССР, [они] очень интересуются в беседах эпизодами красноармейцев и командиров в боях. В составе гуртоправов не все знают русский язык, но в каждой группе 3-4 человека переводят для остальных».
«Пенсию делю на всех»
– Я к Гитлеру не попал, – говорит Георгий Огнев. Пехотинец, 93 года, уроженец села Элегест неподалеку от Кызыла. – Меня против Квантунской армии поставили. Два года ждали, потом быстро отвоевались. Зацепило под Харбином, где потом еще наш парад был – жалко, не попал в строй: контузия, потом глаз начал терять.
Георгий Тимофеевич вернулся в Элегест, где в столовой работала мать. Потом уехал в Саратов, окончил годичные курсы бухгалтеров. Работал с геологами – как говорит, «бродячим финансистом» по партиям, 16 лет. Потом был «угольный бухгалтер – поставили кол, назвали его Каа-Хемский угольный разрез, наказали к 1970 году сдать в эксплуатацию» – к столетию Ленина, стало быть. А дальше – опять геология, уже до самой пенсии.
– Пенсия – нормальная, 60 тысяч, – говорит Георгий Огнев. – У сына пенсия десять тысяч, ему шестьдесят семь лет. У невестки столько же. Приходится помогать, делить пенсию. Что останется, то мое.
– А у меня дед в Элегесте работал, – говорит Владислав. – Оюн Кан-оол.
– Ветврачом, – моментально реагирует Георгий Тимофеевич. От конфуцианской размеренности пожилого сына китайца и русской не остается и следа.
– Да! – загорается и Владислав.
– Хороший был, очень толковый, – кивает Огнев.
Кажется, первому координатору «Бессмертного полка» и одному из десяти оставшихся в Туве ветеранов есть, о чем поговорить.
Уйти в народную песню
– «Бессмертный полк» зашел в Туву как народный праздник, – говорит Роман Поманисочкин, нынешний организатор шествия. В остальное время – депутат хурала представителей Кызыла, то есть горсовета. – Как и везде, это – общероссийское патриотическое движение. Акцента на независимость не делается. У каждого – своя память, у каждого свой дед – главный герой войны.
Дед Романа Сергеевича был призван с Полтавщины, дошел до Берлина. После войны уехал в Туву инженером-строителем по распределению, скончался в 1989-м. Роман, таким образом – коренной житель Тувы во втором поколении.
– В 2013 году – на первом шествии – было 500 человек, – вспоминает Поманисочкин. – В прошлом – до пяти тысяч в республике, включая столицу.
– «Бессмертный полк» должен в идеале стать полноценной народной традицией, – уверен Владислав Кан-оол. – Уйти в народную песню. Координировать время и место – 9 мая, после парада, собираемся у парка Победы во столько-то – необходимо. Все остальное пусть принесут участники шествия. Хочет – берет портрет предка. Хочет – берет баян, поет песни до или после шествия. Хочет – просто идет со всеми, молча. Чем меньше с нами участников войны, тем глубже их память должна уходить в народ. Каждому человеку – по-своему.
Вступительный духовный взнос
У памятника тувинским добровольцам в Кызыле – всадник на полном скаку – цветы можно найти всегда. Из добровольцев, увы, сейчас в живых никого. Последняя – медсестра Вера Байлак – умерла в 2013-м: ушла на фронт, оставив семье первенца, а после возвращения дала жизнь еще девятерым. Чтут здесь и Веру Чульдумовну, и – как символ добровольчества ТНР – отдельный тувинский эскадрон в двести с лишним сабель, прославившийся в боях за Украину: Ровно-Луцкая наступательная операция, массовый героизм, полная деморализация противника.
– Тогда у нас было суверенное государство. Но наши предки стали ближайшими союзниками СССР, – говорит Лопсан Чамзы, камбы-лама (глава буддистов) Тувы. – Одни пошли на фронт, другие помогали отсюда материально. Встать рядом с Советским Союзом – большая честь для тувинского народа. Что меня удивляет – ведь не так много было людей в республике, чуть больше 90 тысяч. Но восемь тысяч людей пошли на войну – русских, тувинцев, всех. «Бессмертный полк» – благодарность нашим предкам, которые воевали, помогали фронту и в конце войны вошли в состав Советского Союза.
«Грубые действия и резкие слова, произнесенные с искренней и благой мотивацией, по сути своей являются ненасильственными». Цитату из Далай-ламы XIV, среди прочих его изречений, сразу можно увидеть во дворе кызыльского храма Цеченлинг – в переводе «обитель безграничного сострадания». Ненасильственный подход тувинских добровольцев нацисты осознали настолько глубоко, что немедленно наделили их определением «черная смерть».
– Если нападет враг – никто из нас не будет сидеть просто так, – поясняет Лопсан Чамзы. – Наши предки тогда вышли за будущих детей, защищать их и родину. И в буддизме, и в любой другой религии войны никому не нужны. Теперь мы живем счастливо, свободно, исповедуем свою религию.
– Даже несмотря на то, что перед войной и после нее к религии относились понятно как?
– Основателями ТНР были и ламы – духовные люди, получившие образование при храмах, – напоминает камбы-лама Тувы. – И все те, кто стоял у начала республики, были религиозными людьми. Участие в Великой Отечественной, если хотите – наш вступительный духовный взнос перед вступлением в единый Союз, в Россию. Материальный, моральный, людской – но прежде всего духовный.
Веселый солдат
– Тридцать девять, – отвечает на вопрос о возрасте Владимир Мухин. Сразу понятно, что девяносто три – как и ровесникам, Огневу и Абросимову.
– В июле сорок девять исполнится, – добавляет в тон Николай Шерин, председатель совета ветеранов города Туран.
– Абросимова знаю хорошо, его под Кенигсбергом шарахнуло, – размышляет Владимир Николаевич. – А меня в Венгрии, у озера Балатон. Тоже та еще мясорубка была. Хирург сказал: либо ходишь с осколком, либо останешься без ноги. Сейчас уже хреновато, но хожу до сих пор.
Владимир Николаевич – из Ленинграда. Жил «на Кирочной, где Таврический сад». Под блокадой провел первую зиму, о чем просит «не напоминать». Лишь упоминает соседа-подполковника, который весной 42-го помог матери Мухина выправить документы и отправить сына к отцу («вместе не жили родители») в Зирабулак, Узбекистан:
– Потом я пытался вернуться в Ленинград дважды – ловили прямо на этой станции узбекской. Значит, оттуда и призвался, когда время пришло.
Воевал Владимир Николаевич на Украине, шел по Румынии, Югославии, Венгрии. Пехота, ефрейтор – автоматчик на передовой и безоружный за линией фронта:
– Ходили в разведку со старшим лейтенантом Захаровым. Как куда придем – три окопчика наши, на самом передке. Без автоматов ходили, без пистолетов, ни хрена брать нельзя было. Такой приказ: ходить неслышно, смотреть, где что стоит. Ходили, смотрели. Правда, гранату я на себе все равно таскал. На всякий.
После войны Владимир Мухин работал на стройках. То в Сухуми – «мы должны были на даче Сталина работать, но бригаду сменили». То в Челябинской области, где «получил маленькое повреждение, заболел». Повреждение – это радиация: Мухин поработал в закрытом Челябинске-40, ныне Озерск.
– Когда схватил дозу, начал филонить, и меня оттуда попросили в 56-м с подпиской о неразглашении, – говорит Мухин. – Поучился в строительном техникуме и приехал к отцу – он в Туран к тому времени перебрался.
В Туране прораб Мухин после войны построил – если грубо, то примерно всё: школу, поликлинику, администрацию... На пенсии – более тридцати лет. Зрение к «тридцати девяти» исчезло вовсе, нога почти не двигается. Себя при этом ефрейтор Мухин называет «веселым солдатом» – как у Виктора Астафьева в автобиографии:
– Не голодую ведь. Ветеранская пенсия плюс инвалидность – 60 тысяч, как у нас у всех. Детей нет, избушка все та же. Хотели мне дом новый построить – отказался, в отцовской избе как жил, так и помру... Я прислугу держу – женщина три раза в день приходит, 15 тысяч ей плачу. Жаль, что на гармошке уже играть не могу, – показывает Владимир Николаевич на аккордеон за спиной.
– А он «Маму» так пел – все конкурсы районные выигрывал, – говорит Николай Шерин.
– «Мама, милая мама, как тебя я люблю», – отзывается Мухин. Очень красивый баритон.
* * *
Несколько лет назад правнук Георгия Абросимова принес из школы анкету – «расспросите ветерана о впечатлениях о войне». Абросимов отослал его назад. По собственному признанию, был резок – о чем до сих пор не жалеет.
– Чтобы впечатления иметь, так это надо в окопах с недельку провести. Чтобы помолотило хорошо, – вспоминает Георгий Васильевич сказанное правнуку. – Чтобы мертвые вокруг не страх наводили, а сплошное тебе удобство: прятаться на поле за ними удобно, пулю держат. Чтобы ранило тебя в Шталлупёнен, Восточная Пруссия, и в госпиталь отправили. А через несколько дней чтобы ты узнал, что всех твоих, с кем годами на одной пушке воевал, прямым попаданием с концами накрыло – Калюжного из Белоруссии, Андреева-соседа, Шварцштейна из-под Москвы... Русские, белорус, еврей... Поплакать – и удивиться, что сам-то жив. И обрадоваться.
– В один «Бессмертный полк» встаем, – объясняет Владислав Кан-оол диспозицию шествия. – Никаких различий, чей предок и какой он нации, где и кем воевал – по призыву ли, добровольно. Отдельно есть 1 сентября – день, когда отмечается уход на фронт тувинских добровольцев. Все чтят и этот день, не меньше, чем День Победы. А «Бессмертный полк» – событие, которое сшивает воедино тувинскую идентичность с идентичностью общероссийской. – За нас воевали. Хорошо, что наши победили, – говорит Лопсан Чамзы камбы-лама Тувы.
Юрий Васильев, Республика Тува – Москва
Фото: Пресс-служба администрации Тувы
