Кто-то из знакомых в сети недавно задался вопросом: «Отчего так мало художественной литературы, в которой бы серьёзно осмысливалось наше время — его основные черты, скрытые пружины, герои и злодеи?»
Можно, конечно, отделаться более-менее точной, но ничего не объясняющей остротой: «потому что к нашей действительности трудно подобрать литературные выражения». Можно посетовать, что разучились писать. Но это будет неправдой: хороших и очень хороших произведений в жанре исторической прозы (даже о недавнем прошлом), «магического реализма», фэнтези и фантастики создано немало. Но "Героя нашего времени", "Преступления и наказания", "Вишнёвого сада", "Прощания с Матёрой", "Пирамиды" нет, как нет.
А ответ на самом деле не так прост, если копнуть поглубже. И он не о литературе. Он — о самой нашей жизни, в которой исподволь воплотились и продолжают воплощаться самые странные писательские фантазии: от "Замка" Кафки и "Книги сновидений" Борхеса до оруэлловского ангсоца. Они толпятся, мешаясь друг с другом, поэтому и действительность ускользает, как медуза в руках. Но её требуется понять, для того чтобы адекватно описать и затем попытаться изменить.
Справедливости ради надо признать, что в основных своих контурах — несущих балках, стенах, фундаменте — мир остаётся таким, как и тысячи лет назад: добро и зло, виды страстей и грехов, небо и земля — те же, что и всегда. Разве что немного устали. По-прежнему растят зерно, куют железо, любят и враждуют, рожают и болеют. Так, казалось бы, о чём речь? Просто очередная смена «укладов», переходный, так сказать, промежуток с присущей ему суммой неопределённостей.
С личностных позиций всё как бы определилось ещё в 1990-е. Грубо: «виннеры» и «лузеры». Первые — сумевшие использовать новые каналы обогащения, нащупавшие кнопки лифтов наверх, освоившие новый порядок взаимоотношений. Вторые — «не вписавшиеся в рынок» и, как следствие, — обнищавшие, спившиеся, ушедшие в маргиналии, на обочину жизни или с трудом тянущие семьи каторжной работой, выживающие в крайне стеснённых обстоятельствах. На этом обычно и ставят точку классово-мыслящие. Мол, есть буржуи и «пролы», и между ними бездна. Игры в общество равных возможностей закончились повсеместно после падения СССР, «мидлов» везде изводят как класс, богатые становятся богаче, а бедные — беднее. Короче, сытый голодного не разумеет.
Чтобы нащупать то общее, что нас ещё соединяет, как в негативных эмоциях по отношению к происходящему ныне, так и в положительных по отношению к прошлому, надо трезво указать разделяющие линии. Кроме материального положения, это существовавшие всегда, но приглушённые в Союзе национально-цивилизационные различия. Есть усиленно раздуваемое идейно-архивное противоборство «белых» и «красных», но гораздо более значимым на сегодня представляется «поколенческий» разлом.
Опять же, грубо: рождённые и достигшие совершеннолетия в доперестроечном СССР и те, чьё взросление пришлось уже на постсоветскую эпоху. Внутри этих групп могут быть некоторые нюансы и довольно значительные отличия. «Шестидесятники» более идеологичны, но в то же время — романтичны и социально-активны, «семидесятники» — более отвлечённы, гедонистичны и асоциальны, «восьмидесятники» — более взвинченны, резки и переменчивы, «девяностники» — более меркантильны и циничны, «нулевики» — более инфантильны и «расфокусированы». Сам автор принадлежит к поколению, которому сейчас 50–60 лет, и может свидетельствовать, что в этом промежутке никаких различий вообще нет и они минимальны с поколением 60–70 — в отличие от предыдущих поколений 30–40 и 25–30 лет.
Безусловно, на мировосприятие влияют не только годы рождения, но семейные традиции, детский круг общения и чтения, воспитатели, но всё равно факт «советскости» или «постсоветскости» незримо довлеет. Вольно используя философско-литературоведческий термин Михаила Бахтина, это разные хронотопы — то есть пространственно-временные континуумы.
Наиболее серьёзные расхождения — между хронотопами детей, родившихся в 1950-е–1960-е годы и теми, кто появился на свет в восьмидесятых, девяностых. И не только потому, что это отцы и дети. Рубикон 1991 года создал совершенно новое мирочувствие и сумму реакций, сравнимых, наверное, только со сломом 1917-го. Несмотря на возрождение Церкви, чаемого многими культурно-духовного воссоединения РФ с дореволюционной Россией — не произошло. Сформировавшийся хронотоп при всей своей уродливости имел яркие отличительные черты нового времени: «новых русских», а также множество внешних опознавательных знаков — от музыки до лексики.
Это было чудовищное время, но оно не было безвременьем. Последнее подкралось во второй половине нулевых и продолжается до сих пор. Мы живём сейчас вне хронотопа — с «замороженными» признаками эпохи. При этом носители разных хронотопов — от военного-послевоенного поколения до «девяностников» — в значительной степени ещё и уже активны в общественном поле. Это рождает ощущение нескольких разных наций или даже жителей разных планет, обобщённых термином «россияне». Что, конечно, создаёт большие проблемы для госвласти в отдельных действиях и выборе пути страны в целом. «Подморозка» и разно-векторность в этом контексте были прагматично-оправданны, но они явно затянулись. «Крымский консенсус» и «Русская весна» в Донбассе поманили надеждой, но никуда не привели и не вывели. Полит-технологическими ухищрениями страну продолжают держать в двусмысленной «разножке», исторической неопределённости. Но историю нельзя остановить: если её не делать — она сделает вас, и так, как вы не рассчитывали. И здесь возникает весьма опасный и для власти, и для государства в целом эффект мультипликации недовольства общества: и разных социальных слоёв, и разных поколенческих хронотопов.
Власть понимает и играет на том, что мотивации недовольства сильно разнятся у разных сегментов недовольных. Бедняки-пенсионеры, мажоры-креативщики, леваки и патриоты-почвенники пока никак не сходятся в едином протестном порыве. Но это — пока. Новые партийные проекты, рождаемые в недрах АП, партийная выборная борьба для абсолютного большинства населения остаются чужой игрой, не имеющей к их жизни никакого отношения. А это значит, что при дальнейшем падении уровня жизни, ярких несправедливостях и каком-нибудь общем сильном раздражителе, вроде неумного прессинга обязательной вакцинации, может произойти серия взрывов, которые перейдут в обвал. Враги России на это, безусловно, умно и тонко работают. Только вот непонятно: зачем власть им в этом подыгрывает?
Однако предположим, что несмотря на растущие различия, пока остаются общие для всех соотечественников общественно-ментальный и подсознательный контуры бытия. Собственно, они — обязательное условие существования народа, политической нации, государства. Если у нас уже нет общего мирочувствия (как нас иногда хотят уверить), то и «нас» нет — есть набор индивидуумов и атомизированных группок «по интересам». В эту сторону, безусловно, работают — грамотно и давно, но до конца не преуспели: неуловимая русскость в широком смысле слова (даже с советским оттенком) никак не вытравливается. Даже в поколении 1990-х.
Так что же нас связывает ещё вместе на этом тонком уровне? Ответы вроде бы известны: язык, историческая память, иерархия ценностей, культура, обычаи. Хотелось бы добавить ещё — православие, но это, увы, уже не так: искренне верующие православные составляют ныне абсолютное меньшинство. Хотя, значительная часть соотечественников пока всё же хранит в сознании «православное ядро» жизненных установок и запретов, что при определённых условиях может обратиться в веру. В большей степени религиозные установки сохраняются (пока) у российских мусульман.
Мы видим, что эти общие черты менталитета подвергаются сильнейшим атакам и размываются временем, работающим против нас в ситуации амбивалентной позиции государства. Но нашим общим, пока ещё национальным чувством мы ощущаем несколько ключевых вещей, которые и мешают нам «ловить крокодила» — то есть жить и работать поступательно, осознанно, будучи уверенными и в завтрашнем, и в сегодняшнем дне.
Во-первых, это ощущение лицемерия и двусмысленности, пронизывающее нынешнюю нашу систему, а точнее уже несколько сменившихся систем. Отсюда устоявшееся недоверие к власти, даже когда она пытается или делает нормальные полезные вещи. «Мы» и «они», говорят люди.
Во-вторых, это размежевание «почвы и судьбы» страны: всё большее расхождение между «заветами предков» и непонятным путём, куда идёт, точнее, бредёт страна.
В-третьих, смысловой экзистенциальный тупик: эта власть не нравится, но то, что творится на Западе (а мы именно туда привыкли оглядываться) в смысле расчеловечивания, вызывает тихий ужас. Но самые шумные противники этой власти оказываются агентами того самого Запада. При этом сама власть инфильтрована симпатизантами, а то и агентурой того же Запада. То есть круг замыкается.
К этому стоит добавить, что сознание нескольких поколений до конца жизни травмировано «девяносто первым» и «девяносто третьим», которые ощущаются многими до сих пор как личная боль и личная вина. А ведь нынешнее государство выстроено именно на этом «фундаменте» и пока не собирается от него отказываться. Но однажды придётся: построенное на лжи и беззаконии обречено. Кстати, именно это мы и прошли уже в том же 1991-м, стоит ли повторять?
Для молодых людей, входящих ныне в самостоятельную жизнь, недавняя (как и давняя, впрочем) история уже не столь значима. Для них СССР — почти такая же историческая абстракция, как Российская империя и Великое княжество Московское. Они выросли с ощущением, что Украина — зарубежное недружественное государство, Таллин — далёкая Европа, а Китай давно обогнал Россию. У них фрустрации другого толка: они не видят своего будущего. Иногда добавляя «в этой стране». Речь не только о рабочих местах с заработком под тот уровень жизни, образ которого им навязали рекламщики и «развлекатели». Речь о перспективах профессионального и личностного роста в ситуации непонятного вектора движения страны, больше смахивающего на застой, где всё уже «схвачено» до них.
Да, государство в последние годы довольно активно взялось за устройство «социальных лифтов», чтобы, условно, генералом мог стать не только сын генерала — как до сих пор в основном и происходит. Есть понимание и в необходимости кардинального обновления управляющей элиты, и в прививании молодёжи патриотизма, знания своей истории. Но и то, и другое натыкается на отсутствие идеологии внеличностного успеха, идеологии общей судьбы.
Зачем нужно лучше управлять регионами и министерствами, зачем развивать Дальний Восток, зачем строить новые города, делать открытия в науке, писать глубокие тексты, изучать историю своего народа? Личное и семейное материальное благополучие — деньги, власть, тёплое место для своих детей, известность и слава, конвертируемые в вышеописанные блага, — с этим всё понятно. Но зияющая пустота на месте «сверхзадачи» по Станиславскому смазывает всю картину, размыкает «цепь электропитания» на отдельные звенья, маленькие корпоративные цепочки со своими локальными интересами.
Пробудившийся в последнее время в определённой части молодёжи альтруизм в виде волонтёрства, заботы о немощных, о природе — прекрасен. Государство пытается его вроде как поддержать, выделяет средства, тащит волонтёров в официозные политические организации с благими намерениями. Но грозит это формализацией, превращением в шоу, новые маленькие ручные «комсомолы» с возможностью, опять же, сделать личную карьеру.
Далеко не всех устраивают эти лукавые дорожки. Далеко не все из молодых хотят получить хорошее образование, совершить прорывы в науке и технике, чтобы потом уехать за бугор. Или написать книгу с целью получить за неё побольше премий. Заниматься общественной работой, чтобы занять депутатское место…
Но негласная система стимулов выстроена именно так: стань успешным и не очень важно каким путём. Стать успешным и при этом настоящим учёным, писателем, музыкантом, врачом всегда было непросто, а сегодня — особенно. Но молодым суют под нос успех другого рода. Вот вам пресловутая уже троица: Оля Бузова, Моргенштерн, Даня Милохин. И таких успешных бездарей вокруг немало.
У русского народа, в том числе у большинства молодёжи, слава Богу, не сформировалась пока доминанта, как у западных людей, «приятно пожить для себя». Молодые люди острее воспринимают несправедливость, ложь, фальшь, абсурд, густо разлитые в окружающем мире. В отличие от старших поколений, они чаще всего не могут артикулировать продуманные претензии к власти и легко ведутся на слоганы, которые им подсовывают рукопожатные ребята, кормящиеся из рук зарубежных врагов России. И выходят по их призывам бессмысленно бузить на улицы.
Скорее всего, руководители государства понимают эту проблему, но беда в том, что антисистема, выстроенная в 90-е, так и не смогла превратиться в систему и продолжает входить в жёсткое противоречие с национальным менталитетом. Государство уклоняется от идеологии, боится её, а с другой стороны, не в силах её сформировать. Предлагает паллиативы в виде «скреп», казённого отфильтрованного и лукавого «патриотизма».
В его установках «Днём России» именуется день, ставший важным шагом к распаду советской державы; в честь человека, непосредственно причастного к этому и другим преступлениям, возводят помпезные центры; другого виновника крушения СССР награждают высшими орденами государства, ставят о его жизни подобострастные спектакли. В рамках такого «патриотизма» предлагается болеть за спортсменов, выступающих без флага и гимна, или за фриков, выступающих от имени страны на Евровидении.
Чиновные «патриоты» по разнарядке устраивают помпезные народные гульбища, перемежая в них сакральные символы и фигуры России с пошлейшей попсой. Люди, у которых ещё осталось нравственное и эстетическое чутьё, ощущают, как от всего этого за версту несёт фальшью. И отдельные, действительно патриотические и объединяющие начинания, чаще поддержанные, чем инициированные властью, как, например, "Бессмертный полк", ряд кинофильмов, памятников, мероприятий, увы, не в силах перевесить в глазах народа «густой фальшак» официоза.
Кто-то считает, что эта фальшь, двусмысленность, а порой и прямая ложь — сознательный modus vivendi (образ жизни) нынешнего руководства страны по отношению к её населению. Но представляется, что ситуация сложнее. Кроме прожжённых циников: маккиавелистов, себялюбцев и западолюбцев — на разных этажах власти есть честные и порядочные люди, действительно любящие не «корпорацию РФ» с её дивидендами, а историческую Россию, её народ. Желающие улучшить (и в чём-то улучшающие) его жизнь, пытающиеся (и что-то делающие) для его будущего. Но эти усилия слишком часто тонут в болоте антисистемы, саботируются, а иногда прямо извращаются ею.
Возвращаясь к началу статьи, вновь констатируем сложность даже простого адекватного описания нашего сегодняшнего мира, не говоря уже о его скрытых пружинах. Перед писателем, художником, философом встаёт исключительно трудная задача. Если он хочет не просто диагностировать тяжёлую болезнь, а указать на какой-то путь, если не лечения, то преодоления её, то нужно представить фигуры людей, своей жизнью, поступками, образом мысли преодолевающих кафкианский абсурд нынешнего бытия. А такие люди и у нас, и в других странах, безусловно, есть и, возможно, живут с вами по соседству.
«Мир должен быть оправдан весь / Чтобы можно было жить!», — изрёк в начале прошлого века поэт Константин Бальмонт. Сегодня речь идёт уже не об оправдании, а о минимальном рассеивании кошмара, в который погружают мир его «кураторы», толкая на гиблый шлях.
Важно осознать: назад пути нет — ни в СССР, ни в имперскую Россию, ни в московскую или киевскую Русь. Ни в викторианскую Англию (если кому-то это больше импонирует), ни в трудолюбивую Америку изобретателей и набожных фермеров — вот Трамп попробовал, но безуспешно.
Стоять не месте дальше не получится: утонем в болоте, а внешние «партнёры» нас ещё и поглубже подтолкнут. Идти вперёд за Швабом и Гейтсом — в их дивный новый мир — значит потерять не только родину, но и душу.
Значит, необходимо выстраивать свои — индивидуальные и коллективные — дороги, перпендикулярные к нынешнему мэйнстриму, опираясь на те общие ментальные ценности, которые у нас ещё остались. Преодолевая противоречия поколений, социальных страт, национальностей. Городить их, как гати из болота, вопреки тому, что «днесь довлеет», находя неожиданных помощников в разных политических лагерях и структурах, включая, разумеется, провластные.
Такой алгоритм не предполагает умильного или покорного согласия со всем, что нам навязывается сверху нынешней властью, но и не требует прямого столкновения с «левиафаном» государства, поскольку столкновение это бессмысленно и обречено на поражение в любом случае.
Да, придётся шевелить мозгами, отказываться от каких-то жизненных благ и спокойствия, искать новые термины, вспоминать забытые слова. При этом, конечно, потребуется мужество называть ложь ложью, а лицемерие — лицемерием, трезво осознавая, что против тебя будет работать мощная машина разжижения мозгов, шельмования, а в крайнем случае — и подавления.
Предстоит непротиворечиво соединить традиционализм и консерватизм, здоровый национализм со всемирной соборностью добрых и умных землян; идеи «пламенных реакционеров» с мечтами визионеров справедливого общества. Разумеется, трезво отобрав и переосмыслив их применительно к современной действительности. Ничего невозможного нет.
И это не политическая борьба, замкнутая в матрице игрушечных партий или политучений прошлого. Это духовное действие, попытка расчистки полянок и вязания узелков новой реальности поперёк проторенных путей. Если таких «делателей» станет хотя бы столько, сколько нынешних «либеральных» разрушителей (а их не так уж и много); при этом хотя бы десятая часть нашего народа и — шире — народов Земли (поскольку у России есть все шансы стать центром притяжения подобных людей поверх границ) осознает, о чём идёт речь, то, может, нам удастся отклонить нынешний полёт человечества в бездну.
Не все выдержат этот путь, не все на нём выживут. Но нужно делать, ибо, как посетовал Господь: «жатвы много, а делателей мало». Русский же народ давно вывел формулу: «дорогу осилит идущий».
Спросят: а как же насчёт ловли крокодила? Да необязательно его ловить: пусть мирно сидит в затоне и лопает лягушек. Главное, нам самим не стать ни лягушками, ни крокодилом.
Андрей Самохин
