Грядущее повышение пенсионного возраста — а в том, что решение будет принято, сомнений очень мало — ударило как обухом по голове. Мало того, что повышение, так еще и с такими чудовищными цифрами — увеличение пенсионного возраста для женщин аж на восемь лет!
Конечно, всех нас это коснется рано или поздно. Но можно и не ждать, чтобы посмотреть, сможем ли мы трудиться до 63-х лет: а просто посмотреть на ближайшее окружение. Вот, например, смотрю я на свою маму, которая живёт в умирающей деревне.
Она уже на пенсии, ей 59 лет — мама инвалид третьей группы после инсульта. Она родила пятерых детей (в живых осталось четверо, но пятым мама взяла своего младшего брата из детского дома), воспитала, учили нас родители в 90-е годы, сами себе во всём отказывали. Всю жизнь мать работала на тяжелейшей работе, а часто и на двух одновременно: на ферме и в магазине.
Перенесла четыре полостных операции. Никогда не пила и не курила! В пенсии в 50 лет за воспитание пятерых детей ей государство отказало, потому что пятого она не усыновила. Получила её, копеечную, но долгожданную в 55 лет.
Почему долгожданную? Потому что колхозы давно развалились, работы в деревне нет от слова «совсем». Как выживают люди в деревнях, не имея никакой финансовой поддержки, одному Богу известно. Вот потому и ждут эти крохи, тяжким трудом заработанные, как манну небесную. Увеличить пенсионный возраст на пять и восемь лет — значит, просто обречь сельских жителей на голодную смерть.
И это лишь один, самый близкий пример. Другой пример: на своем предприятии я всегда подхожу к доске объявлений у проходной. Там же висят некрологи. Я всегда их читала, ещё до объявления этой чудо-реформы, и обращала внимание на возраст. Меня поражало, сколько мужчин умирает в предпенсионном возрасте. То есть они даже до 60-ти не доживают!
Если продолжить рассматривать ближайшее окружение, то, например, у мужа из четырех дядей в живых остался один. Один в отсутствие работы вынужден был ездить на вахты на Север, там и умер — не дожил и до 50-ти. Трое работали на этом самом заводе, где работаю я и регулярно читаю некрологи. Один умер, не дожив до пенсии несколько лет, второй — едва успел выйти. Простые рабочие, отстоявшие много лет за станками.
И вот их всех господин Киселев записал в «наркоманы и алкоголики». Тех, кто в деревне вынужден сажать поле картошки, буквально упахиваться на нем с утра до вечера, чтобы потом её, картошку эту, сдать за бесценок и купить элементарно одежду и обувь. И хорошо, если найдут, куда сдать.
Если молодежь из сел и деревень ещё может где-то найти работу (в основном, это вахтовый метод), то куда деваться 50-летним мужчинам и женщинам любого возраста? Кто их и где ждет с распростертыми объятиями? Может быть, господам-реформаторам стоит сначала этот вопрос решить, пока деревни и сёла окончательно не исчезли с карты России вместе с людьми, их населяющими?
Или это и есть реальная цель реформы? Помня о некоторых словах власть предержащих, например, слова мэра Москвы Сергея Собянина о том, что «у нас в сельской местности проживает сегодня условно лишних 15 миллионов» и главы ЦБ РФ Эльвиры Набиуллиной об «экономической неэффективности» моногородов, вполне логично предположить, что это правильный вывод.
Автор: Ольга Перегуд.
