Зачем обществу и политике нужна философия
Охотник: Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?
Мюнхгаузен: Обязательно! Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать.
Если, по словам Булгакова, москвичей сгубил квартирный вопрос, то марксистов сгубило непонимание ими своей же философии. Марксисты очень много говорили о диалектике, но в 99% случаев поминали её всуе, не понимая сути сказанного Энгельсом. Вообще изучать диалектику марксизма нужно начинать с изучения диалектики Гегеля, а после Ленина и Сталина в дебри марксизма так глубоко никто не забирался. И это не вина марксистов – просто в СССР Гегеля не издавали. Почитать его ширнармассам было просто негде – не все имели доступ к сокровищам библиотеки Института философии АН СССР. Вот и выросло то, что выросло – поколение коммунистов-руководителей, у которых классики марксизма стояли в кабинете для имиджа.
Сейчас коммунизм как система мировоззрения превратился в неиспользуемый язык программирования. О нём помнят, некоторые авторы испытывают некое влияние его этики, но сердцевины не понимают и системой этой для объяснения мира не пользуются. Просто они испытывают иногда импульсы марксизма как остаточные явления или фантомные боли в отрезанной конечности. Например, не любят олигархов или пенсионную реформу по версии правительства. Они не любят слово «эксплуатация», очень не любят слова «капитализм» (слова «коммунизм» они тоже не любят, поэтому определить их мировоззрение как систему не представляется возможным). Не полностью принимают слово «свобода», отрицая как его радикально-коммунистическую, так и либеральную коннотацию.
Одним словом, массы вкупе с помогающими им сформулировать своё мнение слоями антилиберальной интеллигенции, своё системное мировоззрение определить затрудняются и живут в рамках профанного бытового «здравого смысла», в просторечии понимаемого как «за всё хорошее против всего плохого». Неплохо для слесаря-интеллигента, но недопустимо для доктора всяческих гуманитарных наук – от экономических до политических. А так как советская образовательная система, из недр которой они вышли, в своё время наплодила их в великом множестве, так и не доведя до степени философской готовности, то армия этих полуидеалистов-полупрофессионалов (по сути самых настоящих веховских интеллигентов) кочует по России-матушке, брюзжа и ворча, критикуя бытиё за его несоответствие сознанию и совращая множество малых сих, верующих в них и их научные степени и экспертные приговоры.
Самым тяжёлым вопросом для нашей гуманитарной профессуры является тема соотношения свободы и необходимости. Энгельс в своё время соблазнил их своей формулой свободы как осознанной необходимости, и они, приняв её оболочку, остались в несогласии с её внутренней сутью. Наша интеллигенция понимает свободу как волю, понимать её как необходимость она внутренне смущается, ощущая тут тоталитарный принудительный подвох. Такое подсознательное вытеснение несогласия с базовым положением своей базовой мировоззренческой системы становится у марксистских профессоров прямо по Фрейду причиной некоего гуманитарного невроза, когда конфликт вытесняется в подсознание и там смутно переживается как нечто беспокоящее, о чём думать не хочется. Дискомфорт диалектики нашей красной гуманитарной профессуре, ныне подвизающейся на ниве общественной публицистики, преодолеть не удалось, так как не удалось освоить тему самой диалектики.
Диалектика требует осознать тему единства противоположностей. Помыслить такое способен ум нетривиальный и очень гуманитарный. Инженеры и математики с их бинарной логикой такое принять не смогут никогда, считая это не просто ересью, а шизофренией. В сфере математической логики это справедливо. Но общество - не механизм, и у него логика не математическая. И потому подпускать инженеров и математиков с программистами к гуманитарным проблемам всерьёз не следует, хотя трепаться на эти темы они исключительно обожают, считая себя вполне для этого дозревшими. И верно - если человек преодолел матанализ и сопромат, то ему кажется обоснованным, что экономика с политикой ему и вовсе по плечу. И свои ментальные схемы он переносит на общественную проблематику, даже не подозревая о том, как они для этого не годятся.
Диалектика с её единством противоположностей требует понимать свободу как необходимость, которую нужно принять через не могу. Если вы это делать отказываетесь, то вы выходите за рамки диалектики, а это позор для мыслителя. Такой же, как для математика выйти за пределы таблицы умножения. Недиалектический – то есть профанный – ум требует отделить свободу от необходимости, и в этом видит здравый смысл. Так можно поступить - отделить свободу от необходимости, но как тогда быть с диалектикой, где противоположности сливаются в синтезе единства? Если вы этого не понимаете, а берётесь об этом судить, то вы становитесь посмешищем среди сообщества понимающих. Правда, понимающие всегда в меньшинстве, и рассуждающим вполне достаточно поддержки сообщества таких же профанов, как они сами. Однако это не имеет никакого отношения к приближению к истине.
Если симпатизирующие левой идее профессора осуждают этот мир с его олигархами и пенсионной реформой, то они рвут с диалектикой. Они не принимают свободу как осознанную необходимость, которая выражается в простом до гениальности умозаключении авторов бессмертного "Золотого телёнка": "Если по стране бродят какие-то денежные знаки, значит, где-то должны быть люди, у которых их много". Если вы не марксист в чистом виде, требующий в идеальном обществе отмены товарно-денежных отношений и запрета денег, то вы должны принимать неизбежность олигархата как явления.
Принимать - не значит оправдывать, ведь мы принимаем существование вирусов, хотя не оправдываем этого. Просто мы понимаем, что в мире существуют противоположности и где-то они объединяются. Есть мир людей, и есть мир денег. Где-то эти миры пересекаются – правда, мы к этим точкам пересечения не близки. Это не надо оправдывать, как не нуждается в оправдании закон земного тяготения, из-за которого погибло много народу. Но ведь никто не начинает войну с этим законом и его адептами - физиками. Почему тогда так не любят диалектиков? Потому что кажется, что закон притяжения нельзя отменить, а закон стоимости можно?
Разумеется, хотя понять всю иллюзорность этого могут лишь немногие. Многих всё время тянет на баррикады, чтобы там снять противоречие противоположностей. Не через синтез, а через уничтожение той стороны, которая объявлена носителем противоположности. А когда необходимость приводит к тому, что на месте уничтоженной противоположности со временем вырастает точно такая же, революционеры называют это "перерождением" и призывают повторить миссию насилия. Называя это свободой.
А как же диалектика? Где синтез? Баррикад и революций в истории было очень много - только вот противоположности никуда не делись. Не решаются противоположности революциями. Эволюция же мучительна и непереносима. Диалектики виноваты - их называют соглашателями и оппортунистами, самое глупое из всего, что можно придумать в сфере умственных операций. Тогда самыми большими оппортунистами и соглашателями являются авиаконструкторы - они всё время стараются приспособиться к закону земного тяготения, вместо того, чтобы запретить его - и все дела.
Нелюбовь к олигархам - это несвобода как неосознанная необходимость, показывающая невладение диалектикой бывшей марксистской интеллигенцией. Диалектика требовала бы понимания свободы как осознанной необходимости. Как быть миру, в котором обращаются деньги? Может ли этот мир быть совершенным? Какова тут нравственность и этика? И есть ли границы у стремления к такому совершенству? Что это за границы? Сливаются ли свобода и необходимость или они разделены?
Крики "долой" не способствуют поиску ответа на такие вопросы. Их простительно не задавать профанам, но непростительно профессорам. Это не апологетика зла - это вопрос о том, что есть зло, ведь бывает такая борьба за добро, которая лишь умножает зло. Гонять новобранца - это причинять ему зло. Но война выявит, что оказывается, это было добром. А как быть с олигархами? Можно ли избежать их появления или они неизбежны? В чём тут зло, в чём тут добро и где эти противоположности сливаются? Проще: в чём вред от олигархов и в чём от них польза? Ведь не может быть одного без другого - это диалектика. Надо просто уметь это увидеть.
Пенсионная реформам правительства - это ещё одна неосознанная необходимость, против которой выступают не только не мыслящие по диалектике массы, но и профессора, которым оперировать в рамках бытового мышления сама научная степень не велит. Осознать пенсионную реформу и тем самым свободно её принять - вот тренинг по диалектике для нашей профессуры, который она успешно провалила.
Выходит профессор от экономики и говорит: «Я доктор наук. В бюджете денег море, все, кто говорит обратное - лгут. Долой пенсионную реформу! Её просто делают садисты для того, чтобы вас помучить». «Ура!» - кричат ширнармассы и вздымают профессора над собой. Профессор счастлив – такого приёма среди его коллег-профессоров ему никогда не увидеть – там ведь доказательств потребуют и ещё не всякое доказательство примут как безошибочное. А диалектика? Она тихонько плачет в углу. Кому она нужна?
Профессора, вышедшие из марксистской шинели и ставшие сейчас не учёными, а пропагандистами, остро чуют конъюнктуру. Сейчас наукой заниматься скучно. Политика – вот где драйв и адреналин. Авторитет мнения уже обоснован научной степенью – остаётся лишь попасть в унисон с мнением массы. Масса ведь не скажет: «Обоснуйте, коллега!» Масса в своё время была приучена к тому, что в мире капитала есть эксплуатация, которая выражена в отчуждении прибавочного продукта. Именно уничтожением эксплуатации среди оставшихся в живых была оправдана кровавая революционная эпоха. Но вот на место частника как работодателя пришло государство. В лице бюрократии, естественно. И тут же начало борьбу с бюрократизмом.
И вот это государство в лице борющейся с бюрократизмом бюрократии стало изымать прибавочный продукт уже не частнику, а государству. То есть себе. И сама стала им распоряжаться. Хотела - делилась с ширнармассами, захотела - прекратила делиться и всё приватизировала. И никто не пикнул - собственность-то не их, она чужая. Государственная то есть. А как же догмы социализма, что всё вокруг колхозное, всё вокруг моё? Брехали, стало быть?
В лице бюрократа, борющегося с бюрократизмом, ширнармассы получили другого эксплуататора, который называл себя представителем ширнармасс, и всякий, кто в этом сомневался, истреблялся или организационно, или физически. Это называлось социализмом. Строем, где была побеждена эксплуатация человека человеком. То, что возникла эксплуатация человека государством, говорить запрещалось. Говорилось, что теперь никакой эксплуатации нет, и государство действует от имени нас и для блага всех нас, и потому ЕМУ МОЖНО.
Мне могут сказать – а как же бесплатное образование и здравоохранение? Это всё правда, и это очень хорошо, но я сейчас не об этом. Я об эксплуатации. Так исчезла она или только поменяла форму? Оправдана или не оправдана? И что лучше - эксплуатация человека государством или эксплуатация человеком? И вообще возможна ли экономика полностью без эксплуатации? Включая самоэксплуатацию? И не жульнический ли вовсе это термин – эксплуатация? Являются ли эксплуатацией отчуждения в виде регулирования заработной платы и налоги как сравнительно честная форма отъёма денег?
Люди мыслят на разных уровнях осмысления бытия. И я сейчас без претензий к населению, ищущему как бы выжить. Я сам ищу эти способы выжить, и мне так же не нравятся олигархи, капитализм, эксплуатация, пенсионная реформа, и налоги мне тоже не нравятся. Но есть истина. Она взывает с совести. Советская система образования на свою беду серьёзно учила меня философии, и на свою беду меня это зацепило. Я старался сдать её не «на шару», как говорили студенты. И потому я чувствую, что где-то рядом сидит и молчит обиженная всеми философия, которую в насмешку назвали царицей наук. Вы видели таких царей, с которыми челядь обращается так презрительно? Бал правят шуты - политики, экономисты и политологи, но где вы видели хоть одного философа? Сейчас время другое? Полно, время всегда одно и то же.
Истина всегда не в чести, и потому не в чести философия. Не потому, что даёт ответы, а потому, что ставит вопросы. Вопросы важнее ответов. Есть те вопросы, на которые нет простых ответов. Порой веками нет. Это раздражает ширнармассы, им нужны ответы – и не просто ответы, а такие, которые масса способна понять и успокоиться.
Философия не занимается прикладной психотерапией, она не даёт советов, как успокоить народ, а ставит вечные вопросы. И не отвлечённые от бытия, а самые для бытия глубинные, сущностные. Это сложно, это непросто. Именно за это мир не любит философов. Но тем хуже для мира. Мир без философии – это мир манипуляторов и жуликов, мир торжества пиара и социальных лживых технологий обмана. Отношение к философии – это зеркало, поднесённое к лицу современности, и не вина зеркала, если в нём порой отражается неприглядная физиономия.
