Так мы и жили, совершенно не думая, что живём мы плохо или как-то не так. Мы были совершенно довольны и абсолютно не ощущали себя бедными. Когда сегодня говорят о той жизни как о бедной или даже нищей – это абсолютно неверно. Хотелось ли нам иметь модные вещи, которых не было? Не помню. Мне кажется, у нас всё было. Наряды шила нам мама, Женька тоже умела. Питались мы нормально: я и сейчас готовлю те же блюда, что мы ели в детстве. Мы считали, что счастье не в вещах. Когда вещей слишком много и им уделяется слишком много внимания, это отвлекает от главного: от книги, от мысли, от любимой работы. Я и раньше так думала, и теперь так считаю, и ничто меня не убедит в обратном.
ПОГОВОРИМ О СТАРИНЕ – ч.1
Это рассказ старой москвички , прочитавшей материалы о реконструкции пятиэтажек.
* * *
«Я родилась в самом центре, на Тверской, в переулке Садовских, это где ТЮЗ. Сейчас он переименован – переулок, естественно, а не ТЮЗ. Жили мы в коммуналке, в одной комнате, правда, огромной. Или мне казалось, что комната была огромная… Но все мы там отлично помещались. Когда человек родился и живёт в коммуналке – это ощущается как норма, все так живут. Кстати, тогда в обиходе слово «коммуналка» не особенно употреблялось – говорили «общая квартира». Квартира была большая, потолки очень высокие, коридор длиннющий, по нему малышня ездила на велосипеде.
В комнате у нас стояла старинная мебель, ещё прошлого века, девятнадцатого, принадлежавшая ещё моей прабабушке. Мы с сестрой-двойняшкой ходили гулять на Патриаршие пруды, на коньках там катались, пошли в школу по соседству.
А весной сказали, что нас переселяют, дадут отдельную квартиру, а дом забирают под что-то иностранное. Мы даже гордились: значит, выходит дело, хороший у нас дом, что его забирают под иностранное. А что переселяют – ну, значит, так надо. Во всяком случае, так говорили взрослые. Правда, одна старушка из наших соседок всё вздыхала, что переселяют нас почти в Ленинград. На самом деле, не в Ленинград, конечно, а на Ленинградское шоссе. Нам было очень любопытно, каково там будет – в этой новой жизни на Ленинградском шоссе, да ещё и в отдельной квартире.
МЫ ПЕРЕЕЗЖАЕМ!
Меж тем мы закончили первый класс и нас, двойняшек, вместе со старшей сестрой Женькой (она перешла в 7-й) отправили в пионерский лагерь на всё лето. Нас каждое лето отправляли, всех троих; давали льготные путёвки родителям на работе, кажется, даже бесплатные, поскольку нас было трое. Нам, надо сказать, в лагере нравилось: встречались часто со старыми знакомыми, детьми работников того же предприятия, всё уже знали там… В общем, здорово.
Так вот. Возвращаемся мы из лагеря, встречает нас папа и говорит: едем на новую квартиру. Мы даже завизжали от восторга – девчонки же. И поехали. Хотелось поехать на метро: мы очень любили ездить на метро, но делали это очень редко – некуда было ездить, всё под боком. Работа родительская была в районе Сокола, из лагеря нас привозили к работе. Мы с папой направились не к метро, а к автобусной остановке. А там – толпа, людей видимо-невидимо и автобусов подходит много. Нашли мы свой номер, выстояли очередь, сели. Вернее, втиснулись. Ехали тоже долго. Наконец приехали.
Оказались на дороге, по одну сторону – пустырь, а по другую – дома, где нам предстояло жить. Совершенно одинаковые, в клеточку, стоявшие под небольшим углом к дороге, параллельно друг другу. На дорогу выходили глухие клетчатые торцы. Перешли дорогу и пошли вдоль одного из домов – папа сказал, что это наш. Нам он сразу очень понравился, и вообще нам всё понравилось. Особенно то, что дома такие клетчатые, аккуратненькие и одинаковые. Клеточки – это панели, а панель – целая стена комнаты. Панели соединяются друг с другом швами, а швы промазаны чем-то чёрным, вроде резины. Мы с сестрой тут же поскребли пальцем чёрный шов и отковыряли маленький кусочек резинки.
Удивительно: столько домов, и все одинаковые. Не то, что у нас, в Центре: каждый дом наособицу. К тому же дома там старые, обшарпанные. А тут – новенькие, одинаковые. Тогда одинаковость ценилась, это теперь любят всё необычное, особенное, а тогда стандартный упрёк был: «Ты что – не такой, как все?». Но это я так, к слову.
Подъездов я насчитала восемь, наш был второй, с другого конца. Над каждым подъездом – козырёк, его подпирает бетонная плита с прорезанными дырками разной формы. У одного подъезда плита красная, а у соседнего – голубая; и так через один во всём квартале. Мне ужасно это понравилось. Плита параллельно дому, а перпендикулярно – металлическая конструкция в клеточку, и каждая клеточка оформлена по-разному: где змейками, где решёточкой, а где просто пусто. Мы потом на эту конструкцию любили залезать, а взрослые нас гоняли.
За решёткой – небольшая дверка. Я не сразу поняла, что это – выход мусоропровода, потому что прежде мусоропровода прежде не видела. Возле подъезда стояла скамеечка, вроде тахты – низкая, довольно широкая и без спинки. Сиденье её было сделано из отдельных дощечек, окрашенных через одну в голубой и красный цвет. Ужасно красиво! Тогда вообще мебель часто бывала без спинок, без подлокотников: не стулья, а табуретки, не диван, а тахта, а если диван – без подлокотников. Тут же, у подъездов были уже высажены кустарники, какие-то необыкновенные, с белыми мясистыми ягодками, жаль, несъедобными.
Вошли мы в подъезд, а там – красота! В старом-то доме у нас подъезд был пыльный, хоть его и убирали, обшарпанный с застарелой, въевшейся грязью и оббитыми ступенями. А тут – подъездик аккуратненький, весь покрытый пластмассой (тогда это был модный материал), синего цвета. Папа сказал, что этот материал называется линолеум. Перила были покрыты красной пластмассой. Правда, перила обрывались на каждом этаже, а не закруглялись, как у нас в старом доме, и мальчишкам не придётся съезжать по перилам – оно и лучше.
Стали мы подниматься. Между первым и вторым этажом – ящики для писем и газет на стене; на каждом номер квартиры, которой принадлежит ящик. Ящики светло-бежевые, сделаны из прессованной стружки, даже видны отдельные кусочки дерева. Папа объяснил, что этот материал называется ДСП, он очень экономный и полезный, т.к. делается из отходов древесины. А ещё между этажами был мусоропровод: открываешь пасть и бросаешь мусор. Потом мы узнали, что он почему-то постоянно забивался, но тогда это казалось чем-то замечательным. Рядом с мусоропроводом стояло ведро – грязное и старорежимное. Пожалуй, только это ведро принадлежало к старой жизни, остальное было – новое. Рядом висела листовка, на которой весёлая свинка призывала жильцов не выкидывать пищевые отходы в мусоропровод, а бросать их в ведро, а потом их отвезут на свиноферму на откорм этой свинке/
НОВАЯ КВАРТИРА
Наконец добрались мы до квартиры. Она была на третьем этаже. Нам повезло: как раз посредине: ни высоко – ни низко. Квартира оказалась замечательная – трёхкомнатная. Устроена она была так: входишь в малюсенькую прихожую. Слева – ванная и туалет, раздельные, тоже очень маленькие. В ванной один кран на ванну и раковину: поворачиваешь его – и хочешь мойся, хочешь умывайся. За ванной-туалетом – кухня, туда попадаешь по малюсенькому, в полтора шага, коридорчику. Совсем малюсенькая, но всё, что надо – поместилось. Справа по коридору – комната. Дальше – ещё одна, слева – третья. Между второй и третьей комнатой – большой чулан. Все комнаты оклеены бумажными обоями, жёлтыми, и оттого, наверное, в квартире словно солнышко, хотя на улице было пасмурно.
Может, ещё оттого так светло, что в квартире не было … подоконников. Вообще. А зачем они, если разобраться? Только хлам разводить. У нас в старой квартире был подоконник из мраморной крошки, со временем он раскрошился, и казалось, что кто-то выгрыз кусок подоконника. В общем, без подоконников гораздо лучше, и светлее. А свои любимые столетники мама разместила , по сторонам окна на специальных подставках, которые крепятся к стене и раскрашены, словно это берёзка. Очень красиво.
А ещё в квартире не было – выключателей. Вместо них с потолка свисали верёвочки с пластмассовыми наконечниками, а между стеной и потолком была беленькая пластмассовая коробочка, из которой и выходила верёвочка. Дёрнешь за верёвочку – свет зажжётся. Нам с сестрой эта конструкция ужасно понравилась, мы тут же принялись дёргать. Мы эту штуку так и называли – дёргалка. Правда, спустя время оказалось, что дёргалка – вещь ненадёжная. Как папа выражался – недоработанная. Она довольно часто ломалась, и в конце концов, папа на самых критических местах поставил старорежимные выключатели, пустив провод прямо по стене. Не очень красиво, зато надёжно.
Ещё в квартире не было привычных чугунных батарей отопления. Вместо них – низенькие гармошки. Взрослые сомневались: будет ли тепло зимой? Но зимой оказалось так тепло, что ходили в ситцевых халатах и с голыми ногами, и совсем было не холодно. Может, это оттого, что в торце нашего дома стоял домик из серого кирпича, мы возле него играли в мячик, кидали его в стену. Этот домик назывался бойлерной, там, говорили, нагревается вода для наших домов. Так вот мы жили рядом с бойлерной, оттого, наверное, было так тепло.
Комнаты мы распределили так. Самая первая от входа, она же ближайшая к кухне – столовая. Мы не привыкли есть в кухне, разве что так, перекусить, а вечерами, все вместе, ели в столовой, за большим столом, прабабушкиным. Туда же поставили старинный кожаный диван с откидными валиками и полочкой. Днём на нём сидели, а ночью спала сестра Таня. В той же комнате стоял старинный комод с двумя красивыми подсвечниками. Ну и стулья. А больше туда ничего не помещалось. Женька делала уроки за большим столом.
Две остальные комнаты распределили между нами с сестрой и родителями. Родители взяли себе комнату поменьше, зато с большим чуланом, теперь такие чуланы зовут гардеробной, а тогда – чулан, и чулан. А нам отдали ту, что побольше. Там стояло пианино, на котором нас учили играть, две узеньких кушеточки и стол, на котором мы занимались. Стол был старый, деревянный, нам разрешалось на нём делать что угодно. Так вот мы на нём выжигали разные штуки специальным приборчиком, сводили через копирку разные узоры из книжек и журналов и выжигали. И постепенно стол стал очень даже красивым, узорчатым.
В родительской спальне было две кровати по сторонам: тогда не принято было делать одну широкую кровать, а полагалось каждому иметь свою. Тогда считалось, что спать вповалку – это по-деревенски, а надо, чтобы у каждого было своё спальное место. Там же стоял столик с маминой швейной машинкой: она много шила, сама нас всех обшивала. В общем, отлично устроились. Лучшего и желать нельзя.
МЫ ЗНАКОМИМСЯ С РАЙОНОМ
Мама сказала, что в квартире напротив, в двухкомнатной, живёт девочка, аккурат нашего возраста, звать Вика; может, мы окажемся с нею в одном классе. (У нас было три квартиры на этаже: трёх, двух и однокомнатная; однокомнатная посредине). Мы пошли знакомиться. Тогда не было телефонов, хочешь поговорить – приходи так. Мы позвонили, сказали, что живём напротив и хотим пригласить нашу соседку гулять. Она «спросилась», как тогда выражались, и мы пошли на улицу. Нам не терпелось посмотреть округу. Вика нам показала, что где. Школа совсем рядом, минут пять ходу. Школа бело-жёлтая, пятиэтажная, стоит на возвышенности, над входом – барельефы классиков. К входу ведёт лестница – очень торжественно. Справа от школы – спортивная площадка и сад. Вика сказала, что там уже посажены яблони.
Во всём квартале было два типа домов: пятиэтажки и девятиэтажки в один подъезд – их звали «башнями». Девятиэтажки образовывали небольшую аллею, что вела к школе. А дальше – пустырь и стройка. Вика сказала, что строят торговый центр и что-то ещё. И скоро у нас будет всё, что требуется: магазины, химчистки и остальное, что надо. А пока в магазин надо ходить в бараки. Оказывается, в некотором отдалении сохранились двухэтажные деревянные бараки, где и был продовольственный магазин. Меня туда часто посылали за хлебом. Ещё, помню, яйца там покупала и приносила их в детской маленькой корзиночке.
Ещё Вика показала нам знаменитый 6-й корпус. Знаменит он был двумя вещами: длиной и пёстрой окраской. Подъездов в нём было больше обычного (не помню, сколько именно), а расцветка у корпуса была рыжевато-пёстренькая, вроде оперения деревенской курицы. В этом корпусе у нас, как оказалось, жило полкласса. Моя тётя, когда приехала навестить нас, сказала, что, наверное, в 6-й корпус переселили целую деревню.
Кстати, о слове «корпус». Дома в нашей новой жизни называли корпусами, а местность – кварталами. А улиц вовсе не было. Адрес у нас был такой: Ленинградское шоссе, квартал 1, корпус 32, квартира 22. Кстати, совершенно непонятно, почему местность, расположенная ближе к центру и застроенная раньше, называлась «вторым кварталом», а наша «первым». Потом, спустя несколько лет, адрес изменился, и в нём появилась улица.
То, что были дома разной высоты, и они стояли не абы как, а образую замкнутые дворы – всё это создавало ощущение какой-то регулярности, ритма. В современных районах, вот, к примеру, где я сейчас живу, все здания равной высоты, словно лес из громадных домов, в которых есть что-то пугающее. Уже в наши дни, будучи на экскурсии в Италии, я услышала от гида о каком-то очень старом итальянском архитекторе, забыла его фамилию, который выработал главные принципы застройки. Так вот там как раз и было, что дома должны быть разной высоты. Может, тот архитектор, о котором ты написала, вспомнит, как звали того итальянца.
ПОГОВОРИМ О СТАРИНЕ – часть 2
ЗА ПОКУПКАМИ
Сейчас трудно себе представить, чтобы такой большой район имел всего один продуктовый магазин. Как обходились? Ели что ли меньше? Да нет, все были сыты.
Просто тогда, как мне помнится, небольшие погрешности быта воспринималось ну, не как норма, но как что-то такое, что можно временно пережить. Сосредоточенность на быте считалась чем-то нелепым и смешным: вокруг столько всего интересного! Можно заняться творчеством, участвовать в интересном деле, поговорить с интересными людьми, да книжку, в конце концов почитать! А магазин? Ну, будет тебе и магазин. Ведь строится же он! И он, в самом деле, строился и примерно через год – открылся.
А пока мы покупали молоко из бочки. Ходила обычно сестра Катя с коричневым эмалированный трёхлитровым бидоном. Брала два литра по 28 коп. Любопытно, что цена разливного молока сохранялась десятилетиями. Помню, как-то уже в 80-х годах мне привелось покупать разливное молоко всё за те же 28 коп. Молоко в пакетах стоило на несколько копеек больше. Бочка – это была небольшая цистерна на колёсах, которая прицеплялась к машине. Её привозили, ставили, тётенька разливала молоко гражданам в их бидоны, а потом цистерну увозили.
Кстати, когда ходила в бараки в магазин, увидела ещё один тип домов нашего квартала. Это были кирпичные девятиэтажки с тремя, сколько я помню, подъездами. Они стояли параллельно друг другу, и последний выходил на самый край земли – к каналу. Вернее, это не совсем был канал, а вроде залива канала. Жители этого дома в тёплое время бегали купаться на канал. А за каналом начинался лес и вообще загородная местность. Вика сказала, что эти дома – «кооператив»; я не поняла, что это значит.
УДОБСТВА
Ещё было интересное. Поскольку район новый и много чего не хватало, некоторые удобства разместили в квартирах первых этажей. В соседней пятиэтажке было две библиотеки в квартирах – детская и взрослая. Тогда библиотека была предметом первой необходимости: жили тесно, книги мало у кого были. И люди ходили в библиотеку, брали книгу, потом возвращали – очень удобно. В библиотеку тогда ходили и взрослые, и дети. Тогда вообще очень много читали. Обычный «светский» вопрос был: «Что ты сейчас читаешь?» В самом деле, каждый мало-мальски культурный человек в каждый момент времени что-то читал. Были такие книги, которые прочитывали буквально все. Этому способствовали огромные тиражи литературы. Сегодня каждый читает что-то своё, даже порою не подозревая о существовании другого. Так вот о библиотеке в квартире. Детская библиотека занимала двухкомнатную квартиру. В одной комнате абонемент, в другой – читальня. Некоторые книги не давали домой, а можно было читать только там. Плюс к этому была школьная библиотека.
В квартирах были устроены приёмные пункты химчистки и прачечной. Сдавать постельное бельё в стирку было недорого. Там же делалась мелкая починка, можно было из двух простыней сделать, например, одну. Но мы той услугой не пользовались: мама была сама мастерица. А в химчистку сдавали осенние пальто, папины костюмы. От костюмов перед чисткой отпарывали пуговицы, а потом пришивали назад. Сейчас этого не делается: то ли химикаты стали менее агрессивные, то ли пуговицы крепче. Нас с Катькой (сестрой) заставляли пришивать. Скучнейшее дело! Вышивать мы любили, даже одно время ходили в кружок вышивания при ЖЭКе, а вот пуговицы пришивать – увольте. Но пришивали.
ПЛИССИРОВАННАЯ ЮБКА И МОРОЖЕНОЕ
Примерно через год открыли торговый центр. Это стандартное двухэтажное здание «из стекла и бетона», как тогда выражались. Таких понастроили множество во всех районах Москвы. На первом этаже был большой продовольственный магазин. А на втором (вход с торца) – ателье и всякие починочные мастерские. Ателье было чудесное: там делали плиссировку. Вы, может, и не знаете, что такое плиссированная юбка, а тогда было страшно модно и желанно, особенно среди нас, девчонок. Суть в том, что на ткани делались складки разного размера, иногда чередовались широкие и узкие складки в разном порядке, ткань обрабатывалась каким-то составом, и эти складки так и оставались. Стирать, кажется, было нельзя, только химчистка, но складки держались отлично. В ателье была специальная витринка, где можно было выбрать, какого вида складочки тебе потребны. Нам с Катькой очень хотелось обзавестись плиссированными юбками, хотя бы одной на двоих, но мама решила, что это баловство. И то сказать: на плиссированную юбку нужно ткани три обхвата по бёдрам, да ещё цена плиссировки; пояс-то да молнию пришить можно было ради экономии дома. В общем, мама решила, что нам это дело ни к чему: и так мы одеты очень прилично. А Женьке плиссированную юбку сделали, чёрную, она её очень долго носила; до конца школы – точно.
По соседству с торговым центром построили такое же здание. Помню, там была почта, а что ещё было – не помню. Ещё построили длинный павильон, покрытый волнистой цветной пластмассой – тогда это был модный материал. Там торговали овощами-фруктами в тёплое время. Помню, по осени мы оттуда тащили арбузы и виноград. Это была осенняя радость. Тогда свежие фрукты продавали только в сезон. Яблоки, правда, продавались круглый год, под Новый год были мандарины. Круглый год продавали овощи внутри торгового центра, вход сбоку. Овощи самые простые: картошка, морковь, капуста, лук. В овощном было всегда пыльно и грязно. Картошку насыпали через специальную дырку в прилавке в подставленную покупателем сумку.
А ещё возле торгового центра были киоски. Союзпечать – газетный. Там мы ничего особо не покупали: газеты выписывали на дом. Нам выписывали «Пионерскую правду», а раньше – «Мурзилку», взрослым – «Правду», Женьке – «Комсомольскую правду», маме «Работницу». Родители подписывались на работе, а можно было – на почте. В киоске Союзпечать мы покупали значки и «нахвостники» – пластмассовые заколки для косы или хвоста, цена 10 коп. Тогда выпускалось множество разных значков: Москва, даты красного календаря, Космос, события. Дети часто их коллекционировали, обменивались. Стоил значок 10-15 коп. Мы выкраивали из собственных копеек, т.е. родители на это «баловство» денег не давали. Книга – это серьёзно, а без коллеционирования значков жить можно. Ещё был киоск табачный – это совсем не наш профиль: в семье никто не курил, разве что спички покупали: тогда газовую плиту зажигали спичкой.
А вот следующие два киоска были для нас самыми сладкими – в прямом смысле. В одном продавали мороженое, а в другом – конфеты поштучно. Мороженое ели всегда, оно было страшно вкусное, жирное и сытное. Ассортимент был ограниченным, но, казалось, больше и не требуется. Собственно, сегодня всё это разнообразие сортов сводится к тому же самому. Перечислю к слову тогдашние сорта. 7 коп. в бумажном стаканчике: фруктовое. В стаканчике было, думаю, потому, что тотчас таяло, превращаясь в сладкую жидкость. 9 коп. – похожее на это, но только побольше. 11 коп. – молочное в брикете с вафлями по сторонам, в бумажной обёртке. 11 коп. стОило и эскимо на палочке в шоколаде. Маленькое, но очень вкусное. 13 коп. – молочное в вафлях. 15 коп. два типа: сливочно-шоколадное, моё любимое, и крем-брюле, Катькино любимое. Оба в брикете в вафлях. За 19 пломбир в вафлях. Было за 19 и мороженое в вафельном стаканчике с кремовой розочкой. Дальше шло Ленинградское за 22 коп. в шоколаде – вроде эскимо, только большое и без палочки. Было ещё одно – страшно вкусное – за 28. Это был батончик из мороженого с какими-то очень вкусными добавками, облитый шоколадной глазурью, в которую был вделаны мелкие кусочки ореха. Сказочно вкусно! Потом это мороженое стали делать по-другому, вероятно, более технологично: торцы не были покрыты шоколадом, да и сам шоколад уже стал не шоколад вовсе, хотя слой его утолщился. Но тогда мороженое за 28 – было верхом совершенства. Но мы его покупали редко: за те деньги можно съесть две порции вполне приличного мороженого, так что расчёту нет. А вот Викин папа нас всех иногда угощал мороженым за 28 – ну, тогда конечно, отчего ж не съесть. Да, чуть не забыла: рожок за 15 коп. Сливочное мороженое в витом вафельном конусе. Разматываешь его слой за слоем и постепенно съедаешь – очень вкусно. Но это мороженое было редким. В нашем киоске оно появлялось только в холодное время – в конце зимы, а весной и летом – никогда.
А в соседнем киоске продавали конфеты россыпью. На копейку давали 2 ириски или две тянучки размером с ириску. Правда, они не тянулись, но были очень вкусные. Дорогие конфеты, вроде «Мишек», мы не покупали.
Потом на самом Ленинградском шоссе построили длиннющий универсам «Ленинград». Универсам – это была новость тогдашней жизни. Универсам был разделён на две половины – продуктовая часть и промтоварная. Новость была в том, что было там сплошное самообслуживание. Говорили, что этот магазин самый большой в Европе. Ему, конечно, далеко было до современных Ашанов, но тогда он казался действительно очень большим. Чего там только не было! С открытием этого магазина у нас уже не было никакой причины ездить в центр или в какой-то другой районе: все было рядом. Ну разве что прогуляться, или в театр, или в музей.
МЕТРО И КИНО
Когда мы только начинали жить в том районе, у нас не было двух важнейших вещей – метро и кинотеатра. Но их строили. Мы с девчонками бегали смотреть, как идёт строительство. И оно шло ходко. Невдалеке от нас, через дорогу строили стандартный кинотеатр, их много в разных городах: фойе с буфетом, зал и выход на улицу. Сзади – кассы, где продаются билеты. Однажды в этом фойе была устроена выставка работ нашего учителя рисования; мы очень гордились его успехом.
Кино тогда было главнейшим развлечением, новые фильмы смотрели буквально все. Вскоре после открытия мы, помнится, посмотрели «Кавказскую пленницу». А ещё каждое воскресенье был детские сеансы в 9 часов утра, цена билета была 10 коп. Перед каникулами в школе продавали абонементы на детские сеансы, которые в каникулы происходили через день. Взрослые сеансы стоили от 30 до 50 коп. в зависимости от места. В особо роскошных широкоформатных кинотеатрах, вроде «России» на Пушкинской или «Октября» на Калининском проспекте была цена аж в 70 коп. Кстати, «Октября» тогда ещё не было: до его открытия оставалось пара лет.
Потом открыли и станцию метро. Она были не особо близко от нас, думаю, километра два. Можно пешком дойти, а можно – на автобусе в объезд квартала. Предпочитали на автобусе, хотя в часы пик он был страшно забит. Мы, дети, на метро ездили крайне редко: всё было рядом: школа, при ней кружки, в нашей же школе базировалась и «музыкалка», куда мы с сестрой ходили. Тогда детей, девочек особенно, было принято учить музыке. А вот нервного стремления научить чему-то особенному, чтобы повысить конкурентоспособность – вот этого не было в заводе. Да и не было у родителей лишних денег на репетиторов: жили в обрез, нас же как-никак трое было. Тогда считалось, что достаточно хорошо учиться в школе, чтобы у тебя было в дальнейшем всё в порядке. С нами, собственно, так и случилось. Я, провалившись предварительно на Мехмат МГУ, легко поступила в Ленпед (так назывался в обиходе Педагогический институт им. Ленина; ныне это Педагогический университет, самый главный педагогический вуз России) и всю жизнь преподаю математику в школе. А сёстры окончили МАИ, начинали работать по специальности, но потом…. Сами знаете, что было потом.
С открытием метро и кино наш район перестал быть новым, а стал обычным московским районом. Мы его очень любили и никуда не стремились из него уезжать. Да, я ещё не сказала, что были у нас и поликлиники под боком – детская и взрослая. Но мы редко там бывали. Любопытно, что напротив поликлиники, прямо на дорогу выходил красный кирпичный домик, маленький, как в деревне. Он словно нависал над дорогой. Вокруг домика, как полагается, сад, обнесённый глухим забором. Что это за домик, кто там жил? В этом было что-то таинственное.
НА ЛЫЖАХ
Для нас, детей, в нашем районе было раздолье. Гуляли меж домами, качались на качелях, что были установлены во всех дворах. Зимой перед нашим домом заливали каток, и к нам ходили дети со всей округи. Тогда было страшно в моде фигурное катание, мы смотрели по телевизору чемпионаты. Мы с Катькой даже попытались поступить в школу фигурного катания, которая базировалась в соседней школе. Нас посмотрели и забраковали: стары. А были мы в третьем классе. Так и не стали мы фигуристками. Ну и фиг с ним, не больно-то хотелось.
Ещё было такое развлечение. Дворники сгребали снег с дорожек на край газона. Образовывались целые горы. В них мы прокапывали ходы, строили крепости из этого снега. Для этого дела мы одевались специальным образом: валенки, а поверх валенок – шаровары с резинкой внизу: так снег не попадал внутрь валенок. Потом шаровары были совершенно мокрые, высыхали только к утру. Сейчас снегу выпадает значительно меньше. Никаких реактивов не сыпали, да и не требовалось это: машин было мало. У нас в доме на все восемь подъездов было две машины. Стояли они под окнами. Одна – красивая голубая «Волга», другая – «Победа». А «Жигулей» ещё не было.
Ходили мы на лыжах в лес. Очень просто: переходишь через дорогу, надеваешь лыжи и дуешь через пустырь. Там и лыжня была проложена; тогда все катались на лыжах, и дети, и взрослые. В лесу горки были, по сторонам оврага, можно было скатиться; я любила, а Катька боялась, зато она бегала – не угонишься.
А ещё было развлечение – ходить по бетонному забору, окружавшему детский сад. Забор был высотой суть больше метра. Задача была – пройти как можно дальше и не свалиться. Некоторые достигали в этом деле незаурядного мастерства.
В тёплое время ходили в лес гулять, иногда с родителями, иногда с девчонками. Возле леса была целая улица деревянных бараков, потом их снесли. У нас училась девочка из тех бараков, она говорила, что её родители – смешные люди – очень горевали, переезжая: там, возле бараков, были грядочки, кусты смородины и малины – как в деревне. А в городе этого ничего не будет.
ОГОРОД ПОД ОКНОМ
А вот бабушка нашей подруги Светки ухитрялась развести огород, даже живя в квартире. Жили они на первом этаже в соседнем доме. Так вот бабушка развела под окнами настоящий огород: и лук у неё рос, и даже клубника была в один из годов. Смородина росла, крыжовник, кажется. А уж зелёный лук, петрушка, укроп – про такие пустяки и говорить нечего, этого было всегда в достатке. Она поливала свой огород, выставив шланг в окно. Как не разорили его дети и вообще прохожие? Не знаю. Вообще-то она постоянно за ним следила. Бабушка была хромая, одна нога короче другой, так что далеко ходить не могла и сидела дома. Была она малограмотная, книг не читала, телевизор не смотрела, занималась хозяйством да огородом. А какое хозяйство в двухкомнатной квартире? Бабушка часто угощала нас пирожками с яйцом, смешанным с зелёным луком.
Говорят, балкон изобрели древние римляне вместе со своими многоэтажными домами-инсулами: тогдашние люди не могли себе представить, как можно жить без малого клочка земли, на которой что-то растёт. В нашей пятиэтажке балконов не было. Но зато были предусмотрены ящики за окнами для озеленения. Моя мама сеяла астры. Как раз к первому сентября они вырастали, мы их срезали и шли в школу – очень практично. В такой большой семье, как наша, мама давно научилась экономить каждую копейку. И мы все выросли экономными. Я до сих пор ничего попусту не выбрасываю и покупаю только то, что на самом деле нужно мне, а не тем, кто заказал рекламу. Потому у меня накапливаются деньги на развлечения и даже на путешествия. Живём мы с мужем на пенсию, а что зарабатываю репетиторством – то тратим на удовольствия. Впрочем, я отвлеклась от наших пятиэтажек.
Район у нас был зелёный, а становился год от года зеленей. Клумб, как сейчас, не было: сажали деревья и кустарники. Будь я мэром Москвы, я бы приказала сажать не однолетние цветы, а сирень и жасмин. Раз посадил – и вот тебе красота и прекрасный запах на многие годы.
В первую зиму, что мы жили на новом месте, привезли большие деревья и посадили их прямо среди зимы. Наша учительница объяснила: зимой деревья спят и не замечают пересадки. А проснутся уже на новом месте, оттого они гораздо меньше болеют, и можно пересаживать взрослые деревья. Мы тоже способствовали озеленению: срезали ветки тополя и вербы, ставили в воду, а когда они пускали корни – высаживали в почву. Рядом с подъездом прижилась моя верба. А один житель нашего подъезда привёз откуда-то елочку и высадил у подъезда. Когда ёлочка подросла, мы стали украшать её под новый год.
ЖИЗНЬ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Так мы и жили, совершенно не думая, что живём мы плохо или как-то не так. Мы были совершенно довольны и абсолютно не ощущали себя бедными. Когда сегодня говорят о той жизни как о бедной или даже нищей – это абсолютно неверно. Хотелось ли нам иметь модные вещи, которых не было? Не помню. Мне кажется, у нас всё было. Наряды шила нам мама, Женька тоже умела. Питались мы нормально: я и сейчас готовлю те же блюда, что мы ели в детстве. Мы считали, что счастье не в вещах. Когда вещей слишком много и им уделяется слишком много внимания, это отвлекает от главного: от книги, от мысли, от любимой работы. Я и раньше так думала, и теперь так считаю, и ничто меня не убедит в обратном. Может, я такая «правильная», потому что я училка, Марьиванна (я, по комическому совпадению, в самом деле Мария Ивановна). Мне думается, что совсем скоро все поймут, что не в вещах счастье и займутся более важными делами. Мне даже кажется, что и я до этого доживу.
Закончу, впрочем, о пятиэтажках. Прожила я там долго – до самого окончания института. А там вышла замуж и переехала к мужу в коммуналку в Центр. Так моя жизнь описала своеобразный круг. У него осталась от бабушки комната в коммуналке, большая и очень высокая, вроде той, где я когда-то жила в детстве. Потом мы получили квартиру в Медведкове. Сестры тоже вышли замуж. В нашей пятиэтажке осталась с родителями одна из нас – Катя, моя двойняшка. Разумеется, я там бывала. Наши родные пятиэтажки совершенно заросли зеленью и стояли словно в лесу.
Потом случилась перестройка, капитализм, в который удачно вписался Катин муж. Сейчас они живут в богатом доме в Подмосковье, на том самом канале, в котором мы купались в детстве. Кожаный диван с валиками и полочкой, на котором спала Женька, стоит у её мужа в кабинете и выглядит шикарно. Видимся мы редко: ездить далеко. Родители наши давно умерли, ещё в прошлом веке.
Недавно я совершенно случайно оказалась в том самом «первом квартале», где так счастливо жила в детстве и юности. Там почти ничего не осталось. Пятиэтажки наши снесли – все, под корень. На месте их выстроили что-то тоже панельное, высокое, хаотично расположенное, ничуть не более красивое. Девятиэтажные «башни» стоят, их даже облицевали какой-то современной плиточкой, они кажутся маленькими. Сохранился кусок давней зелени. Школа стоит, её, правда, огородили, и просто так туда не пройдёшь. Да и чего туда ходить: никого из учителей не осталось, просто школа и школа, каких сотни.
Пустырь, где мы катались на лыжах плотно застроен. А вот поликлиники – сохранились. И кинотеатр тоже. Но у него какой-то умирающий вид. Я пешком дошла до метро. Недалеко от метро разрушали две пятиэтажки. Было похоже на военную хронику.
Зачем их рушат? На мой непрофессиональный взгляд, можно было бы замечательно перестроить. Одно только нельзя изменить – высоту потолка, а остальное можно. Вот представляю себе нашу квартиру. Как её перестроить? Да элементарно! Сделать её не трёх, а двухкомнатной. Санузел перенести на кухню, будет шикарно – с окном. Где был санузел – сделать хорошую гардеробную в прихожей. Кухней становится одна из комнат – наверное, та, что ближе всего к старой кухне. Вот и всё! Ну и фасад украсить, балкончики приделать – красота! Из однушки сделать модную студию, из двушки – однушку.
А то ведь правда получается, что мы всё строим- строим, а потом зачем-то рушим, чтобы построить что-то опять временное. Очень мне было грустно в районе моего детства. Постояла я на том примерно месте, где был мой подъезд и показалось мне, что я жила жизнью, которой не было. Может, приснилась она мне… И вот там я впервые почувствовала себя старой».
