Немного философской фантастики для размышления от Бернара Вербера, отрывок из «Тайны Богов»:
– Добро пожаловать в мое царство, – говорит бледный великан. – Я – Аид. Я отправил за вами посланников, чтобы они проводили вас ко мне, и надеюсь, они вас не побеспокоили.
Он похож на Зевса, только моложе. И, честно говоря, красивее. Это нормально, ведь они братья.
– Мы знаем, что мы в аду! – говорит Эдип.
– В аду?
Аид улыбается.
– Это довольно примитивный взгляд на мое царство! Я думаю, что вы получили слишком много негативной информации обо мне.
– Вы – 13-й бог, – говорит Эдмонд Уэллс. – 13-й аркан Таро, аркан смерти.
– А, вот, наконец, я слышу разумные слова. Я действительно связан со смертью... но разве в смерти не заложено возрождение? Посмотрите как следует на ваш 13-й аркан. На этой карте изображен скелет, который срезает все, что появляется над землей, чтобы молодая трава смогла прорасти. Так зима предвещает весну. Правда, Персефона?
– Нужно принять смерть, как то, что несет новую жизнь, – говорит женщина неожиданно пронзительным голосом.
– А все эти люди, которых мы видели, плачущие и стонущие головы на потолке? – спрашиваю я.
Аид качает головой.
– Они сами выбрали страдание. Удивительный парадокс... Ад – это понятие, изобретенное людьми, чтобы наказывать самих себя. Все, кого вы видели, добровольно перешли Стикс и сами выбрали страдание. Когда им надоест, они смогут уйти и вернуться к жизни как и где они захотят.
– Мы вам не верим! – отрезает Эдип.
– Как ни печально, это правда. Единственное, что их здесь удерживает, – их собственная воля быть наказанными. Вы недооцениваете силу чувства вины.
– Я тоже вам не верю! – восклицает Афродита. – В человеческой душе не может быть такого стремления к саморазрушению.
– Кто это сказал? Это ты, моя дорогая кузина?
Аид встает и подходит к Афродите.
– Кажется, ты немного усохла? – И он дотрагивается до морщинок вокруг ее глаз. Афродита отталкивает его руку.
– Здесь души испытывают физические страдания, а ты заставляешь их страдать от любви, но ведь результат один и тот же, правда? Люди страдают.
Афродита не отвечает.
– Я повторяю: мы все свободны жить в мире без ада, но некоторые сами изобретают свой собственный ад, потому что хотят страдать. Ад существует только в воображении людей. И благодаря их страху, чувству вины и мазохизму.
Аид смотрит на нас не моргая. Персефона кивает, словно и сама не рада признавать, что ее муж прав.
– Вы хотите сказать, что они сами выбрали мучения, сами захотели быть замурованными в потолок, так, чтобы только голова оставалась снаружи? – недоверчиво спрашивает Эдмонд Уэллс.
Повелитель ада повторяет:
– Конечно. У мазохизма много причин. Вы ведь сами писали об этом в своей «Энциклопедии», профессор Уэллс. Вот одна из этих причин. Пока вы страдаете, вы живете более яркой жизнью, сильнее привязаны к реальности, сильнее чувствуете саму жизнь. Еще одно удовольствие для мазохиста – жалеть себя. Пока страдаешь, можешь демонстрировать это своим близким, чувствовать себя героем и мучеником, – продолжает Аид.
Он хлопает в ладоши, и вспыхивают факелы. Они плывут в воздухе, освещая картины, на которых изображены христианские мученики: их пожирают львы, подвешивают за ноги, избивают бичами, четвертуют.
– Во времена раннего христианства пришлось издать указ, запрещающий им самим доносить на себя. Они стремились разделить мучения своего пророка. Не я придумал это. Это вы придумали.
Факел освещает изображения бичующих себя шиитов, испанских католиков-интегристов, избивающих себя ремнями, утыканными гвоздями. В Индонезии люди с безумным взглядом под звуки тамтама протыкают себе тело копьями. Дальше появляются более современные изображения: рокеры-готы с пирсингом, от которого на их лицах не остается живого места, панки, танцующие на бутылочных осколках. Африканцы, которые делают себе ритуальные надрезы на коже, человек на арене цирка, который запихивает себе в горло шпагу, люди, которые ходят по раскаленным углям под одобрительные крики толпы.
Мы не хотим смотреть на шокирующие картины мира, который нам слишком хорошо известен.
– Вы хотите сказать, что зла не существует? А есть только недостаток любви к себе самому? – с интересом спрашиваю я.
Голос Аида становится все громче. Он чеканит каждое слово, будто устал повторять одно и то же:
– В ваших несчастьях виноваты только вы сами. Вы придумали их и осуществили собственными руками!
Потом, уже тише, продолжает:
– Вы так суровы к себе... Всем, кто приходит сюда, я предлагаю проявить снисхождение к самим себе, простить себя за плохие поступки, которые вы совершили в прошлой жизни. Но они не слушают меня и не находят для себя никаких оправданий.
На лице Аида грустная улыбка, полная сострадания.
– Мне нравится рассказывать о моей миссии. Вы так привыкли судить все и всех, что судите и меня, так называемого дьявола. Для вас я главный злодей, в то время как по-настоящему злы именно вы. Ну, задавайте вопросы.
– Почему весь мир не может быть добр? – спрашиваю я.
– Отличный вопрос. Вот и ответ. Потому что если мир будет только хорош, не будет никакой заслуги в том, что и вы поступаете хорошо.
– Почему существуют серийные убийцы? – спрашивает Эдип.
– Замечательный вопрос. Потому что раньше (да и сейчас) у них была особая миссия. Выслушайте меня, это, конечно, всего лишь точка зрения «дьявола», но и она чего-нибудь стоит. Человеческое общество устроено, как муравейник. У всех его членов вполне определенная задача. Раньше государствам были нужны агрессивные и энергичные полководцы. Они вырастали из злых, агрессивных «детей гнева», детей, которых били в детстве. Ребенок, которого бьют, зол на весь мир, и все свои силы он отдаст на то, чтобы отомстить. Когда он вырастет, то станет военачальником-чудовищем. И превзойдет жестокостью других полководцев, психику которых не подорвали в детстве.
– Это значит, что общество порождает жестоких родителей, чтобы получить «детей гнева», которые нужны для того, чтобы воевать? – изумляется Эдип.
– Совершенно верно. Проблема в том, что в современном мире уже не нужно сражаться за передел границ, завоевывать новые земли. «Дети гнева», которые хотят убивать, уже не могут стать полководцами-завоевателями. Вот так появляются серийные убийцы.
– Но не все же, кто получили в детстве травму, становятся убийцами! – замечаю я.
– Да, энергия ненависти может находить разные выходы. Психозы и неврозы трансформируют личность таким образом, что человек становится способен на то, на что не способны другие, на то, о чем нормальные люди даже помыслить не могут. Как вы думаете, неужели Ван Гог отдавался бы с такой страстью поиску цвета, если бы не был сумасшедшим?
– Это довольно своеобразная точка зрения, – говорит Эдмонд Уэллс. – Стало быть, вы утверждаете, что только невротическая личность способна на смелые художественные эксперименты?
– Именно так.
– Но есть же нормальные, счастливые, спокойные люди, которые создают необыкновенные произведения.
Аид удивленно поднимает брови.
– Да? И кто же это?
– Ну, если брать примеры с Земли-1, то Моцарт, например.
– Очень жаль, но вы не были с ним знакомы. А я был. Он был совершенно чокнутый. В юности его подавлял отец, который превратил его в некое подобие ученой обезьянки и заставлял выступать перед аристократами и монархами. Моцарт всю жизнь страдал от расстройства психики. Все свое состояние он проиграл в карты.
– Леонардо да Винчи?
– В 19 лет его собирались сжечь на костре за гомосексуализм. У него тоже были большие проблемы с отцом, который искалечил ему психику.
– Жанна Д'Арк?
– Религиозная фанатичка, одержимая галлюцинациями.
– Король Людовик Святой?
– Святой? Да он был убийцей. Он создал себе репутацию «доброго короля», наняв в официальные биографы монаха Эгеларта, напичкавшего свои писания пропагандой. Людовик был животным, холериком, он устраивал бойни и резню, чтобы грабить тех, чьему богатству он завидовал. Никогда не путайте человека с легендой о нем.
– Бетховен?
– Властный отец превратил его в агрессивного параноика. Позже он украл сына у своей невестки и заставлял его стать музыкантом, пока тот не попытался покончить с собой. У него случались чудовищные припадки гнева, он был властным и деспотичным. Совершенно не выносил, когда с ним спорили.
– Микеланджело?
– Шизофреник. Мания величия. По ночам он переодевался в женскую одежду, потому что неуютно чувствовал себя в обличии мужчины.
– Ганди? Не будете же вы утверждать, что Ганди был невротиком?
– У него была ригидная психика. Он считал, что только ему известна истина. Никого и ничего не желал слушать. Тиранил жену, не выносил возражений.
– Мать Тереза?
– Заботиться о других – один из способов спрятаться от себя. Я думаю, вы видели немало таких людей в Империи ангелов. Она не только бежала от себя, но и, как вы заметили, заботилась только о бедных. Проще решить проблемы с жильем и пропитанием для бедняка, чем возиться со сложными душевными состояниями состоятельных людей или политиков.
Эдмонд Уэллс резко говорит:
– Все это речи дьявола. Вы хотите очернить белое. Люди, о которых вы говорили, святые.
Но Аид не дает сбить себя с толку.
– Большинство этих ваших «святых» явились сюда, чтобы очиститься от грязи, хотя смертные, которые находятся на 3-м и даже 4-м уровне, считают их святыми. Я видел, в какой ужас они приходили, обнаружив, что мы все знаем об их истинной жизни. Я пытался убедить их в том, что им следует простить себя. У меня ничего не вышло. И тогда я предоставил в их распоряжение пыточные залы, и они потребовали для себя самого жестокого наказания.
Бог ада устало машет рукой.
– Вы судите. Я нет. Я совершенно ничего не имею против вас. Честное слово. Все эти истории о дьяволе – просто клевета, басни, чтобы пугать детей и сохранить власть священников. Когда же вы, наконец, это поймете?
Аид направляет свой скипетр на экран, и на нем появляются снятые скрытой камерой берега Стикса, где обнаженные люди истязают друг друга.
– Вы видите где-нибудь здесь дьявола, чертей? Видите палача? Если бы это зависело только от меня, я давно бы уже простил всех этих грешников. До того, кто не желает слушать, докричаться невозможно. Я мечтаю о том, чтобы этого места вовсе не существовало, чтобы эти люди снова родились на свет, стали младенцами, чтобы жизнь за жизнью учиться новому.
– Вы лжете!
– Вы опять судите меня. На самом деле я мечтаю отойти от дел. Но миру необходим черный цвет, чтобы белый был заметнее. Правда?
– Да, дорогой! Ты ведь даже один раз попытался забастовать!
– Да, один раз. Я предложил закрыть это место страданий. Все на Эдеме были согласны, даже Зевс. Но души мертвых возмутились: «И речи быть не может о том, чтобы закрыть ад, он нам необходим». О, как снисходительны боги, как жестоки смертные!
Мы не можем отвести глаз от экрана. Мы начинаем привыкать к тому, что видим. Ко всему можно привыкнуть.
– Все души находятся здесь по собственному желанию и в любой момент могут покинуть это место, – напоминает Аид.
– Какое нас ждет испытание? – спрашивает Эдмонд Уэллс.
– Испытание?
– Да, что мы должны сделать, чтобы продолжить свой путь?
– Не будет никакого испытания. Пойдете по этому туннелю, он приведет вас на вершину горы.
– Никакого испытания?
Великан в черной тоге повторяет:
– Разумеется, никакого испытания. Я всегда считал, что единственное испытание – это необходимость сделать выбор. Все получают именно то, чего хотят. Проблема в том, что все обычно ошибаются в выборе желания. Вы ведь заметили это?
Бернард Вербер, «Тайна Богов»
