В исследовании экспертов Комитета гражданских инициатив Михаила Дмитриева, Сергея Белановского и Анастасии Никольской говорится о том, что впервые за много лет в российском обществе заметны признаки серьезных изменений. Граждане все больше надеются на себя и хотят перемен. «Культура» побеседовала с одним из авторов работы Михаилом Дмитриевым о том, как формируются новые социальные тенденции и в чем состоит их опасность.
Культура: Расскажите о методологии вашего исследования.
Дмитриев: Мы анализировали то, что сейчас происходит, по хорошо проверенной методике: не количественные опросы, а качественная социология. Был использован метод фокус-групп, когда 8–10 человек садятся вместе и с помощью нейтрального модератора обсуждают актуальный вопрос. Этот способ и раньше позволял нам узнавать, что происходит в массовом сознании, какие общественные тенденции исчезают, а какие, наоборот, появляются. Например, если семь человек из десяти вдруг начинают говорить то, чего мы от них раньше не слышали, это верный признак: через некоторое время по цепочкам социальных контактов похожие мысли распространятся на гораздо более широкий круг людей.
Одной из отличительных особенностей этих мнений является то, что они могут не фигурировать в официальных газетах и на ТВ. В соцсетях все сегодня распространяется гораздо быстрее, но их мы тоже стараемся анализировать. Наряду с социологическими методами мы также использовали психологические тесты, которые неоднократно помогали разобраться в том, что происходит в умах. На этот раз такая методика сработала, потому что именно через тесты стали наиболее очевидны серьезные подвижки в настроениях.
Культура: Если мы говорим о запросе на перемены, то как именно он передается? Кем транслируется? Как воспринимается?
Дмитриев: Источники изменений в массовом сознании можно разделить на две группы: это ситуационные сдвиги, как правило, инициированные через официальные СМИ, главным образом, центральные телеканалы. Эти изменения зачастую носят сильный, но кратковременный характер. Но есть и автономные, спонтанные трансформации, являющиеся результатом общения на бытовом уровне. Такие изменения могут быть вызваны как событиями общероссийского и международного масштаба (такими, например, как возвращение Крыма или падение цен на нефть), так и локальными, но широко освещаемыми событиями (например, проблемами с мусором в Подмосковье). Последние, хотя и затрагивают напрямую лишь небольшие группы населения, влияют на массовое сознание. Постепенно, по мере накопления и распространения реакций на такие события, формируется самостоятельный, автономный от телевидения тренд, являющийся более фундаментальным и устойчивым. Оба источника изменений могут взаимодействовать друг с другом. Тем не менее наша гипотеза состоит в том, что в сложившихся условиях второй будет наращивать свою силу и в результате может начать самостоятельно формировать общественно-политическую повестку, с которой вынуждены будут все более считаться.
Безусловно, наши выводы о назревающей смене общественных настроений являются сугубо предварительными. Не все они успели проявиться в данных количественной социологии. Однако опережающие признаки структурных изменений в массовом сознании, которые обозначились в наших фокус-группах, указывают на растущую вероятность перелома устойчивых трендов, установившихся в общественных настроениях в период после 2014 года.
Культура: Когда впервые проявились изменения в массовом сознании?
Дмитриев: Этой весной. Прежде всего, мы увидели, что в российском обществе сформировался огромный запрос на изменения — 70–80 процентов граждан готовы к ним. Очень долгое время после кризисных 90-х годов россияне предпочитали статус-кво любым переменам — пусть плохо, но стабильно. Это был классический ответ. Последний раз общество жаждало перемен в эпоху перестройки, когда Виктор Цой пел о них в фильме «Асса». Тогда значительная часть наших сограждан тоже была готова к радикальным и подчас непроверенным шагам.
Культура: В психологической части вашего исследования есть метафора болота: люди, чтобы достичь цели, соглашаются идти через коварную топь, рискуя собой, а не двигаться в обход. Риск этот может быть связан с потерей работы, изменением привычного образа жизни etc.
Дмитриев: Это доказывает и опрос «Левада-центра», проведенный в мае этого года. Люди сегодня готовы рвануть за призраком, даже если неизвестно, чем все в итоге обернется для них самих. Очень не типично для россиян, когда-то нахлебавшихся реформ досыта.
Культура: Но ведь уже выросло другое поколение, не помнящее 90-х?
Дмитриев: Да, но еще год назад, по данным социологов, запрос на быстрые и решительные перемены предъявляло примерно 30–40 процентов населения. А в мае 2018-го, спустя лишь девять месяцев, их количество выросло до 57 процентов. Очень сильный рост. В нашем исследовании примерно 70 процентов участников хотят идти напролом через болото. Они совершенно не беспокоятся, что там их может поджидать гибель.
Культура: Судя по последнему высказыванию, Вы сами категорически против болота.
Дмитриев: Безусловно. Болото — вещь рискованная и опасная, особенно с учетом того, чего хотят люди. Вряд ли они хотят в нем утонуть. И вот тут мы переходим ко второму вопросу: а чего же они действительно желают, что сегодня находится в приоритете? В первую очередь появился запрос на социальную справедливость, которая, прежде всего, должна выражаться в перераспределении богатств и доходов, а во вторую — в равенстве всех перед законом.
Третья проявившаяся тенденция — психологическая, и связана с таким понятием, как локус контроля, внешний и внутренний. Локус контроля — термин в психологии, характеризующий свойство личности приписывать свои успехи и неудачи внешним или внутренним факторам. Если у человека преобладает внешний локус контроля, значит, он сваливает все свои проблемы на обстоятельства: кто-то должен за него все решить и сделать — в России в этой роли обычно выступает государство. При внутреннем локусе контроля человек осознает, что проблемы находятся прежде всего внутри него самого. В новейшей российской истории преобладающий общественный локус контроля менялся дважды. К концу 1990-х был усилен внутренний локус — после затяжного кризиса люди стали рассчитывать только на свои силы. Но с начала XXI века, с наступлением стабильности, эта установка снова поменялась, граждане стремились переложить ответственность за свою жизнь на государство, но и винили во всем тоже его. Сейчас не только в Москве, но и в провинции локус вновь сдвигается в сторону личной ответственности. Меньше пяти процентов населения по-прежнему рассчитывают на помощь государства, остальные верят только в себя. Самые показательные высказывания об этом среди участников опроса: «Твоя жизнь зависит от собственной головы». «Если каждый начнет работать над собой, то мы станем лучше», «Надо меняться самим, и тогда наша жизнь тоже изменится». При этом люди осознают, что выжить в одиночку не получится, они стремятся к объединению, но не с сильными, а с себе подобными. Эти переломы произошли очень быстро, их никто не ожидал. В том числе и власть.
Культура: Как снег на голову?
Дмитриев: Именно. Никто и не подозревал о глубине и неожиданности происходящих в России процессов. Помимо всего прочего, сейчас в стране резко нарастают популистские настроения. При том, что возмущения большей частью стихийны и фрагментированы, а их мотивы не всегда поддаются рациональному объяснению. Люди отвергают любые логические доводы, если те не согласуются с их внутренними установками. В частности, подобное произошло во время обсуждения изменений пенсионного законодательства, когда общество легко принимало на веру любые, часто иррациональные аргументы против повышения возраста выхода на пенсию и отвергало все разумные доводы «за». Мы увидели это и по последним выборам губернаторов, когда кандидаты от партии власти в некоторых регионах вдруг проиграли. Но выиграли ли от этого сами избиратели? Ведь верх одержали абсолютно серые и случайные игроки. Избиратели ухватились буквально за первых встречных. Логики в их выборе нет. Есть только желание тех же быстрых перемен.
Культура: Вы говорите об опасности политиков-популистов и вместе с тем о запросе на перемены. Не взаимосвязаны ли два этих фактора, ведь такого рода деятели — неизбежное следствие запроса. Что можно им противопоставить?
Дмитриев: Дело в том, что противники государственной политики по большому счету, не готовы принять на себя управление или участвовать в нем. Более того, сами по себе протестные настроения они относят к влиянию внешних обстоятельств, а не к наличию внутренней мотивации на решение существующих проблем.
Организаторы протестных акций, как правило, довольствуются сильно схематизированными и упрощенными представлениями о проблемах и выставляют свою инициативу в качестве реакции на невыносимые обстоятельства, но не ищут реалистичных решений.
Как бы парадоксально это ни звучало, противники государственной политики провозглашают себя ответственными за общество, но оказываются направленными против него. Парадокс заключается в том, что протест сам по себе отрицает общую ответственность за решение поставленной проблемы и всецело возлагает его на тех, кому адресованы протесты.
Противники государственной политики имеют выраженные притязания на то, что их стремление к самореализации через протест не должно ущемляться властями. Это находит понимание в среде современной российской молодежи, особенно образованной. Но это, в свою очередь, накладывает ограничения на потенциал рекрутирования подобных протестных движений. Протестные инициативы не нацелены на решение проблем, поскольку руководствуются в основном тревожными ожиданиями и попытками противостоять тому, что угрожает ценностным ориентациям.
Культура: Но ведь контрэлитные протестные настроения характерны не только для России?
Дмитриев: Подобное сегодня происходит во всем мире. Люди утратили надежду на то, что когда-нибудь станут жить лучше. В Соединенных Штатах и Европе появилось целое поколение из числа представителей среднего класса, у которого доходы на протяжении всей жизни не только не росли, но даже снижались. Это продолжалось 15–20 лет подряд. Поэтому мы в результате наблюдали протестное голосование за Трампа, совершенно иррационального политика, который также предлагает скоропалительные, но не слишком реальные решения любых проблем. То же самое происходило в Европе, когда французы проголосовали за Марин Ле Пен, которая не победила только чудом. В Бразилии, где только что выбрали президента-популиста. В Польше, где снизили возраст выхода на пенсию. Причина контрэлитных настроений везде примерно одинакова. Люди устали ждать улучшений и протестуют против прежней жизни и отсутствия позитивных изменений. И если власть идет у них на поводу, это может привести к катастрофе, как в Венесуэле.
Культура: А то, что сегодня происходит в России, чем-то отличается от настроений конца 2011-го, которые, кстати, Вы же когда-то и предсказали?
Дмитриев: И да, и нет. Главная причина сходства — экономические сложности, сопровождающиеся стрессом у людей. Но природа кризиса 2008 года, отдаленным следствием которого и явились протесты на Болотной, и недавний кризис 2016-го в результате международных санкций, по-разному сказалась на положении населения. Десять лет назад доходы в годовом исчислении не упали, как в 2016 году. Людям очень помогали из резервных фондов, и, честно говоря, тогда проблему попросту завалили бюджетными деньгами. Уже к 2012 году зарплаты превысили докризисный уровень и даже выросли на 20 процентов. К тому же на Болотную вышли не бедные слои общества. Граждане отстаивали ценности самовыражения, как любят говорить социологи, а не выступали против бедности.
Позже стали усиливаться в том числе антимигрантские настроения, особенно в Москве и Санкт-Петербурге. Своего апогея они достигли к концу 2013 года.
Культура: А потом был Крым.
Дмитриев: Да, и большинство сразу же почувствовало сильное удовлетворение от того, что произошло. И забыло обо всем остальном на четыре года. Сочинская Олимпиада, возвращение Крыма отвлекли от проблем внутри страны. До какого-то времени триумфальная внешняя политика сдерживала накопление внутреннего недовольства. Но отсутствие реальных перспектив и падение доходов сильно повлияло на массовое сознание. И впервые это разочарование мы социологически зафиксировали весной 2018 года.
Культура: Тем не менее Вы поддерживаете решения правительства об изменении пенсионного законодательства?
Дмитриев: На сегодняшний момент, я считаю, стратегия экономического развития страны реалистична и единственно правильная. Это максимум, что может сделать в данных обстоятельствах власть. Есть три крупнейших ключевых национальных проекта. Это борьба за улучшение здоровья и рост продолжительности жизни, развитие инфраструктуры, прежде всего в тех точках, где может происходить наибольший экономический рост, и третье — цифровизация страны. Последнюю нельзя реализовывать без участия государства, проблема в том, что плодами цифровизации пользуется гораздо более широкий круг потребителей и бизнеса, чем те, кто реально в нее вкладывается. Ведь никому не хочется «отапливать Вселенную» за свои деньги. Активно внедрять цифровые технологии, заставлять государственные органы переходить на них — это правильно. Никуда не деться и от расходов на военные нужды. Мы находимся в конфликте с Соединенными Штатами Америки, самой хорошо вооруженной державой мира, и нельзя допустить, чтобы у кого-либо возникло желание вступить в открытое вооруженное столкновение с Российской Федерацией. Это достаточное средство сдерживания. По поводу налогов — да, был повышен НДС, на сегодня это самый прогрессивный и равномерный налог на потребление, тяжесть которого в гораздо большей степени приходится на обеспеченные слои. Это позволило существенно увеличить ресурсы бюджета и направить дополнительные инвестиции в здравоохранение, развитие инфраструктуры и той же цифровизации без сокращения важных социальных расходов.
Культура: Тем не менее общество либо не замечает, либо не хочет замечать позитивных изменений. Почему?
Дмитриев: Свою роль здесь играет усталость от политического статус-кво, запрос, как я уже говорил, на некую абстрактную справедливость и готовность к масштабным, но рискованным изменениям ради кажущейся возможности быстрых улучшений. А сдерживать нарастание популистских настроений с помощью официальных СМИ, как это отчасти делалось последние годы, теперь затруднительно, так как с переключением с внешнего на внутренний локус контроля повышается и автономность массового сознания от официальных СМИ, нарастает критическое отношение к посланиям, которые оттуда транслируются. То, что идет сейчас из телевизора, больше не воспринимается населением как некие родительские наставления, обязательные к исполнению. При этом растет значимость автономных и независимых социальных сетей, а также мнения родственников, друзей и знакомых.
Беда в том, что простые, но непродуманные иррациональные решения в экономике грозят обернуться куда большими проблемами. На этом фоне политики-популисты могут предложить людям «легкие» рецепты достижения любых желаемых результатов, которые в дальнейшем, увы, приведут к огромным сложностям для страны.
Культура: А что власть?
Дмитриев: Власть, в том числе и для сохранения стабильности, готова услышать некоторые требования граждан. Именно поэтому происходят события, которые раньше просто не могли бы случиться. Вспомните мгновенную вирусную реакцию на высказывание экс-министра труда Саратовской области. Сообщив о том, что можно прожить на 3500 рублей в месяц, женщина тем не менее заявила, что существовать так самой ей «не позволяет статус». Министра уволили тотчас же — в этом случае справедливость, как ее понимает общество, была восстановлена именно властью.
Точка зрения
Олег Игнатов, заместитель директора Центра политической конъюнктуры России:
— Признаки трансформации массового сознания действительно просматриваются, в обществе накапливается негатив. Нечто подобное мы наблюдали в 2004 году, когда проходила монетизация льгот. Но сегодня ситуация несколько другая. Тогда люди, напуганные девяностыми, хотели стабильности. Сейчас граждане ждут перемен, но не обязательно ценой риска, как об этом говорится в докладе. Подчеркиваю, страна готова к экономическим, не политическим переменам. В макроэкономике у России все хорошо, а экономический рост внутри страны очень медленный, особенно на фоне начала нулевых. Не растут и доходы. Все это больно бьет не только по пенсионерам, но и по молодежи, которая очень хочет работать, но часто не видит возможностей.
Почему запрос на перемены у общества не проявлялся раньше? Потому что людей приучили, что государство в трудную минуту обязательно придет на помощь. Жесткого постулата, как на Западе, что каждый сам решает свои проблемы, у нас нет. Российское (а до него — советское) общество всегда было левоцентристским. Сегодня эти идеи — наследие советской системы: несмотря на то, что у нас уже несколько поколений выросло в рыночной экономике, в России очень объемной остается социальная нагрузка на бюджет, и это воспринимается обществом как норма.
Я не согласен с оценками исследователей, что ситуация из-за экономического торможения в стране может дестабилизироваться. Полагаю, что настроения в обществе власть держит под четким контролем.
Иллюстрация: Виталий Подвицкий
