Я человек самого счастливого поколения не только в истории своей страны — СССР, России, — но и, наверное, мировой истории. Так считаю по многим причинам, одна из которых — космос. Когда я был подростком, человечество вышло в космос, а космос вошел в каждый дом. Спутник, Гагарин, космический корабль — все это моё, мой детский и подростковый мир. Мы стали первым — и пока последним — поколением мечты, космической мечты. Ранним утром 12 апреля 1961 года я был на тренировке по плаванью. По окончании тренировки — часам, наверное, к 10 утра — все толпились в душевых и раздевалке: мылись, обтирались, одевались… Из тамбура, к которому примыкала маленькая тренерская комната, донесся приковывающий внимание сигнал из радиоточки: первая фраза из "Широка страна моя родная", исполненная на виброфоне. Это был известный сигнал-заставка для сообщений особой значимости. Тревожно повторяясь несколько раз, эти звуки настраивали на ожидание чего‑то очень важного и в общем‑то тревожного: что‑то случилось! Поэтому кто‑то из ребят в наступившей тишине произнес то, о чем подумали все: «Война началась…» Приоткрыли дверь в коридор, чтобы лучше слышать, и продолжали молча одеваться. Прозвучавший, наконец, торжественно-приподнятый тон Левитана как‑то успокоил (мрачную интонацию мы бы сразу уловили): «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое пространство!..» Прислушались: «…в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник “Восток” с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника “Восток” является гражданин Союза Советских Социалистических Республик, летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич». Что тут началось! И ура кричали, и обнимались… Я стал поспешно одеваться, натягивать одежду на полумокрое тело: надо побыстрее вернуться домой, к родителям и братьям! Какое счастье! Какая гордость! Была ли в моей жизни сравнимая с этим радость?..
Я был из тех первых в мировой истории подростков, которые, глядя в небо, ощущали космос как освоенное пространство. Как то, куда уже можно слетать! Это ощущение кардинально меняет мировосприятие: принципиальная недоступность космоса, с осознанием которой тысячелетиями жило человечество и которая была одним из столпов мировоззрения, культуры, — устранена!
Полтораста лет тому назад словом «вселенная» обозначали весь населённый людьми мир, нечто очевидное (очами видное), а не абстрактное понятие. «Всю‑то я вселенную проехал, нигде милой не нашёл. Я в Россию возвратился, сердцу слышится привет» — так пелось в русской народной песне. Такое же слово и понятие было и у других народов, например — у греков: ойкумена. На этом основании в нашей околонаучной литературе можно прочитать вполне рабское суждение о том, что слово «вселенная» появилось в русском языке как перевод с греческого. Это, похоже, настоящая псевдонаучная глупость. У меня нет ни малейших сомнений — без всяких ненужных доказательств, — что слово это родилось в русском языке само по себе, самым естественным образом и входило в бытовую лексику.
Не знаю, когда именно в русском языке под вселенной стали понимать весь материальный мир — Землю, планеты, галактики, космос, — но вот Пушкин, как мне кажется, имел в виду только земной мир, когда писал: «Анчар, как грозный часовой, стоит один во всей вселенной». А вот потом, когда размышления и познание природы развились, это слово ввела в свой оборот наука и наполнила его иным содержанием.
Кстати, важно подчеркнуть, что Вселенная с научной точки зрения — это только материальный мир. Мир ментальный, вымышленный; мифологический в рамках науки понятием «вселенная» не охвачен. Впрочем, у некоторых философов — и особенно эзотериков — на сей счёт иное мнение: умозрительная (вымышленная) Вселенная является частью «полной» Вселенной. Поскольку такой подход без оговорок и пояснений распространён в разного рода популярных и пропагандистских текстах, получилось, что на уровне масс-культуры о Вселенной говорят как о состоящей из неразрывно связанных пространств: наблюдаемого и умозрительного. Ну и ладно… Можно считать и так, особенно если этот составной характер понятия осознаётся, не упускается из виду.
Что, на мой взгляд, важно в собственных размышлениях о Вселенной наедине с самим собой: психологический комфорт, некая познавательная гармония (противоположность когнитивному диссонансу). Важно осознавать, что незнание — нормальное состояние. Для учёного — единственно возможное. Иначе он перестанет исследовать, познавать и превратится в догматика, схоласта. Для учёного достигнутый уровень сведений о Вселенной — её происхождении, динамике, структуре и прочем — психологически комфортен при всей ограниченности и неполноте.
Важным является вопрос о происхождении Вселенной и её будущем. На него есть множество ответов, высказанных во всех вероучениях. Они отличаются деталями, но едины в одном: Вселенная создана неким Творцом, Создателем, Мировым Разумом. В разных религиях у Творца отличаются имена и свойства, варьируются характер взаимодействия Творца с сотворённым миром и его обитателями, а также его мотивы и цели. Размышления о том, «что будет», связываются с попытками ответить на вопрос, зачем существуют этот мир и человек в нём. Ожидается, что, поняв предназначение того или иного явления, можно предсказать и цель этого явления. Обыденное сознание естественным образом связывает действия человека с целью, которой он хочет достичь. Эта же логика распространяется на явления природы и всё сущее вообще, если предположить, что они созданы Творцом, имевшим какие‑то цели. Понять эти цели — заманчиво, найти ответ на вопрос — зачем существует мир? — не просто интересно, но и жизненно важно для выработки правильной линии жизни, модели поведения. Религии не просто готовы отвечать на вопрос «зачем?», но ставят его в центр всех рассуждений и предписаний, формулируя тем самым то, что относится к «смыслу жизни».
Наука не ставит вопрос «зачем?» и, соответственно, не пытается на него ответить. Наука ставит вопрос «как?», и по мере своего развития находит ответы с большей или меньшей точностью, не забывая указать меру этой точности. Наука не отвечает на вопрос «зачем тело массы m, вылетело со скоростью v под углом α к горизонту?». Она может ответить на вопрос, на каком расстоянии от точки вылета тело пересечёт линию горизонта, или описать траекторию полёта строгой формулой. Наука может также объяснить, почему тело полетит именно так, а не иначе. Может указать, что если скорость тела будет сравнима со скоростью света, то в уравнения, описывающие движение тела, надо ввести дополнительные члены и параметры и т.д.
То же самое относится и ко Вселенной. Зачем она создана — если она кем‑то создана, — вопрос не к науке. Это удел религий и философии. Полагаю важным отметить некоторые важные отличия науки, религии и философии.
Философия не отказывается ни от рационального, ни от иррационального способа постижения мира.
В отличие от религии она не догматизирует свои методы и результаты.
В отличие от науки философия бесстрашно погружается в метафизику, не отказывая себе в праве исследовать «метафизическое» любыми способами, в том числе и рациональными.
Для религии истина — это её базис, это то, чем следует овладеть и на чём стоять.
Для науки истина — это проверяемый результат с указанием меры точности и границ применимости.
Для философии истина — это то, к чему следует двигаться, сознавая при этом её недостижимость.
Попытки хотя бы как‑то устранить противоречия, найти некое компромиссное описание Вселенной и её истории, удовлетворяющие и религию, и науку, предпринимаются давно. На мой взгляд — безуспешно. Людям религиозным удаётся лишь так или иначе «приспособить» отрывочные сведения о современной космологии и её нерешённых проблемах к «обоснованию» креационистского подхода. Ссылка «на науку», якобы подтверждающую религиозные представления, умиротворяюще действует на паству и вообще на публику, не слишком хорошо знакомую с физикой, космологией и научной парадигмой. То, что так называемые научные доказательства бытия Божьего и прочих религиозных догматов попросту убивают религию и веру, осознаётся не всеми.
Космос — таинственный, бездонный… Он в нашей жизни присутствует каким‑то странным образом: не прячется, но невидим; влияет, но неощутим… Неудивительно, что всех богов человеческая фантазия отправляла куда‑то туда: на небеса и в космос. Мировоззренческая роль космоса — одна из важнейших. Его восприятие, наполнение смыслами и содержанием питается с обоих склонов водораздела материя/дух. Религиозно-мистическое сознание так или иначе, но наполняет космос разными нематериальными сущностями, порой и сам космос определяется как такая сущность. Научное, материалистическое сознание формируется на основе многовековых исследований космоса. Сформировалось целое научное направление — космология.
Космология — вернее, некоторые вопросы, к ней относящиеся, — занимает очень важное место в картине мира каждого. Вопрос о происхождении Вселенной интересует всех, поэтому в обыденную жизнь перетекают и такие таинственные и вдохновляющие вещи, как Большой взрыв, реликтовое излучение, тёмная энергия и тёмная материя, чёрные дыры и многое другое. Мир звёзд и галактик всегда был палитрой, с помощью которой писателифантасты живописали свои полотна, строили социальные утопии, обрушивались с критикой на окружающую действительность, маскируя её под жизнь внеземных цивилизаций.
Современная научная космология родилась в ХХ веке. Круг фундаментальных вопросов, составляющих её предмет, по сравнению с предыдущими веками не изменился: как и когда Вселенная возникла, из чего она состоит, как изменяется со временем? К началу ХХ века о Вселенной наука знала немало. Благодаря астрономии, выявленным законам движения и закону тяготения стали известны уравнения, описывающие движение небесных тел. Были также осознаны масштабы Вселенной, место Земли в космосе и единство природы — в смысле единства физических законов и химического состава как на Земле, так и повсюду за её пределами. Вопросы космологии из умозрительных стали научными, перешли в разряд исследовательских задач.
Научный метод исследования Вселенной состоит в наблюдении за ней, за происходящими в ней процессами, движениями и в попытках построить модель, которая включала бы в себя эти процессы, устанавливала бы причинноследственные связи между ними и позволяла бы прогнозировать то, что может произойти, и описывала то, что происходило в прошлом. За последние лет триста возникало несколько таких (научных) моделей Вселенной. В последние лет сто возник ряд космологических гипотез: о так называемом Большом взрыве с различными вариациями, о стационарной Вселенной, об инфляционной Вселенной и др. Иногда — по небрежности либо по неграмотности (а то и с умыслом) — говорят не о гипотезе, а о теории Большого взрыва. Так говорить нельзя. Теории — то есть системы знаний, устранивших внутренние противоречия в рамках избранной модели, — нет. Есть гипотезы и модели, каждая из которых более или менее хорошо описывает целые комплексы наблюдаемых процессов. Но при этом остаются такие наблюдения и факты, которые одной моделью не описываются (по крайней мере, с удовлетворительной точностью), но описываются другой моделью, имеющей уже свои собственные недостатки и неточности. И это нормальное положение дел для научной парадигмы, для научной методологии. Научное познание всегда — в процессе, в поиске. Каждое новое достижение, новое наблюдение, новое знание порождает несколько новых вопросов, загадок, «незнаний». Граница, отделяющая «знание» от «незнания», всё время растёт: чем больше «знания», тем больше пространство «незнания». Это можно представить себе как раздувающийся воздушный шар, внутри которого — «знание», а вне его — мир непознанного. Шар раздувается, и площадь его поверхности (пространство или множество заданных вопросов) — увеличивается. Чем больше вопросов — тем больше мир непознанного, «незнание».
Предметом современной космологии является Вселенная в таком широком интервале явлений, который был невозможен в прежние века: от «космических» расстояний взаимодействия до микромира, физики элементарных частиц. Временные интервалы, которыми оперирует современная космология, впечатляют: от 10-43сек. (так называемое планковское время) с момента гипотетического начала (Большого взрыва) до 14,8 млрд лет — возраст Вселенной. Пространственные интервалы столь же грандиозны: 1,6 на 10–35 метров («планковская длина») до десятков световых лет (один световой год равен 9,6 на 1013км). Современная космология — одна из наиболее захватывающих областей науки, переживающая устойчиво растущий интерес и развитие на протяжении последней сотни лет.
Упомянув о Большом взрыве — весьма популярном за пределами науки словосочетании, — следует обратить внимание на важный с мировоззренческой точки зрения вопрос. Вопрос этот: что было до Большого взрыва? В рамках научного обсуждения это один из многих вопросов, на который нет «окончательного» ответа. Ответы предлагаются, но с оговорками, ограничивающими область возможного применения той или иной модели. Так, в гипотезе Большого взрыва говорят, что модель описывает происходившее начиная с момента 10−43 секунд после начала. А что было до этого — от 0 до 10−43 секунд, — мы описать можем только общими словами: происходит рождение Вселенной из сингулярности. А уж про то, что было до начала Большого взрыва, и вовсе говорить не следует. Потому что «времени ещё не было», время рождается вместе с рождением Вселенной. В общем, нефизику найти удовлетворительный ответ на вопрос, «что было до начала Большого взрыва», без спасительного привлечения Творца, который и запустил и само время, и этот процесс, оказывается делом непростым. Папа Римский Пий XII ещё в 1951 году провозгласил, что у католиков нет возражений против модели Большого взрыва. И немудрено: «тайна» первых 10–43 сек. — «то, что надо», и пусть тайной и остаётся. В науке, однако, много других моделей возникновения Вселенной. Их можно разделить на две группы: те, в которых время когда‑то «началось», — гипотеза Большого взрыва и её разновидности; и те, в которых время «было всегда», — гипотеза стационарной Вселенной и ей подобные, а также самые современные (инфляционные) модели «Мультивселенной».
В 1979 году советский физик А.А. Старобинский предложил так называемую инфляционную модель Вселенной. Немного позднее близкую идею высказал Алан Гус из Массачусетского технологического института. В этой модели предполагается, что в период с 10–35 до 10–32 сек. расширение происходило быстрее, чем по модели Большого взрыва. Стадия быстрого расширения и была названа инфляцией (раздуванием) Вселенной. Это был важный шаг в уточнении модели, но не в её замене на нечто иное.
Одним из вариантов инфляционной Вселенной является модель «Мультивселенной». Вселенная представляется в виде бесконечного пространства, в котором на расстояниях, превышающих так называемый горизонт событий, возникают и эволюционируют Вселенные. Друг с другом они не пересекаются, не взаимодействуют. В каждой из них формируются свой собственный мир и свои собственные законы — в том числе и законы физики. У гипотезы «Мультивселенной» есть как сторонники (среди них стоит назвать сверхпопулярного Стивена Хокинга и нашего соотечественника Андрея Линде), так и противники. Многие считают эту гипотезу пока скорее философской, нежели научной (поскольку её пока нельзя опровергнуть с помощью научного эксперимента). Однако «с бытовой точки зрения» она вполне комфортна: мы описываемую картинку легко можем себе представить. И такого тупикового образа «несуществующего времени», как в модели Большого взрыва, здесь вроде бы нет. Но это «на бытовом уровне» его нет. Физики этим уровнем не удовлетворяются и копают глубже и дальше. В результате возникают новые вопросы, на которые нет ответа. Критик инфляционных моделей Роджер Пенроуз и вовсе назвал их «заметанием сора под ковёр», то есть проблемы не разрешены, а лишь отодвинуты и запрятаны.
Пенроуз предложил одну из наиболее «умиротворяющих» моделей возникновения Вселенной. «Умиротворяющей» в смысле того психологического дискомфорта, который вызывает вопрос «что было до Большого взрыва?». Эта модель называется «конформная циклическая космология». Описать её простыми словами довольно затруднительно, но кое‑что я попытаюсь сделать. Модель Пенроуза не отрицает ни Взрыва, ни расширения Вселенной. Но говорит о Взрыве как о переходе из одного состояния Вселенной в другое, из одного эона в новый эон. Это словечко из древнегреческой философии перетекло в гностическую эзотерику и наполнено там своим метафизическим смыслом. Пенроуз использует его упрощённо, как синоним некоего огромного интервала времени, в течение которого Вселенная как бы рождается и как бы умирает, переходя в новой эон, где она снова рождается. Полезным зрительным образом могут служить картинки Мауриса Корнелиуса Эшера на тему «Вверх по лестнице, ведущей вниз»: двигаясь по этой лестнице всё время вниз, мы вновь оказываемся в начале, то есть — снова вверху. Пенроуз к этим картинкам имел в своё время непосредственное отношение: он придумал именно эту «лестницу Пенроуза», а Эшер её нарисовал. Вот такая «невозможная» конструкция и предлагается в качестве реальности, в которой мы существуем. Для обоснования этого нужно погружаться в математику, в так называемую конформную геометрию, чего мы делать не станем. Попробуем ограничиться тем, что смогли представить. И в дополнение к этому наше воображение и сведения о разных восточных религиях привлекут концепции вечного преобразования, перевоплощения Вселенной и наших душ, Колесо Сансары и прочие вполне утешительные образы. Следует признать, что пока не создано научной модели, удовлетворительно совпадающей со всеми экспериментальными данными.
Наряду с важными, но во многом умозрительными картинами учёные продолжают формировать самую что ни на есть осязаемую картину Вселенной: её карту. Причём — объёмную, трёхмерную. От карты звёздного неба с поэтически названными созвездиями, знаками зодиака, от схем, а потом и фотографий планетарной системы, межзвёздных пространств, галактики, затем множества галактик, видимых в оптической части спектра, учёные перешли к построению карты с учётом данных, полученных в диапазоне рентгеновского излучения. Суммарные сведения о Вселенной грандиозны, полученная картинка потрясает воображение! Она стала результатом большого проекта, начало которому положено трудами наших — советских и российских — учёных. Эти работы продолжаются в совместном российско-германском проекте, центральным звеном которого является космический аппарат «Спектр-РГ», находящийся сейчас на расстоянии полутора миллионов километров в космосе. На его борту два рентгеновских телескопа, исследующих Вселенную и передающих полученную информацию на Землю. Принимают информацию две антенны: одна — в Подмосковье, другая — под Уссурийском. Собирается информация в Институте космических исследований в Москве. Аппарат стартовал с Байконура в прошлом году. Научным руководителем проекта является академик Рашид Сюняев, чьё имя давно вписано в анналы мировой науки в связи с так называемым эффектом Сюняева — Зельдовича, описывающем рассеяние реликтового излучения.
Дух захватывает от мысли, что наш аппарат преспокойно «висит» в космосе и ведёт наблюдение за жизнью чёрной дыры в центре нашей галактики! Мониторит он и всё остальное пространство, получая данные об активности других источников рентгеновского излучения. Сейчас под его неусыпным контролем около полутора миллионов таких источников — в большинстве своём это чёрные дыры. Ожидается, что в итоговой трёхмерной картине Вселенной их будет около трёх миллионов. Исследования продолжаются. Но уже сейчас Вселенная видна «в целом» и представляет собой подобие паутины, состоящей из сотни тысяч галактик, связанных некими газопылевыми нитями…
Столетиями космос был объектом наблюдения, предметом размышлений: сперва — догадок, потом — исследований. Интеллектуальное освоение космоса уходит своими корнями в глубочайшую древность — в далёкие тысячелетия до нашей эры. Во времена Шумера и Древнего Египта о космосе — звёздах, планетах, их движении — знали немало. Всему, что видели, дали имена, осознано было и влияние — прежде всего, Солнца и Луны — на земную жизнь. Космос — на многих языках просто небо — людская фантазия населила богами и прочими необыкновенными существами. В этот мир люди мысленно устремляли и самих себя, создавая не только занимательные и нравоучительные истории, но и сложные модели взаимосвязи людей и неба. Возникали и фантазии о некоем сказочном, волшебном попадании человека «на небо», на Луну и т.п. Возникали мечты о путешествиях на Луну, к звёздам и планетам. Первым приближением к реальной мечте стали, видимо, исследования Исаака Ньютона и Иоганна Кеплера, определившие так называемые космические скорости: те скорости, достигнув которых можно преодолеть земное притяжение и выйти в космос. Три столетия понадобились для того, чтобы мечта о выходе в космос поднялась на новый уровень. Это произошло тогда, когда появилось понимание, а с ним и надежда на то, что этих скоростей можно достичь на основе реактивного движения. Среди тех, кто не просто мечтал о космосе, но и конструировал устройства, способные к космическим полётам, надо назвать имена Н.И. Кибальчича и К.Э. Циолковского. На десятилетие позднее Циолковского и, видимо, независимо от него французский инженер Робер Эсно-Пельтри увлекается мечтой об освоении космического пространства и выполняет ряд важных теоретических исследований реактивного движения. В двадцатые годы ХХ столетия исследования в том же направлении вели Роберт Годдард в Америке и Герман Оберт в Германии, ученик которого — Вернер фон Браун — достиг уже и практических результатов в создании ракет. При всех успехах европейских, а потом и американских учёных и инженеров, самым эффективным и результативным центром практической космонавтики оказался Советский Союз. В 1931 году на основе секции реактивных двигателей при Бюро воздушной техники Центрального совета Осоавиахима возникла группа по изучению реактивного движения (ГИРД). В неё входили Ф. Цандер, М. Тихонравов, Ю. Победоносцев, С. Королёв и др. Именно отсюда «вылетит» и первый спутник, и Гагарин. Мечта о космосе станет реальностью, выйдет за пределы группы энтузиастов и охватит всё общество. Так мечта, зародившись в умах и сердцах немногих, становится мечтой коллективной, обретает новые черты и свойства. Мечта о полёте в космос, став реальностью, преобразует сознание человека, изменяет осознание им своего нового места в мироздании и своих новых возможностей, способных преобразовать человека, общество, мир. Став социально значимой, мечта обрела действенную силу, став элементом мировоззрения.
Мировоззрение состоит из картины мира, его описательной модели, объяснения устройства мира, его возникновения и развития, его начала и конца; оно отвечает на вопросы «что хорошо и что плохо», «что и как следует делать», определяя этику и ценностный мир, что является правдой, как отделить истинное от ложного. Наконец, мировоззрение отвечает на вопрос о самом себе: из чего и как оно складывается. Я бы смело отнёс все эти вопросы — к метафизическим. Быть может, я бы даже обобщил: мировоззрение — это сумма ответов на метафизические вопросы. Ответы могут быть научными, но могут быть и мифологическими, фантазийными. Они могут исходить из полученных знаний, личного опыта, мнений авторитетов, внушений, неосознаваемых реакций организма и пр.
Мировоззрение складывается из знаний, ценностей и убеждений, у него есть несколько функций: познавательная, аксиологическая и праксеологическая. Говоря о мировоззрении, принято упоминать, что мировоззрение бывает научным и религиозным, материалистическим, идеалистическим, обыденным и т.п. Знать об этом полезно, но важнее понимать, что личное мировоззрение каждого человека сложено из элементов, относящихся то к научной, то к религиозной, то к философской и т.п. мировоззренческим системам. Системы же существуют в научных трудах, но не в головах. В головах всегда некая мозаика, сложившаяся более или менее стихийно и почти никогда не являющаяся строгой системой.
Поскольку вопрос об устройстве мироздания — один из центральных во всяком мировоззрении, то размышления о космосе, о небе всегда являются одним из элементов фундамента нашей картины мира. При этом роль космоса всегда двойственная: он и объект наблюдений, фантазий, и субъект, влияющий на жизнь всей природы и человека. При всём многообразии индивидуальных представлений об устройстве мира они подразделяются на два типа, которые разными путями, но приводят к водоразделу: мир создавал себя сам (эволюция материи) либо он создан кем‑то (Творцом). Последствия ответа на вопрос «что первично — материя или сознание (дух)» столь велики, что его называют «основным вопросом философии». Наука и, соответственно, научное мировоззрение исходят из первичности материи. Все мифы и основанные на них религии исходят из первичности духа, соответственно, на этом базисе стоит и мифологическое, религиозное мировоззрение. Наконец, обыденное мировоззрение почти всегда состоит из поверхностно воспринятых сведений, часть из которых может быть научной, а часть — религиозной, вымышленной, фантастической, суеверной и пр. Обыденное мировоззрение — самый распространённый тип во всём мире и во все времена. В общем, избегать ответа на основной вопрос философии можно, избежать — нельзя. Как бы мы — большинство из нас — ни пренебрегали этим, как бы мы ни прятались за различные маски и ширмы, наш реальный мировоззренческий статус будет в той или иной пропорции складываться из научного и мифологического базиса, являться обыденным и состоять из более или менее комфортной смеси материализма и идеализма. Можно целый день конструировать ракету для полётов в космос, опираясь на строго материалистические законы природы, а вечером пойти в церковь и помолиться о душах усопших… И это довольно часто не вопрос философских приоритетов, но вопрос индивидуальной психологии (каковая тоже является частью личного мировоззрения).
Это важные вопросы. В том числе и для предмета нашего разговора — пробуждение мечты и космизм Русской мечты. Мы оперируем, с одной стороны, концепцией «кодов Русской мечты», рождённых и живущих в идеалистической — религиозномифологической — части нашего сознания, мировоззрения, а с другой стороны, мы видим очевидный успех и достижения космонавтики, опирающиеся на сугубый материализм, свойственный блистательной советской эпохе русской истории. Мы оказываемся в нами же нарисованной противоречивой картине: мечта — как некая нематериальная сущность, рождённая и пребывающая вне нас, которая может нас посетить, зажечь, наделить невероятными силами; и мечта иной природы — как стимул земных действий, пробуждённых словами других людей и направленных на достижение материалистических целей. Можно, конечно, снять это противоречие путём рассуждений, известных ещё Гермесу Трисмегисту: к одним людям — мечтателям (пневматикам) — мечта нисходит с небес, а уж они воодушевляют остальных людей (хиликов) на совершение славных дел. Не всех, однако, такой подход удовлетворит… К счастью, мы живём во времена, когда материалисты и идеалисты, верующие и неверующие научились жить почти мирно, во всяком случае — без кровопролития. Более того: возможно вполне продуктивное сотрудничество, и примеров этого достаточно. Пробуждение мечты — эмоциональный процесс. Технологиями управления эмоциями владеют музыканты, художники, писатели, артисты, политические лидеры. Часто повторяют слова Маркса: теория становится материальной силой, как только она овладевает массами. «Овладение массами» — и есть пробуждение в них определённого эмоционального настроя, способного объединить и увлечь на какое‑то общее дело, движение к общей цели. Здесь‑то на первый план и выходит его величество миф и их превосходительства образы, из которых и сложена всякая мечта.
Русская мечта — это мечта о справедливом обществе, построенном на земле. Формируется ли она в пространстве древнеславянских верований, подстраивает ли под себя христианскую догматику, переваривает ли социалистические учения — она преобразует эти мифы, образы и системы взглядов. Русская справедливость — всегда есть общее благо, она всегда коллективистская. Происходит это по нескольким причинам, влияние которых настолько устойчиво на протяжении многих веков, что впору действительно говорить о некоем подобии коллективных генетических кодов, хранящихся в основе русского мировидения. Одним из таких факторов, свойств — кодов — является то, что мы называем космизмом. Ощущение себя органической частью Вселенной — важная часть комического сознания; ощущение столь же неразрывной связи всех со всеми, ощущение всеединства — его другая часть. Это и есть «космическая» основа коллективистского мышления и систематического, повторяющегося отказа от индивидуализма как стержня государственного устройства. Космизм Русской мечты — это вовсе не мечта улететь на другие планеты и там обрести счастье. Космизм Русской мечты в том, чтобы созидать счастливое общество здесь, на Земле, в России, осознавая себя неразрывно связанными друг с другом, с Землёй, Луной, Солнцем, звёздами и всей Вселенной. Ощущать эту связь как божественное присутствие нас в космосе и космоса в нас. Такое ощущение придаёт и силы, и ответственность. С таким ощущением создаются большие государства, в голову приходят грандиозные проекты, сердца наполняются мужеством и любовью.
Наша картина мира развивалась под влиянием научных открытий во всех разделах естествознания. Наиболее фундаментальные, существенно меняющие представления о мире принесли результаты исследования микромира — квантовая механика, и макромира — космология. Весь прошедший ХХ век наши знания о природе умножались и углублялись с невиданной скоростью и радикальными последствиями. То, что мы знаем об окружающем мире сегодня, — несопоставимо по глубине и точности с тем, что было известно прежде. Вызывает удивление и гордость за человека, его разум, настойчивость и смелость то, что исследования и приумножение знаний продолжаются, то, что мы вновь радикальным образом смогли пересмотреть свои представления об окружающем мире. И этот скачок произошёл именно в космологии, в том числе в самое последнее время: представления о тёмной материи и чёрных дырах, их экспериментальное обнаружение — революционная ломка прежних представлений о мироустройстве.
Счастлив тот, чьё мировоззрение и чья картина мира развиваются, чей разум продолжает постигать новое, чья эмоциональная сфера наполнена мечтами и фантазиями, готова к открытиям, стремится представить себе будущее, увидеть его в сияющих красках мировой гармонии.
Сергей Белкин
