Не так давно страна узнала о Николае Десятниченко из Нового Уренгоя. 19 ноября 2017 года, выступая в Бундестаге перед германскими депутатами, он рассказал о немецком солдате Гансе Раухе – участнике Сталинградской битвы. Этот солдат попал в плен и умер в марте 1943 года «от тяжелых условий». Николай побывал на месте захоронения солдат вермахта. «Я увидел могилы невинно погибших людей, среди которых многие хотели жить мирно и не желали воевать».
Вот и Ганс Раух «не по своей воле оказался в Сталинграде. Я искренно скорблю о гибели этого молодого человека, – говорил Николай, – и хотел бы, чтобы пуля, оборвавшая его жизнь, пролетела мимо... В т.н. "Сталинградском котле" немецкие солдаты испытывали страшные лишения, мёрзли, голодали. Многие из них погибли. Это были невинные жертвы войны, и мы не вправе о них забывать. Они тоже достойны памяти», – заключил молодой россиянин.
Немецкие депутаты апплодировали. А в России, как только стало известно о выступлении, поднялась волна недоумения и негодования. Она была вызвана тем, что пришедших на нашу землю захватчиков новоуренгойский студент назвал «невинными жертвами» и сожалел, что пуля защитника Сталинграда не пролетела мимо немца.
Ведь неважно, по своей воле явились сюда эти «достойные памяти» люди или по чьему-то приказу.
Но дело, конечно, не в самом выступавшем. Хотя, заметим, что на выступление «Коли» и на его появление в Берлине вообще могли повлиять обстоятельства, от истории далёкие, но зато связанные с интересами российского и германского бизнеса. Главное в другом: нечто подобное можно нередко услышать и в России.
Случившееся показало, что память о войне легко может быть утеряна или принесена в жертву каким-либо «прагматическим соображениям» экономического, политического, карьерного плана. Что памятью и совестью можно поступиться. И что есть люди, которые могут это сделать. Тем более, если в обществе поощряется и провоцируется именно такие «понимание» истории.
А оно принимает разные формы. И провокативных утверждений, что «лучше было бы сдать Ленинград – людей бы спасли». И приравнивания Сталина к Гитлеру, коммунизма к нацизму, СССР к Третьему рейху. И прямых или косвенных (путём демонизации Сталина и советского строя) обвинений СССР в развязывании войны. И реабилитации нацистских преступников, причём не только с исторической, но и с юридической точки зрения. Как легко они становятся героями и образцами для подражания, показывает пример Украины. А в постсоветской России в 1991–2001 годах «жертвами политических репрессий» были признаны и реабилитированы несколько тысяч тех (прежде всего иностранцев), кто в своё время был осуждён за злодеяния, совершенные в годы Великой Отечественной войны.
Помимо злонамеренного или корыстного очернительства есть и «добросовестное» непонимание происходившего в те далёкие годы. Это когда в человеке не были заложены базовые ценности – семьёй, окружением и, конечно же, школой – а точнее, теми программами и образовательными стандартами, которые утверждает государство.
Для чего нужно, чтобы общество усомнилось в своём прошлом? Для того, чтобы оно перестало быть народом, утратило веру в свою историческую правоту и покорилось чужакам.
Сейчас о войне много говорят, снимают фильмы и т.д. Великая Отечественная стала важнейшим компонентом современного российского патриотизма. Еще отраднее народное пробуждение гордости за страну и предков, что подтвердило движение «Бессмертный полк». Но так уже было в 1960–1970-е годы. Было народное движение «Поход по местам боевой славы», поддержанное комсомолом и лично первым секретарём ЦК ВЛКСМ (в 1959–1968 гг.) С.П. Павловым. Количество вовлечённых в это движение быстро выросло со 100 тысяч до миллионов человек. Люди, прежде всего молодёжь, изучали ход боевых действий, беседовали с ветеранами, заботились о воинских захоронениях (так зарождалась будущее поисковое движение).
Но в отношении памяти о войне был и официоз, в котором чем дальше, тем всё больше становилось пустых фраз, формализма, фальши. Причем в советской интеллигенции и властных кругах имелись и те, кому живая народная память и гордость были неприятны, кто считал их отходом от идеалов интернационализма и коммунизма, «уклоном» в патриотизм и «великодержавие». И уже с конца 1970-х стало заметно, как живое чувство начало угасать. В обществе появлялись иные интересы и ценности. На фоне мира и относительного благосостояния подвиг героев войны забывался.
Не повторится ли это? Не ускользает ли за правильными словами о Победе (тем более, произносимыми лишь в связи с очередной датой) истинный смысл того, за что же мы воевали?
Геноцид
А воевали мы за жизнь, за самосохранение народа, страны, нашего исторического пути. Германия и её союзники (прежде всего Финляндия) осуществляли на нашей земле политику геноцида. Причём делали это осознанно, доктринально.
Немецкая оккупационная политика, её цели и планы вполне укладываются в определение понятия «геноцид», содержащееся в «Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него», принятой резолюцией № 260(III) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1948 года и вступившей в силу 12 января 1951 года. Это и убийство членов какой-либо группы (национальной, этнической); и предумышленное создание для неё таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное её физическое уничтожение; и меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы; и даже насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.
Когда речь заходит о той войне, то о геноциде не говорят, разве что о «холокосте». Но, не отрицая бесчеловечного подхода нацистов к «решению еврейского вопроса», необходимо подчеркнуть, что геноциду подвергся или должен был подвергнуться в течение длительного периода времени и русский народ. А об этом некоторым тоже очень бы хотелось умолчать.
Немецкие планы порабощения «восточных территорий», истребления или вытеснения их населения (планы «Ост», «Бакке»), разнообразные приказы в отношении военнопленных и мирного населения СССР известны. Но чтобы их прочувствовать, надо увидеть повседневность войны. Эта страшная повседневность отражена во множестве самых разнообразных документов.
Всего несколько примеров. Вот материал «О фактах грабежа и издевательствах фашистов над мирным населением и военнопленными», составленный в Политуправлении Юго-Западного фронта 19 января 1942 года.
«В освобождённом нашими частями селе Плоское Курской области, фашисты расстреляли 20 женщин и детей. Из 150 домов – 130 сожжены. Большинство граждан села были подвергнуты мучительным пыткам и издевательствам. Семья колхозника Печерова после долгих пыток и издевательств была расстреляна. У жены Печерова на руках был маленький ребёнок, фашистские бандиты сначала расстреляли мать, а потом плачущего ребёнка. Второй пятилетний сын Печеровой, увидев зверскую расправу над матерью, начал убегать. Фашисты долгое время гонялись за ним, а когда мальчик забежал в дом и спрятался под кровать, немцы несколькими выстрелами из автомата убили его».
«В с. Мясоедово 25–26 декабря фашисты сожгли все дома, а население угнали в г. Белгород. В этом селе немцы согнали в сарай 12 женщин и девушек, изнасиловали их, а потом всех расстреляли. Во время пожара в селе одна женщина-мать вынесла из горящей хаты двоих детей и, положив их на улице, побежала в дом, чтобы спасти остальных детей. Проходившие по улице фашистские бандиты забрали обоих детей и бросили в прорубь под лёд».
А вот другой аналогичный материал «О зверствах и насилиях немецких фашистов» от 4 февраля 1942 года. «5-го января 1942 г. немецкие войска, отступая из с. Хотомля, забросали гранатами, облили керосином и подожгли здание районной больницы, в которой на излечении находились 38 тяжело раненых и больных. Все 38 больных заживо сгорели.
Перед отступлением из Савинцы немцы выгнали всё население из села, не разрешив им ничего взять с собой, и погнали в свой тыл. В пути у граждански Базинской на руках замёрз двухмесячный ребёнок. За попытку остановиться и похоронить ребёнка немцы расстреляли гр-ку Базинскую, несмотря на то, что около неё было ещё 6 детей». (ЦАМО РФ. Ф. 32. Оп. 11302. Д. 61. Л. 23–25, 102). Это немцы. Как относились к русскому населению финские оккупанты, «Столетие» уже писало (Андрей Марчуков «Второстепенный враг?»). Их никто не звал. Они явились сами. Массовые убийства, ограбления, истязания, угон населения в немецкий тыл и на работы в Германию, организация голода, стремление ограничить потребности населения (в первую очередь русского) лишь самыми примитивными – вот повседневность оккупационного режима. Это не говоря о следствиях войны вроде бомбёжек и обстрелов. Оккупантами было сожжено множество деревень, уцелевшие люди уходили и на прежние места уже не возвращались, среди них тоже массовой была гибель от голода, холода, болезней.
Да, бывало и по-другому, и это тоже отражалось в документах (нейтральное или более-менее нормальное отношение к населению в них именовалось «заигрыванием»). Да, оккупационная политика имела нюансы и претерпевала именения, особенно по мере того, как немцы начинали понимать, что войну им не выиграть. Но такое отношение было обусловлено позицией конкретного немецкого командира или чиновника, а вовсе не оккупационной политикой как таковой, и не привитыми германскому обществу стереотипами. Они эту нейтральность отвергали напрочь.
Отсюда – от отношения к заранее «расчеловеченным» жителям России как к недочеловекам, как к ненужному «материалу» и берутся массовые жертвы, остюда и миллионы погибших мирных жителей СССР. Русские оккупированные области потеряли от 30 до 55 % населения. Смоленская область – из 2 миллионов населения осталось 0,9 млн, Курская область – из 3 миллионов осталось 1,5 млн, население Брянской области сократилось на 0,5 млн человек, такие же потери были и в Тверской области, а в Ленинградской количество эителей сократилось на 1,3 млн человек.
Основная масса погибших – это мирные люди.
Удар был нанесён страшный и во многом невосполнимый. Так был осуществлён геноцид русского народа – и в широком его понимании (включая население Белоруссии, Новороссии, значительной части Украины), и в узком – как великороссов. Именно война (а не коллективизация и последующая аграрная политика) подорвала жизненные силы русской деревни.
Обманчивая «советизация»
Но вражеская оккупация ни советским, ни российским государством геноцидом признана не была. СССР, возможно, считал себя выше этого. А сейчас причиной видится желание «не обострять отношения» с западными «партнёрами», «прагматизм», мышление в «новоуренгойском» духе. А также то, что геноциду подвергся именно русский народ.
И потому (не только, но и поэтому тоже) «русское» стремятся подменить «советским»: дескать, воевал, страдал, побеждал «советский народ». Когда так говорили во времена СССР, это ещё было понятно. Но так говорят и теперь. При этом нынешние «советизаторы» соглашаются с тем, что из общего целого выделяется одна этническая группа – евреи, хотя это и не вполне справедливо.
В том, что воевал и страдал весь советский народ, есть большая доля правды. Но нельзя отрицать, что в нацистских планах разным советским народам отводилось разное место, и судьба их на покорённом «восточном пространстве» тоже должна была сложиться неодинаково (пусть даже и у всех быть несладкой). И Россия как ядро СССР, а русские – как его становой народ, виделись германским нацистам главным препятствием на пути достижения своих планов. Русские рассматривались как главный сущностный враг, которого требовалось уничтожить, обессилить биологически и нравственно, низвести до полуживотного уровня. Недаром же одной из основ национальной и культурной составляющей оккупационной политики являлась русофобия. «Советизация» же уводит в сторону от понимания сути той войны как войны на уничтожение русского народа. И как войны за его самосохранение.
* * *
Геноцид был. Об этом надо знать и помнить. Даже не для того, чтобы предъявлять кому-то претензии. А для себя. Для того, чтобы понимать, за что и во имя чего мы тогда воевали.
Непременно нужен мемориал всем подвергшимся в годы той войны страшному геноциду русским людям: детям, женщинам, старикам, мужчинам. Убитым, сожжённым, повешенным, расстрелянным, взорванным, заморенным голодом и холодом, замученным пытками, пропавшим в неволе и концлагерях.
Не просто «советским», а именно русским. Чтобы не множилось беспамятство и циничный «прагматизм». Чтобы знать и помнить, из-за чего погиб пятилетний мальчик Печеров, от которого осталась только фамилия.
Марчуков Андрей Владиславович – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН
Статья является сокращённым вариантом доклада, сделанного 2 марта 2019 г. на конференции «У войны – лицо войны», посвящённой 76-й годовщине освобождения г. Ржева от немецко-фашистских захватчиков