Дерусификация – это не только снос исторических памятников, законодательные запреты на русский язык, обращение в рабство и резня. Куда чаще этот процесс протекает незаметнее, посредством «мягкой силы», и зримый результат его становится виден не сразу.
Русский вопрос – как и всякий по-настоящему масштабный, возникающий в силу логики исторического процесса – имеет несколько измерений. Ища ответ, нельзя обойти вниманием ни одно из них. Ибо данный без учёта всех граней текущей реальности ни вразумительным, ни убедительным он не будет.
Обозначившийся общественный запрос на коренной пересмотр принципа национальной политики внутри страны (от многонациональной размытости – к русскому государству) требует, помимо прочего, переосмысления демографических, этнических и культурных процессов в национальных республиках, являющихся в условиях федерализма зачатками национальных государств ряда коренных народов РФ.
Разумеется, разбросанные по территории страны от Кавказских гор и границы с Финляндией до Сибири и Дальнего Востока, национальные образования являют собой пёстрый конгломерат. На первый взгляд, различий между ними гораздо больше, чем сходств. Имеющие выраженную специфику хозяйственной деятельности, совершенно различные истории взаимоотношений титульных народов с государством российским и народом русским, национальные республики, однако, могут быть сгруппированы по ключевому с точки зрения русского патриотизма признаку: по степени их дерусифицированности, по уровню потерь русского населения, проживающего в их пределах.
Обдумывая пути разрешения русского вопроса, мы имеем полное право рассматривать этот критерий в качестве ключевого. Русские, являясь государствообразующим народом, исполняют свою скрепляющую функцию на всей территории страны, и её умаление где бы то ни было ведёт на деле к ослаблению государства, к его разрыхлению, и, в конечном итоге, не к смягчению, а к обострению межнациональных конфликтов.
Что собой представляет дерусификация в своих самых грубых, пещерных проявлениях, нам демонстрирует Украина. В 90-е годы подобное (причём, порой и в куда более зверских, страшных формах) происходило в Ичкерии-Чечне, чьи вооружённые формирования осуществляли в отношении русского населения бывшей ЧИАССР неприкрытый геноцид.
Однако всегда ли наступление на русский народ ведётся столь откровенно и кроваво?
Жизнь даёт убедительные примеры, что нет, не всегда. Дерусификация – это не только снос исторических памятников, законодательные запреты на русский язык, обращение в рабство и резня. Куда чаще этот процесс протекает незаметнее, посредством “мягкой силы”, и зримый результат его становится виден не сразу. Ползучая дерусификация всегда растянута во времени, перемалывает она неторопливо, будто мельничные жернова. Беспристрастнее всего направленность процесса иллюстрируют переписи, из раза в раз фиксирующие падение доли русских в регионе, а культурное и ментальное отчуждение, нарастание враждебности, ослабление связей с “русским миром” – неизбежный итог длительного накопления изменений в национальном составе, из которого год за годом вымывается русская страта.
Исход русского народа с национальных окраин внутри России – это до сих пор строго табуированная тема, к которой пока не рискуют обращаться даже недавно обозначившие себя статусные русофилы. Но замалчивание остроту проблемы не снижает. Россия в лице целого ряда субъектов федерации с течением времени делается всё более нерусской – прежде всего в самом прямом, физическом смысле. И нет пока и намёка, что ползучую дерусификацию регионов осознают “наверху” как проблему государственного уровня, не говоря уже о разработке мер по её остановке.
Итак, обратимся к статистике. За точку отсчёта возьмём 1989 год – год последней при СССР всеобщей переписи населения, проходившей, понятно, и на территории РСФСР. Объективность и полнота её данных сомнений не вызывает, государственную статистику при Союзе вели скрупулёзно. Та перепись, словно фотография, запечатлевшая коллективный (и в том числе национальный) облик нашей страны в канун перехода к “новой России”.
А далее – сравним её данные в интересующих нас аспектах с данными последней по времени переписи 2021 года, проведённой в зрелые годы “долгого государства Путина”, в мирное время, за несколько месяцев до СВО. Результаты переписей 2002 и 2010 гг. могут при необходимости подтвердить обоснованность выводов, диктуемых сравнением данных 1989 и 2021 гг. Полученные ими “промежуточные” цифры роста/снижения удельного веса народов, народностей и этнических групп легко укладываются в статистические тренды трёх десятилетий. Не опровергают их, а подкрепляют.
Да, государственная статистика неумолима. Надо только иметь гражданское мужество в неё вникать.
Подлинная русская катастрофа разразилась на рубеже XX–XXI в. в бывшей Чечено-Ингушской АССР. Из 269 тысяч человек (24,8% населения), проживавших в республике в 1989 г., к 2021 году сохранилось лишь чуть боле 18 тысяч русских (1,21%). Город Грозный, северные районы современной Чечни, имеющие по три-четыре века истории станицы терских казаков, были практически целиком “очищены” от русского населения в годы правления дудаевского и масхадовского режимов. Победа над ними федеральных сил дерусификацию Чечни вспять не обратила, и недавнее переименование станицы Наурской в город Невре лишь подводит символическую смысловую черту под доведённым до логического завершения процессом. Русский народ с исторически русской же территории, административно отнесённой в середине XX в. к Чечено-Ингушской автономии, был в одно десятилетие изгнан, а в известной степени – и истреблён. Таков этнополитический итог чеченской войны.
Ингушетия – другая наследница ЧИАССР и ещё одно образование, включающее в себя исторические станицы терских казаков. Как и Чечня, к настоящему моменту она почти полностью лишена русского пласта населения. Его доля сегодня – ничтожные 0,64%. И на деле никаких реальных перспектив возвращения русских в республику не просматривается.
Третьим по степени дерусифицированности следует признать Дагестан. Несмотря на то, что открытые гонения на русских в республике в постсоветский период отсутствовали, их доля на протяжении десятилетий неуклонно снижалась и в 2021 г. составила всего 3,26%. Это в три раза меньше в сравнении с данными 1989 г. (9,2%) и более чем в 6 (шесть!) раз меньше, чем было в 1959 г, когда доля русских составляла 20,1%, то есть пятую часть от всего населения. Заметим, что Дагестан, как и Чечено-Ингушетия, по решению Москвы тоже в 50-е годы XX в. “прирос” двумя русскими районами, к настоящему времени почти полностью сменившими национальный состав. Город Кизляр, село Коктюбей, село Брянск – последние островки русского мира в образовании, чей реальный облик давно уже в значительной мере определяют фанатики-фундаменталисты и русоедствующие громилы из ММА.
По другим северокавказским республикам картина не столь удручающа, русских в процентном отношении в них проживает больше, но общий вектор на дерусификацию тем ни менее отчётливо выражен буквально в каждой из них:
Кабардино-Балкария. Сокращение доли русских с 31,95% (1989 г.) до 19,32% (2021 г.).
Карачаево-Черкесия. С 42,4% (1989 г.) – до 27,16% (2021 г.).
Адыгея. С 67,96% (1989 г.) – до 57,91% (2021 г.).
И даже традиционно дружественная России Северная Осетия не избежала общего тренда. Доля русских упала в ней почти двукратно: с 29,91% (1989 г.) до 17,78% (2021 г.).
Вывод очевиден. Северный Кавказ на сегодняшний день – это тот макрорегион, русский исход из которого наиболее зрим и драматичен. В восточной его части (Ингушетия, Чечня, Дагестан) он уже фактически завершён. На западном Кавказе процесс дерусификации продолжается уверенными темпами, и при их сохранении падение доли русских до ничтожных значений – вопрос ближайших десятилетий.
Но по одному ли Кавказу, чья история вхождения в состав Российской империи была по большей части немирной и кровопролитной, катится каток дерусификации, необратимо и навсегда изменяющий национальный и культурный облик?
Всё та же статистика указывает, что исход русских из национальных республик происходит и в других частях страны. Реальность межнациональных отношений далека от картин сусальной дружбы.
Вне Кавказа печальное лидерство удерживает Тыва. За постсоветские годы удельный вес русских в ней упал троекратно: с 32% (1989 г.) – до 10,1% (2021 г.). Согласно ряду свидетельств, в 90-е годы XX в. по республике прокатилась волна насилий на национальной почве, и в определённые периоды русский исход больше напоминал паническое бегство.
Следом за Тывой по темпам потерь русского населения идёт Якутия. Переписи фиксируют двукратное сокращение: с 50,3% (1989 г.) – до 27,82% в 2021 г.
В трёх других национальных республиках азиатской части РФ (Хакасия, Бурятия, Алтай) ситуация складывается не столь драматично. Но постепенное сокращение численности русских наблюдается и в них. В Хакасии удельный вес русских за постсоветский период упал с 79,46% (1989 г.) до 66,63% (2021 г.); в Бурятии: с 69,94% (1989 г.) – до 59,45% (2021 г.); в республике Алтай: с 60,36% (1989 г.) – до 50,62% (2021 г.).
Усыхает русский пласт населения в Калмыкии. В ней с 1989 по 2021 г. численность русских просела почти на двенадцать процентов: с 37,67% до 24,52%.
Всё меньше русских становится даже на почти необитаемых Ямале и Чукотке. Опять-таки по данным переписей, удельный вес русских в Ямало-Ненецком автономном округе снизился с 59,17% (1989 г.) до 49,62% (2021 г.), а в Чукотском – с 66,06% (1989 г.) до 53,7% (2021 г.).
Возможно, происходящее не воспринимается общественностью как катастрофа в силу географической удалённости Кавказа, Прикаспия, Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока от центральной России. В расположенных ближе к центру национальных республиках Поволжья, Вятки и в Карелии ситуация в целом иная. Ощутимое сокращение удельного веса русских наблюдается лишь в Мордовии - с 60,83% (1989 г.) до 51,82% (2021 г.). В остальных республиках оно либо незначительно и составляет несколько процентов (Татарстан, Башкирия плюс лежащая отдельно, на севере, Коми), либо не наблюдается вовсе (Чувашия, Марий-Эл, Удмуртия). А в Карелии – наверное, единственном национальном образовании среди всех – доля русских даже выросла: с 73,6% (1989 г.) до 76,43% (2021 г.).
Но исключение, как мы знаем, лишь подтверждает правило. В большинстве национальных образований за тридцать с лишним постсоветских лет русских стало существенно меньше. В некоторых – они были сведены на нет совсем (причём самыми свирепыми способами, вплоть до прямого геноцида). То обстоятельство, что дерусификация национальных республик имеет на сегодняшний день два разбегающихся периферийных вектора (кавказский и восточный), по масштабу исторических последствий легко “перетянет” примеры относительного благополучия в республиках европейской части страны.
Ситуация, при которой присутствие государствообразующего народа неуклонно и ощутимо сокращается более чем в половине национальных образований, не может быть признана естественной и не должна пускаться государством и общественностью на самотёк. Ибо, преодолев определённый качественный порог, дерусификация неизбежно поставит вопрос об исторических перспективах сохранения соответствующего региона в составе РФ. Как мы знаем из истории революции и Гражданской войны, первыми от гибнущей империи “отчалили” Финляндия и Польша, практически не имевшие в своих пределах русских поселений, но зато обладавшие вполне оформленными институтами государственности. И именно их среди всех прочих начавших разбегаться окраин не сумели вернуть обратно большевики. Чего же в таком случае следует ожидать от полностью лишённых русского слоя национальных образований современности, если в стране созреет и грянет серьёзный общественно-политический кризис?
Безусловно, причины сокращения доли русских в каждой из нацреспублик различны, и поверхностные оценки здесь неприемлемы. Почти всегда имеет место наложение друг на друга нескольких факторов. Местечковый национализм дополняется общей демографической депрессией русского народа, его низкой рождаемостью, усиливающей дисбаланс.
В одних случаях среди причин русского исхода доминирует религиозный, культурный и демографический прессинг со стороны довлеющего местного населения. Это, в первую очередь, относится к образованиям Северного Кавказа.
В других – “мягкий” прессинг сформировавшейся этнократии вкупе с упадком производственных отраслей, в которых русские исторически играли главенствующую роль.
В третьих – общая заброшенность регионов, примитивизация и архаизация его экономики, вынуждающая русских покидать сделавшийся негостеприимным край (Крайний Север).
Но чтобы именно ни провоцировало русский исход в каждом конкретном случае, необходимо усвоить: сокращение доли русских в национальных республиках неизбежно влечёт за собой общую дерусификацию регионов, возведение между ними и остальной страной незримых ментальных барьеров, появление питательной почвы для развития сепаратистских идей, которые, пребывая в дремлющем состоянии в течение десятилетий, в иных условиях способны стать доминирующими за очень короткий срок.
В новейшей истории мы имеем перед глазами мрачные примеры торжества русоненавистников в бывших союзных республиках, из которых ранее, ещё в застойные времена, начинал вытекать малозаметный вроде бы ручеёк русских переселенцев, нутром почувствовавших, что будущего в этих образованиях если не у них самих, то у их детей нет. Логика процессов, развивающихся сегодня внутри российских границ, принципиально не отличается от аналогичных по внешнему периметру. Торжество враждебных России сил возникает не случайно и готовится не за один день.
Руководство РФ и передовая часть русской общественности должны выработать способность видеть опасность загодя. Видеть и реагировать.
Игорь Бойков
Фото: © KM.RU, Петр Чайников
