16 июня «Новая газета» опубликовала статью, в которой рассказала о подростковом феномене АУЕ — аббревиатуру можно расшифровать как «арестантский уклад един» или «арестантское уркаганское единство». По мнению обозревателя «Новой» Алексея Тарасова, аббревиатура стала «настоящей идеологией» и «объектом поклонения» среди подростков, склонных к криминалу. Ее используют в качестве возгласа-приветствия, для идентификации «свой-чужой», при нападениях на граждан. «Новая газета» называет АУЕ «новой пионерией» и говорит, что без досконального изучения феномена АУЕ невозможно понять криминализацию современных подростков — по мнению газеты, она достигла пугающих масштабов. Чтобы разобраться, откуда взялось понятие АУЕ и представляет ли оно реальную угрозу, «Медуза» поговорила с юристом, антропологом и криминологами.
О чем говорится в тексте «Новой газеты»
Как пишет обозреватель «Новой газеты» Алексей Тарасов, впервые аббревиатура АУЕ прозвучала в 2010 году во время массовых беспорядков в Белореченской воспитательной колонии в Краснодарском крае. В своем материале он перечисляет происшествия, связанные с понятиями АУЕ и случившиеся с тех пор. Обозреватель приводит цитаты криминальной хроники (без указания точного источника); например, такую: «16-летние адепты АУЕ (со взрослыми товарищами) вымогали деньги у сверстника. На стрелку тот пришел с отцом, убили обоих, забрали ключи от квартиры, зашли, расправились с матерью, забрали бытовую технику».
По информации «Новой», в декабре 2016 года на заседании совета по развитию гражданского общества и правам человека его ответственный секретарь Яна Лантратова сообщила президенту России Владимиру Путину о насаждении в школах и интернатах уголовной идеологии и назвала ее «проблемой национальной безопасности». Лантратова сказала президенту, что к ней приходят родители и говорят, что «их дети из благополучных семей выходят утром в школу и попадают на специальные явочные квартиры, где уже находятся алкоголь и наркотики», а оплачивать их приходится «собственным телом».
В январе 2017-го Путин поручил создать межведомственную рабочую группу с участием членов СПЧ по предотвращению криминализации подростковой среды. А Русская православная церковь предложила запретить группы в соцсетях с блатной романтикой — так же, как «группы смерти». «Новая», кроме того, приводит расшифровку разговора красноярского психолога Николая Щербакова с подростками об АУЕ — они подтверждают, что не только знакомы с понятием, но и считают его «трендом».
По утверждению «Новой», схема, по которой ребенка «вербуют в АУЕ», выглядит примерно так: к пяти- или шестикласснику подходят двое старшеклассников и начинают говорить с ним на «блатном арго», рассказывают про «понятия», «зоновскую романтику», а потом просят принести деньги для «общака». Так 10-летний ребенок начинает воровать, вымогать деньги и обманывать родителей. По словам Тарасова, выйти из этой «вдруг открывшейся параллельной бездны» невозможно — как следствие, доведение подростков до самоубийства и изнасилования. Обозреватель «Новой» приводит также информацию о случаях расправы подростков над своими сверстниками — это месть за поведение «не по понятиям».
Со страниц газеты Тарасов обращается ко всем родителям с предостережением: «Если думаете, что вас и вашего ребенка защитят деньги, социальный статус, приличная школа, вы заблуждаетесь».
Он также пишет, что идея АУЕ — изначально региональная — постепенно становится для современных детей «национальной идеей». «Шпана, гопота, сборы в общак были всегда. Но никогда не было так, чтобы молодежи не давали альтернатив. Зоновская идеология так легко все вокруг заполняет, потому что вокруг — пустота», — завершает свой текст Тарасов.
Святослав Хроменков
юрист, представитель Байкальского правозащитного центра, Иркутск
Не скажу, что АУЕ — это угроза национальной безопасности, но это движение точно подрывает целостность общества и государства. Вовлечение детей в идеалы АУЕ происходит и с помощью соцсетей, а также фильмов и сериалов, в которых облагораживается образ бандитов.
Тюремной романтикой интересуются молодые люди из разных регионов России — об этом мне рассказывают мои коллеги: правозащитники, юристы, адвокаты.
Криминальные авторитеты, «смотрящие», «общаки» есть у нас везде, а значит, и с молодежью кто-то работает — им нужны новые кадры, молодежь; иначе, варясь в собственном соку, они просто исчезнут. Также им нужны исполнители — своими руками совершать преступления они не хотят. Думаю, идеология АУЕ (она может называться как угодно) была сформирована, чтобы влиять на молодежь и вовлекать ее в преступную деятельность. Детей учат совершать преступления и говорят, что вам за это ничего не будет, так как вы еще не подпадаете под уголовную ответственность.
Люди, связанные с криминалом, давно работают с молодежью. Раньше, 20–25 лет назад, они писали так называемые прогоны — что-то вроде самиздатовских газет, которые распространялись среди заключенных, в них они тоже писали о том, как нужно работать с молодежью.
Исторически сложилось, что наш край — сидельческий, у нас в каждой второй семье кто-то или сидел, или сидит сейчас. Поэтому, возможно, у нас влияние АУЕ ощущается в большей степени. Но так или иначе это распространено везде. Хотя статистических данных по этому поводу просто нет.
Никонов Александр / PhotoXPress
Иркутская область граничит с Забайкальем и Бурятией, оттуда к нам тоже идет молодежная преступная субкультура, связанная с воровскими традициями. На мой взгляд, это все обусловлено экономическими факторами: эти регионы, по сравнению с Иркутской областью, более отсталые, там хуже развита инфраструктура, выше безработица, поэтому там легче направить молодежь на преступный путь. Добавьте сюда кризис, плохую экономическую ситуацию — это тоже все влияет на появления АУЕ.
Ребятишки приходят к нам за помощью, потому что не знают, в какую сторону им двигаться, они еще не расставили приоритеты, не знают, как правильно себя вести.
По их словам, вовлечение в банду происходит так: старшие товарищи предлагают им совершить мелкое противоправное деяние или просто покурить, а потом используют этот поступок для шантажа: если ты не будешь делать то, что я тебе говорю, то я обо всем расскажу твоим родителям. Этим ребятам, которые попадают в эту ловушку, около 12 лет — в этом возрасте на них легче всего повлиять. Нам рассказывали, что происходит как будто бы ненасильственно, ребенок вроде бы сам отдает телефон или деньги, никто его не заставляет, но вырваться из этой сети уже почти невозможно.
Эти дети собираются в подворотнях — гулять им просто негде, расписывают аббревиатурой АУЕ стены и рассказывают друг другу истории «про жизнь». Старшие товарищи облагораживают криминальную субкультуру, блатную романтику, рассказывают, что криминальные авторитеты — это самые порядочные люди, им можно верить, а полиция и государство — плохие; они преступники, а мы Робин Гуды.
Чаще под такое влияние подпадают дети из неблагополучных семей. Те, кто чем-то интересуется или хорошо учится, к жизни относятся более осознанно, им труднее запудрить мозги — у них есть цель, так просто их уже не обманешь. А если у ребенка проблемы с родителями или с законом, если они живут в неполных или бедных семьях, на них повлиять довольно просто.
Сергей Милюков
профессор кафедры уголовного права РГПУ им. Герцена, полковник милиции в отставке, старший советник юстиции (Санкт-Петербург)
Это явление существовало в России всегда. Низовая часть населения не желала подчиняться государству, его карательным органам, и это нежелание проявлялось достаточно рано, в детском или подростковом возрасте, что создавало благоприятную почву для распространения воровских и хулиганских обычаев.
И в советское время, в 1950–60-е годы значительная часть подростков и детей преклонялась и подчинялась этим «воровским» обычаям. Просто тогда еще не было такой аббревиатуры — АУЕ. Дети пятых-восьмых классов увлекались блатными обычаями и правилами. В этом, возможно, выражалось их стремление к независимости. «Понятия» переходили от класса к классу, от поколения к поколению. При этом все это сочеталось каким-то удивительным образом с иной жизнью — с пионерскими и комсомольскими организациями, с чтением серьезных книг.
Сейчас благодаря интернету распространять законы АУЕ стало еще проще. Раньше это насаждалось бывалыми зэками: они вовлекали несовершеннолетних, очаровывали их идеей воли, нежелания никому подчиняться — не только родителям и школе, но и государству. Антиподом всегда выступала милиция, сейчас — полиция.
Уже тогда были некие знаки отличия — наколки. У некоторых пожилых уже людей можно иногда увидеть татуировку «ИРА» — и это не имя первой возлюбленной, а аббревиатура от «Идем резать актив». «Актив» — это те, кто сотрудничает с администрацией. Несовершеннолетние осужденные часто накалывали «ЗЛОБО» — «За все легавым очень больно отомщу»; или ЗЛО — «За все легавым отомщу». Или слово «УТРО» с рисунком солнца на кисти — «Уйду тропой отца», если, например, отец сидел. И вот эти традиции, эти словечки — вроде игра, а она потом сказывается на последующей жизни.
Александр Алпаткин / ТАСС
Мы ведь очень мало знаем о том, что происходит сегодня в так называемых детских колониях, или колониях для несовершеннолетних. Оттуда АУЕ тоже идет, и идет очень насыщенным потоком, просто специально это явление никто не исследует.
Немного статистики. За три первых месяца 2017 года в России удалось выявить почти десять тысяч несовершеннолетних преступников, что крайне мало. Думаю, только в одном районе Петербурга можно столько словить. При этом если сравнить этот показатель с предыдущим годом, то произошло падение регистрации преступности среди несовершеннолетних на 23,2%. Мы все видим, что творится в стране, а согласно официальной статистике, преступность несовершеннолетних исчезла. У нас 24 воспитательные колонии, в которых содержатся всего 1649 несовершеннолетних преступников. На мой взгляд, это одна из причин, по которой эта зараза сейчас цветет и пахнет: с ней никто не борется.
Вадим Тулегенов
кандидат юридических наук, доцент, исследователь проблем криминальной субкультуры
АУЕ — это свод неформальных норм, которыми руководствуются подростки. Есть мир законопослушный — неправильный, а есть правильный мир — криминальный. Адепты АУЕ пытаются насадить правильный мир, правильные идеи, а власть с ними борется. Совершая преступления, они не думают, что причинили кому-то вред, они считают, что все это во благо. Так они оправдывают свое поведение, свой образ жизни, наделяют определенным смыслом свое существование.
Этот смысл заключается в оправдании альтернативного образа жизни: все работают — я не работаю, нормальный человек старается вести трезвый образ жизни — я буду пить и употреблять наркотики, нормальный человек создает семью — я же семью создавать не буду, буду считать тюрьму своим родным домом. Они также оправдываются, что совершают преступления против тех, против кого нужно это делать, то есть считают себя кем-то вроде современных Робин Гудов.
У каждого явления есть периоды взлета и падения: в конце 1980-х годов молодежные группировки представляли большую общественную опасность, были случаи, когда они захватывали или предпринимали попытки захватить районные представительства РУВД. В 1990-х годах эти представители молодежных группировок стали бандитствующими элементами, представителями организованной преступности. В 2000-х годах это явление затихло, а сейчас вновь приобретает популярность. Но все-таки сейчас молодежная субкультура более диверсифицирована: кроме АУЕ можно быть и футбольным фанатом, и анархистом.
В любом обществе есть деструктивные силы, которым выгодно, чтобы дети таскали из дома последние вещи, отправляли деньги через систему электронных платежей, употребляли наркотики.
Сам я впервые столкнулся с термином АУЕ десять лет назад, когда работал в Центральном федеральном округе; в Южном, где я работал до этого, с этой аббревиатурой я не сталкивался. Сейчас этот термин распространен уже и в Забайкалье, и на Дальнем Востоке.
Дети из неблагополучных семей, родители которых злоупотребляют спиртными напитками, так называемые аутсайдеры — плодотворная почва для распространения идей АУЕ. Ведь они с малых лет смотрят на мир как на что-то злобное и несправедливое.
Далеко не все криминальные явления можно держать под контролем. Хотя когда начали бороться со скинхедами, они стали представлять меньшую общественную опасность; наверное, дойдет и до АУЕ, но явление должно быть хорошо изучено, должны быть разработаны соответствующие профилактические меры.
Отслеживать детей и несовершеннолетних с идеями АУЕ очень сложно, потому что об этом не сообщают в правоохранительные органы. Существует кодекс молчания. Дети обычно отвечают на подобные вопросы односложно — это наша тайна, наше братство, и никто об этом не должен узнать.
При этом, чтобы покинуть эту группировку, нужно прилагать определенные силы и определенное мужество. Есть ведь поговорка: «Вход в блатную компанию рубль, а выход — два».
Дмитрий Громов
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН
Регулярно поступает информация о том, что где-то в регионах существует движение под названием АУЕ. Лет восемь назад я слышал о таком движении в Краснодарском крае, а прошлым летом о нем заговорили благодаря выступлению Яны Лантратовой, которая в то время была кандидатом на пост детского омбудсмена. Речь шла о том, что такое движение существует в Забайкалье (преимущественно в поселках и малых городах).
Что там есть в реальности, трудно понять, не совершив серьезного исследования в указанных Лантратовой населенных пунктах. Но с самого начала нужно уяснить, что явление имеет два уровня.
С одной стороны, было бы глупо отрицать наличие криминальной среды во многих российских городах и поселках; особенно в тех, где много людей, отсидевших в тюрьме, — например, в населенных пунктах, располагающихся неподалеку от зон. В России есть и спивающиеся поселки, и поселки с криминалитетом во власти — всякое можно найти. Вполне допускаю, что в таких местах могли формироваться и структуры по типу АУЕ. Многое зависит от лидеров — если, скажем, харизматичный юный преступник захочет организовать такое движение у себя по месту жительства, он может это сделать.
PhotoXPress
Но и преувеличивать возможности криминальной среды я бы не стал. В моей полевой практике было два информанта, проживающих в городах с тюрьмами; в этих городах было много отсидевших. Но показательно, что у местных подростков не было никакой серьезной связи с местной тюрьмой, несмотря на то что на дворе стояли 1990-е годы. Тюрьма жила своей жизнью, подростки — своей. Тут надо понимать, что криминал не заинтересован в том, чтобы люди знали о нем. Чем больше людей знают о профессиональной преступности, тем более она уязвима. Организовывать подростков, собирать с них копейки «на зону» — это слишком опасно и малоэффективно. У профессиональных преступников есть свой, довольно закрытый круг общения, которым они ограничиваются. «Мирные жители» обычно питаются только слухами о преступности, и эти слухи мало соотносятся с реальностью.
Второй слой информации об АУЕ — это процессы, происходящие в интернете. Вот это уже явление совершенно другого плана. С социальной реальностью оно мало связано. Это определенный интернет-фольклор, я бы сравнил интерес к АУЕ в интернете даже не с традиционным подростковым интересом к криминальной стилистике, а с детскими страшилками: где-то есть страшные «группы смерти», фашисты, а сейчас вот появился и мем АУЕ. Дети и подростки его знают, но это совершенно не значит, что они имеют хоть какое-то отношение к криминалу.
Такие игры не новы. Например, в середине 2000-х годов в «Живом журнале» прокатилась волна интереса к гопникам. Был создан виртуальный образ гопника, в который интернет-пользователи с увлечением играли — кепка, спортивные штаны, привычка сидеть на корточках. Среди посетителей ЖЖ-сообществ, посвященных гопникам, была исключительно образованная городская молодежь.
То есть, рассматривая движение АУЕ, мы должны различать реальные социальные проблемы и виртуальную игру. Судя по некоторым последним публикациям, далеко не все это различают.
Хочется заострить внимание еще и на том, что нынешняя волна интереса к АУЕ возникла благодаря выступлению Яны Лантратовой, которая фактически сделала рекламу этому движению; даже Путин отреагировал на ее доклад. Перед нами пример «моральной паники» — некто сообщает через массмедиа о незначительном явлении и через это явление получает информационную поддержку. Благодаря сообщениям в СМИ все узнают о явлении и начинают его воспроизводить. И вот уже вместо маргинального забайкальского явления — модный всероссийский мем. Если бы Лантратова просто сделала доклад о криминализации в подростковой среде (не упоминая яркого бренда АУЕ), она бы поступила более профессионально.
