19 марта на сцене главного театра страны состоится вечер, посвященный 70-летнему юбилею балетмейстерского факультета ГИТИСа. Выдающийся профессор Ольга Тарасова связана с ним почти со дня основания. Накануне празднования она рассказала «Культуре» о себе и своих учениках.
культура: Как Вы начали сочинять хореографию?
Тарасова: В 1946 году в ГИТИСе открылось балетмейстерское отделение. И мы, совсем еще юные артисты Большого, помогали абитуриентам. Тогда я подумала: может быть, есть смысл мне самой пойти на этот факультет? И в 1951-м поступила. В театре даже не знали, что я учусь на очном. Экзамены сдавала буквально между актами. Счастье, что факультет рядом. Можно было перебежать две улицы, Петровку и Неглинную, оказаться в институте, а потом быстро вернуться обратно.
культура: Ваши родители имели отношение к балету?
Тарасова: Нет. Отец — врач-психиатр, работал в институте имени Ганнушкина. Мама была научным сотрудником в Ботаническом саду Академии наук. Интересовались искусством, ходили на концерты, в театры. Они приехали в Москву из Киева, когда мне исполнилось три года. Папа учился в одной гимназии с Михаилом Булгаковым. И мама считала, что Николка в «Белой гвардии» списан именно с отца.
культура: Ваша тетя, великая мхатовская актриса Алла Тарасова, передала Вам какие-то театральные заповеди?
Тарасова: Нет, у нас с ней разные сферы. Но ее любовь и полная отдача себя театру невольно действовали и на меня. Алла Константиновна интересовалась моими успехами, бывала на спектаклях и давала очень точные советы. Когда я оканчивала хореографическое училище, мне рекомендовали пойти в драматические актрисы. Поговорила с тетей, и она сказала, что у меня недостаточно голосовых обертонов и мне будет довольно сложно.
Фото: из архива журнала «Балет»
культура: Ваша судьба характерной солистки Большого 
театра складывалась счастливо?
Тарасова: Только благодаря упорнейшему труду. В труппе передо мной было пять очень крепких балерин такого же амплуа, уже себя зарекомендовавших. Так что приходилось много работать, учить и сдавать все танцы и номера, чтобы попасть в основной состав.
культура: Какая партия была любимой?
Тарасова: Наверное, сарацинский танец в «Раймонде» — огненный, весь на прыжках, с активной игрой корпуса, в быстром темпе. Когда репетировала, то подчас падала прямо на станок. В «Раймонде», которая идет сейчас, «Сарацинский» уже не тот. Юрий Николаевич Григорович напрасно ушел от текстов Петипа и Горского. Мне кажется, тот, прежний спектакль был гораздо разнообразнее и сложнее по хореографии.
культура: Вы развиваете в учениках симфонический подход, написали об этом диссертацию, методические пособия. Кто повлиял на Вашу теорию симфонического танца?
Тарасова: В большей степени, думаю, Джордж Баланчин. В начале 60-х его театр «Нью-Йорк Сити Балле» впервые приехал на гастроли в Москву. Потом французы привозили «Симфонию До мажор» Бизе. Хореография Баланчина, безусловно, будоражила. Он настолько ярко заявил это направление, хореографический симфонизм, что возникла уйма последователей. Но у нас не приветствовали постановок без сюжетного стержня. Попытки просто отразить музыку в хореографии казались довольно смелыми. Наши руководители — и Ростислав Владимирович Захаров, и Леонид Михайлович Лавровский — нацеливали на другое.
культура: Что Вам особенно запомнилось во время обучения?
Тарасова: Один семестр был необычен: Лавровский прошел со мной всю «Жизель». Я станцевала все партии: Жизель, Альберта, Ганса, Мирту. Эти занятия сыграли в моей судьбе большую роль. Важно было и понимание драматургии, и фразы, брошенные Леонидом Михайловичем, его показ, его комментарии. Позднее ставила этот балет в Японии, и мои знания очень помогли, так как требовался стопроцентный перенос спектакля Большого.
культура: А из Ваших авторских работ — какая самая значительная?
Тарасова: Достаточно успешно прошли «Вальсы Прокофьева» в Одесском театре оперы и балета. Два пушкинских, один лермонтовский и вальс из «Войны и мира» — все они были пронизаны единой драматургической линией. Любила «Подпоручика Киже», поставленного в Большом совместно с Александром Лапаури. Мы ушли от стандартных решений, главного героя не было, но все персонажи как бы ему подчинялись. Спектакль был пронизан юмором. В то время, кроме «Тщетной предосторожности», в репертуаре не существовало комических балетов. Особенно хорошо его приняли на гастролях в Лондоне (для англичан он назывался «Лейтенант Киже»), зрители реагировали смехом на каждый сценический поворот.
культура: Обратимся к Вашей «поэзии педагогики».
Тарасова: Преподавать стала, когда вышла на пенсию. 
Я 20 лет проработала в Большом. В 1966-м завершилась моя артистическая деятельность. Ставила спектакли в России, Японии, Болгарии. Примерно тогда же меня пригласили на кафедру. Сначала была ассистентом у Захарова. Через какое-то время предложили набрать курс. Первые мои студенты — Михаил Кисляров, сейчас режиссер Камерного музыкального театра, Светлана Воскресенская — ее оригинальная хореография отмечалась призами международных конкурсов, Александр Соколов: он в Днепропетровске очень хорошо работал, возглавлял балетную труппу местного театра.
культура: А потом были традиционалист Константин Уральский, поставивший много балетов в разных городах России, эпатажный Евгений Панфилов — один из лидеров российской хореографии 90-х, к сожалению, рано ушедший из жизни. Лиричная и экспрессивная Елена Богданович, сочиняющая и балетные спектакли, и танцы в операх и мюзиклах. Судя по разнообразию дарований, Вы стараетесь оберегать и развивать индивидуальности. А как выбираете будущих студентов?
Тарасова: Для меня в наибольшей степени важна музыкальность. Вот Анжелика Холина до сих пор задает вопрос, почему ее взяла. Она только-только окончила училище в Литве и приехала поступать в ГИТИС, а на балетмейстерский факультет тогда принимали после нескольких лет работы в театре. Но я увидела в ней понимание музыки, и поэтому сделала исключение. Сейчас Анжелика успешно трудится в театре имени Вахтангова, сочиняет балеты на драматических актеров, пластику в спектаклях Римаса Туминаса.
культура: Как Вы оцениваете уровень труппы ГАБТа?
Тарасова: Технически он очень высок. Но индивидуальностей становится все меньше. Ушло такое понятие, как амплуа. Все гармонично и красиво, танцовщики как на подбор высокие, длинноногие — личностей не хватает.
культура: А как обстоят дела на факультете?
Тарасова: Происходит самое досадное, и не 
только на балетмейстерском отделении. Среди молодого поколения очень много людей малообразованных. Понимаете, раньше к нам приходили профессиональные кадры: все знаменитости Большого, кого ни возьмите — Кондратьева, Максимова, Васильев, Лавровский, Семизорова, — окончили ГИТИС. А сейчас поступают полуграмотные выпускники лицеев. И что с ними делать? Как поднимать на должный уровень? Очень сложно. К тому же нам сократили срок обучения на год. Система бакалавриата и магистратуры для творческих факультетов абсолютно неприемлема.
культура: Какую музыку выбирает новое поколение студентов?
Тарасова: У них свои пристрастия, конечно, их тянет в рок, в разные современные музыкальные направления. Но я убеждена, что учиться нужно на классическом материале — и хореографическом, и музыкальном. Это дает профессию. И при симфоническом методе каждое произведение должно иметь смысл. А студентам-балетмейстерам надо уметь его выражать.
Елена ГУБАЙДУЛЛИНА
