Конец учебного сезона по традиции совпал с рядом скандалов. Прежде всего это касается единого государственного экзамена, по мнению экспертов, год за годом доказывающего свою несостоятельность. За комментариями мы обратились к первому зампреду комитета Госдумы по образованию Олегу Смолину. А также попросили его дать оценку некрасивой акции студентов РГГУ, сорвавших лекцию историка Николая Старикова, и прокомментировать другие животрепещущие проблемы образовательной сферы.
культура: Так ли уж сильно виноват ЕГЭ в падении уровня знаний школьников, как утверждают многие педагоги и родители?
Смолин: Причин этому печальному факту множество. Во-первых, финансирование образования в целом примерно вдвое ниже, чем надо бы (4% вместо 7% от ВВП). Во-вторых, при некотором повышении заработной платы учителей, она, при еженедельной загруженности в 28 часов, все равно не превышает средние показатели. В-третьих, часть педагогов продолжают руководствоваться принципом «образовательных услуг»: вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что работаем. Еще одна причина — крайне недружественная информационная среда: телевизор стал, как бы спел Высоцкий, ящиком для идиота, а не окном в мир. То есть необходимо восстановление образовательного канала и поддержки всех электронных СМИ, которые будут заниматься образовательными программами. (Госдума, кстати говоря, работает в этом направлении.)
Наконец, высокий уровень социального неравенства в стране снижает стимулы к честному труду — люди с юношества думают, как бы исхитриться, смошенничать, а не заработать честным трудом, что понижает престиж образования. В общем, ЕГЭ не единственная причина, но тоже важная.
культура: Заслуженные учителя России по домам, под угрозой штрафов и увольнений, вынуждены «натаскивать» учеников на ЕГЭ...
Смолин: У нас принят образовательный стандарт, который позволит уже через пять лет в старших классах не изучать ни физику, ни химию, ни биологию, ни литературу, ни историю как отдельные предметы. Появился даже анекдот: «В 2021 году ФСБ накрыло банду подростков, которые тайно от Министерства образования изучали физику, химию и даже, возможно, литературу». В этой шутке, увы, содержится и доля правды. Я не знаю, тайно ли учителя подтягивают по домам детей, но без репетиторства хорошо сдать ЕГЭ почти невозможно — большинство детей и их родителей стараются обращаться за помощью. Поэтому не раз слышал от педагогов такие слова: «Знаю, что натаскивание вместо обучения литературе, например, — это безобразие, но я хочу, чтобы мои ученики были успешны, чтобы пресловутый ЕГЭ не помешал им идти дальше». На мой взгляд, выход тут очевиден — как только мы добьемся введения элементов устных экзаменов по гуманитарным предметам, заменим, допустим, ЕГЭ по литературе сочинением либо устным экзаменом, готовить детей станет проще и продуктивней.
культура: Может, стоит также активнее развивать идею ранней профориентации школьников, выбора ими рабочих, конструкторских специальностей, взяв за основу советскую практику, те же УПК?
Смолин: Об этом давно говорят, но реально УПК существуют только там, где их еще не успели разломать. Думаю,нужен мощный поворот к нормальному «трудовому воспитанию по Макаренко». Если ребят параллельно с учебными дисциплинами будут знакомить с производительным трудом — выиграют и они сами, и государство. Кроме того, необходимо поднимать престиж рабочих специальностей через искусство и СМИ. Скажем, в свое время неоценимым подспорьем для этого стал фильм «Москва слезам не верит». Кстати, лауреат «Оскара». Вот такие фильмы нам бы сейчас очень не повредили.
культура: А на какой стадии застыла идея создания единого школьного учебника по истории?
Смолин: Российское историческое общество утвердило единую концепцию преподавания истории. Считаю, этого вполне достаточно. Разным авторским коллективам предстоит теперь посоревноваться за то, как лучше подать детям общее содержание таким языком, который не будет отталкивать юные души. Если же мы введем единый учебник, вреда будет больше, чем пользы.
культура: Вам не кажется, что разноголосица в изучении истории в вузах может привести к тому, что гуманитарные «альма-матер», находящиеся под контролем либеральной профессуры, однажды станут застрельщиками российского «майдана»?
Смолин: Убежден, что нет. Причин этому две: первая — общее настроение в России нынче, в достаточно большой степени, патриотическое. Во-вторых, система отбора кандидатов в ректоры госуниверситетов жесточайшая. Их просеивают через специальную комиссию. И выбрать человека с политическими взглядами, не лояльными Кремлю, практически невозможно. Если речь о каких-то стихийных студенческих движениях, то, напомню, они во все времена являлись естественным потенциалом протеста. Но в современной России я этого не вижу, и не думаю, что это возможно в обозримой перспективе.
культура: А как же срыв лекции представителя движения «Антимайдан» историка Николая Старикова в РГГУ?
Смолин: Странно, что Старикова вообще пригласили туда, зная его политические взгляды. Но раз пригласили, то еще более нелепым было срывать само мероприятие. Считаю, у студенчества есть масса адекватных, не выходящих за рамки приличия способов выразить недовольство профессором, который читает лекцию: задавать язвительные вопросы (материала сейчас в интернете много), высказывать несогласие. Культура умной политической полемики состоит в том, чтобы, выслушав оппонента, опровергнуть его доводы, а не закидывать яйцами.
культура: Скажите, заявленная было программа сокращения числа вузов путем слияния или отзыва лицензий уже дала какие-то результаты?
Смолин: У этой идеи, скорее всего, будут положительные последствия, поскольку в России хватает учебных заведений, где реального образования нет. Но я, напротив, хочу привести отрицательную картинку принудительного объединения вузов. Первые годы после такой реформы они зачастую вообще не работают, а выясняют, кто теперь главный: в ректорате, деканате, на кафедре, в научной деятельности. При этом нет никаких подтверждений тому, что более крупный вуз непременно дает более качественное образование. Возьмем, к примеру, объединение РЭУ им. Плеханова с МЭСИ. Последний был лидером электронного обучения в России по рейтингу самого же Минобрнауки, тогда как «Плехановка» никогда этим не занималась. Теперь попытались в одну телегу впрячь коня и трепетную лань, и, похоже, эксперимент провалится. Хотя я знаю, что оба коллектива этого не хотели, на них надавили, и они вынуждены были проголосовать «за». Уже происходят увольнения компьютерщиков, и, вероятно, мы откатимся назад по электронному обучению от мирового уровня даже в ведущем профильном университете. Получается, в образовании, как и в жизни: только то, что достигается по любви и согласию, дает крепкую светлую перспективу.
культура: Как Вы думаете, стоит ли возродить обязательное «распределение» после бесплатного обучения специалиста в госвузе?
Смолин: Да, но в форме целевой подготовки. Абитуриенту при поступлении говорят: после обучения направим тебя на несколько лет работать по профилю, но за это в период учебы будем начислять тебе повышенную стипендию, затем выплатим подъемные и как-то поможем с жильем на новом месте. (Так же, кстати, было и в советское время.) В каком виде студент заключил договор, в том и обязан его выполнять. С такой формой я бы согласился. Но категорически против распределения путем силы: если стипендия будет в пять раз ниже, чем в СССР, с жильем, как хочешь — так и решай, но ехать ты обязан.
Что касается сроков, то в советский период выпускники распределялись на три года, а сегодня стоит продумать различные варианты в зависимости от того, какие стимулы будут предложены студенту.
культура: Резюмируя, можно ли сказать, что кризисные явления в российском высшем образовании и на рынке труда в какой-то мере стали следствием внедрения Болонской системы?
Смолин: Есть специальности, как правило, требующие не очень высокой квалификации, где эта система себя оправдывает. Для того чтобы быть офис-менеджером, например, достаточно диплома бакалавра. А настоящим врачом, инженером, учителем — нет.
Если вы сокращаете срок обучения до четырех лет, вводя при этом широкую программу (как это принято при Болонской системе), то, конечно, времени на углубленное изучение специальных предметов остается недостаточно. Студенты бакалавриата таким образом получают гораздо меньше для основной профессии. И только кажется, что такой расклад «облегчает» нам рынок труда. В реальности все ровно наоборот: людей с дипломами становится все больше, а специалистов все меньше.
Есть такая злая шутка: «Приходит бакалавр к работодателю и говорит: «Здравствуйте, я бакалавр». А тот отвечает: «Я вижу, что вы не Иванов, но не очень понимаю, чему вас учили». И правда, работодатели, вне всяких сомнений, предпочитают нанимать классических специалистов. Поэтому я двумя руками за то, чтобы вернуться к закону 1996 года, когда у вузов было право выбора, по какой специальности готовить четырехлетних бакалавров, а по какой — пятилетних специалистов.
