Президент Курчатовского института в спецпроекте ТАСС "Первые лица".
─ Вам молоко за вредность полагается, Михаил Валентинович?
─ Нет. Точнее, уже нет… А раньше ─ да, выдавали. В Институте кристаллографии, где я проработал в общей сложности более сорока лет, бурление трудовых масс начиналось именно в момент раздачи молока в треугольных пакетах. В кабинетах хлопали двери, оживленные люди бегали по коридорам… В память о той поре мне даже подарили сувенирный треугольник, сделанный на Ленинградском фарфоровом заводе. Он в точности повторяет форму бумажного собрата. Пакеты были красно-бело-синие, цветов российского флага. Кстати, лишь сейчас обратил на это внимание. Независимой России еще не было, а молоко уже разливали…
Правда, у треуголок имелся существенный недостаток: пакеты размокали и начинали течь. В одних лабораториях из скисшего молока делали простоквашу, в других специализировались на твороге. Словом, все занимались переработкой, без дела никто не простаивал.
─ А вы какую кисломолочную продукцию производили?
─ Моя комната была без окон, в ней размещался рентгеновский аппарат и стол со стулом, на котором я сидел. Вот и все. Сквашивать было негде, поэтому я пил пастеризованное молоко. Если, конечно, ничего иного не находил…
─ В вашем нынешнем кабинете окон достаточно, зато двумя этажами ниже находится синхротрон. Из-за него на входе в здание висит монитор, показывающий не только время и температуру, но и радиационный уровень?
─ Мы и на фасаде Курчатовского института большое табло установили, чтобы прохожие могли видеть эту информацию. Но вы не беспокойтесь: у нас данные постоянно отслеживаются, в отношении радиации здесь, наверное, самое чистое место в Москве.
Конечно, когда в сороковые годы прошлого века в СССР начинался так называемый "атомный проект", никто особенно не задумывался о защите от излучений. Из школьного курса физики, наверное, помните: Беккерель открыл радиоактивность случайно. Готовился к эксперименту и засветил фотопластинки излучением солей урана, за что и получил Нобелевскую премию.
Вот и первый ядерный реактор здесь, в Курчатовском институте, собирали, не слишком заботясь о мерах предосторожности, поскольку не до конца понимали риски.
─ "Девять дней одного года" Михаила Ромма?
─ Кстати, многие эпизоды этого фильма снимались в Курчатнике. Правда, позже, в начале шестидесятых, когда научились не только бомбы делать, но и развивать мирный атом. На следующем этапе встала проблема утилизации ядерных отходов. Всерьез об экологии стали думать сравнительно недавно. Тогда и заговорили о замкнутом топливном цикле, при котором все должно идти в переработку.
Тридцать лет назад случился Чернобыль, после чего весь потенциал отрасли был переключен на решение новой задачи. Внутри Курчатника по инициативе Анатолия Петровича Александрова и Евгения Павловича Велихова создали институт проблем безопасного развития ядерной энергетики. После серии исследований произошли фактические изменения систем безопасности современных атомных станций. Недавно наш ученый совет присудил главе "Росатома" Сергею Кириенко степень почетного доктора Курчатовского института. Сергей Владиленович сделал блестящий доклад, в котором рассказал о перспективах развития отрасли. Общий портфель госкорпорации составляет около трехсот миллиардов долларов. Россия системно играет на рынке атомной энергетики, но, чтобы это получилось, понадобилась гигантская работа. В первую очередь в области безопасности. В этом смысле Чернобыль не прошел даром.
─ Тем не менее доверие к атомной энергетике в Европе упало. Австрия, Голландия, Испания, Польша запретили строительство новых АЭС, Германия активно закрывает работающие…
─ Вы еще Литву не назвали, где пять лет назад остановили Игналинскую станцию. Не буду углубляться в геополитику, но посмотрите на бывшие советские, а ныне независимые республики Балтии. С ними случилась не слишком мудреная штука под названием "деиндустриализация". Практически полная. Евросоюзу оказалась не нужна промышленная база в Прибалтике, деятельность которой обеспечивала электроэнергия Игналинской АЭС. Вот станцию и закрыли. Разумеется, под соусом борьбы за экологию и безопасность.
─ Но Германию в курсе на деиндустриализацию никак не заподозришь. Немцы себе не враги.
─ Убежден, на смену военной колонизации, которая проводилась в прошлые века ведущими мировыми державами против менее сильных и развитых стран, сегодня пришла колонизация технологическая. Зачем бряцать оружием и с его помощью завоевывать чужие территории, если можно добиться того же без единого выстрела? Но прежде объектом колонизации становились главным образом отсталые государства, теперь же акцент сделан на развитые страны.
Германия сегодня получает от АЭС тридцать семь процентов электроэнергии, а завтра готова добровольно от нее отказаться. Не понимаю! Немцы очень умные, но французы ведь тоже не дураки, согласитесь. Почти три четверти производимой сегодня Францией электроэнергии и тепла вырабатывается именно на АЭС. По количеству ─ это второй показатель в мире, по доле от общего объема ─ первый. И французы не думают ничего запрещать. Занимающаяся разработкой и производством оборудования для атомной энергетики французская компания Areva является одной из крупнейших на планете, конкурируя за контракты с нашим "Росатомом".
─ Немцы собираются развивать альтернативные источники энергии.
─ Давайте возьмем для примера электромобили, о которых много говорят в последнее время. Спору нет: для больших мегаполисов и защиты окружающей среды это здорово. Только учтите нюанс: если все существующие в мире машины перевести на электрическую тягу, придется как минимум удвоить генерирующие мощности. Удвоить! Это невозможно ни с технической, ни с финансовой точек зрения. К тому же радетели электромобилей зачастую являются противниками АЭС. И где прикажете брать электроэнергию? На газовых и угольных станциях, забыв об экологии? Земля задохнется от кислотных дождей! Посмотрите на Китай, в котором углем топят…
Берем другой вариант ─ переход на солнечную энергетику. Для начала эти самые батареи надо где-то разместить. Хорошо, поставите их на крыше. Чтобы отопить и осветить дом, этого хватит, но если вам нужно крутить заводы, понадобится крупная электростанция.
Не спорю: альтернативные источники развивать необходимо, но это не панацея.
─ А что, по-вашему, должна отстаивать Россия?
─ Давайте так. Мы же видим, какая ситуация сложилась на внешнем поле. Наши западные партнеры стали сперва подспудно, а затем и в лоб подводить к мысли, что Россия ─ страна-лузер. Мол, и современной науки у нас нет, и технологии отсталые, а перспективы и вовсе плачевные. Чтобы убедить в этом мир, и нас в том числе, была проведена мощнейшая пиар-кампания. Помню, как-то летел в самолете и взял в руки оказавшийся на борту журнал... Скажем так, совместное издание ─ наши авторы, деньги заморские. Все красиво, ярко, вроде бы вполне разумно. Я обратил внимание на статью о гибели российского флота. Информационным поводом послужил выпуск на заводе "Янтарь" нового корабля береговой охраны, который якобы в подметки не годился аналогам из НАТО. А дальше делался вывод, мол, кранты, ВМФ России не боеспособен и обречен. Суицидальный текст, приговор без права обжалования! В качестве иллюстрации в журнале была напечатана фотография старого, заброшенного дока с полустершейся надписью по стенке: "Слава советской науке!".
Что-то в снимке показалось мне знакомым, возникло чувство дежавю. Порылся в памяти и вспомнил, где это видел. На задворках Адмиралтейских верфей в Петербурге! Да, внешне стеночка выглядела не слишком презентабельно, спору нет, но на использовавших этот и другие доки оборонных предприятиях Питера уже тогда разрабатывали и выпускали технику для ВМФ России, о которой на Западе не знали и не должны были знать. Но суть-то в чем? Дезинформация целенаправленно внедрялась для промывания мозгов, в первую очередь у нашей молодежи. Дескать, если хотите заниматься наукой, добиться карьерного успеха, валите из обреченной на прозябание страны! Тем же, кто собирался остаться здесь, внушалось, что ничего хорошего их не ждет. Эта мысль так активно и часто повторялась, что ее авторы сами поверили в собственную пропаганду. Поэтому они и столь сильно изумлены сегодня, что Россия, оказывается, не собиралась капитулировать на радость возомнившим себя победителями.
Особенное удивление на Западе вызывает, как мы выдержали все. Так много было разрушено, утрачено, отдано в 1990-е, что для любой другой страны это стало бы непоправимой катастрофой! Да, и для нас даром не прошло, в том числе для нашей науки, но традиции, заделы были такие мощные, что удалось не только выжить, но и снова начать развиваться. По факту сегодня Россия остается одной из самых высокотехнологичных стран мира. Во многих областях мы ─ на лидирующих позициях.
─ Можно конкретнее?
© Вячеслав Прокофьев/ТАСС
─ Показывал вам синхротрон, который находится под нами и генерирует рентгеновское излучение… Любая страна, становившаяся на путь индустриального развития, обязательно стремилась к тому, чтобы на ее территории была построена мегаустановка. Это как входной билет, пропуск в пул государств, готовых двигать науку дальше. Так в свое время делало большинство стран развивающегося мира. Либо мы, либо американцы выполняли эту заявку. Но по-настоящему элитарный клуб составляли те, кто мог разработать, создать подобные мегаустановки. И Россия всегда была в этом на первых позициях.
Сегодня на слуху CERN ─ расположенный на границе Франции и Швейцарии Европейский центр ядерных исследований, крупнейшая в мире лаборатория физики высоких энергий. Во всех работающих там ускорителях, включая Большой адронный коллайдер, используется принцип встречных пучков, придуманный нашими физиками. Значительное количество деталей, начиная с множества разных магнитов, сделано российскими научными институтами. И самое главное: в находящемся на глубине ста метров почти 27-километровом кольце БАК, в котором до огромных энергий разгоняются тяжелые частицы, есть четыре так называемых промежутка встреч, точки столкновения. Они представляют собой детекторы, сооружения величиной с пятиэтажные дома, два из них состоят из элементов, сделанных из монокристаллов вольфрамата свинца. Представьте себе: сто тонн кристаллов в единой конструкции. Это придумали российские ученые. Вырастили кристаллы, изготовили элементы и собрали детекторы тоже мы. В CERN на постоянной основе работают сотни наших специалистов…
Хочу, чтобы вы поняли: практически все крупные научные проекты, реализуемые сегодня в Европе, в значительной мере инициированы российскими учеными. Технологический вклад России значителен. К примеру, недавно совместно с "Росатомом" мы завершили поставку почти трехсот тонн уникального сверхпроводящего кабеля для создания магнитных полей в ITER, экспериментальном термоядерном реакторе, строящемся на юге Франции между Ниццей и Марселем. Выиграли тяжелейший конкурс у западных конкурентов.
К чему веду? Экономические санкции, прочий инструментарий из арсенала большой политики ─ на одном берегу, наука ─ на другом. Россия была и остается неотъемлемой частью мирового научного ландшафта.
Мы не стоим на месте. На площадке Курчатовского института в Гатчине готовится к энергетическому пуску высокопоточный исследовательский нейтронный реактор ПИК, один из самых мощных в мире. Второе: вместе с "Росатомом" и итальянскими партнерами приступаем к созданию принципиально нового токамака "Игнитор". Дизайн-проект уже готов, деньги выделены, впереди практическая работа. Плюс начинаем продвигать четвертое поколение синхротронов, которых нет нигде на планете.
