Русские Вести

Космология Джордано Бруно


Кто дух зажёг, кто дал мне легкость крылий?
Кто устранил страх смерти или рока?
Кто цель разбил, кто распахнул широко
Врата, что лишь немногие открыли?
Века ль, года, недели,дни ль, часы ли (Твое оружье, времн!) — их потока
Алмаз и сталь не сдержат, но жестокой
Отныне их я не подвластен силе.
Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры.
Кристалл небес мне не преграда боле,
Рассекши их, подъемлюсь в бесконечность.
И между тем как всё в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу — другим я оставляю Млечность.

Дж. Бруно. Сонет перед диалогами «О бесконечности, вселенной и мирах». 1584 г.
(перевод В. А. Ещина).

17 февраля 1950 г. исполнилось триста пятьдесят лет со дня сожжения Джордано Бруно. Эта памятная для всего прогрессивного человечества дата даёт основание в краткой статье напомнить основные черты космологических взглядов великого мужа и мученика материалистической науки, а также бегло рассказать и о некоторых современных подтверждениях его гениальных научных прогнозов.

Джордано Бруно был передовым материалистическим мыслителем XVI столетия. В области астрономии он явился первым по времени преемником великого Коперника и непосредственным продолжателем основных научных заветов этого гениального польского учёного.

В своей первоначальной форме теория Коперника сохраняла ещё некоторые черты своего антагониста — теории Птоломея. И это было вполне естественно, ибо влияние многовекового господства теорий небесных сфер и эпициклов не могло как-то не сказаться на форме творчества первых революционеров научной космологии, не располагавших первоначально к тому же и новыми фактическими аргументами в пользу своей точки зрения. Эти новые фактические основания появились и приобрели исключительно важное значение для утверждения и развития коперниканства уже после смерти Бруно, а именно лишь с 1610 г., когда Галилей использовал для их получения новое могущественнейшее средство познания далёких светил — зрительную трубу. Но ещё до получения этих новых фактических данных, уже в конце XVI в. Джордано Бруно сделал из основной материалистической мысли коперниканства теоретические выводы огромной силы, глубины и широты.

Теперь, через четыре столетия, оценивая поистине гигантскую идейную работу, проделанную этим поразительным человеком, можно без тени преувеличения заявить, что основные положения космологии Бруно выдержали суровую проверку временем и что они полностью вошли в сокровищницу материалистической астрономии, а с нею и всего передового естествознания вообще.

Одной из исторически неизбежных, но преходящих слабостей первоначальной коперниканской теории было то, что и в ней оставалось главное тело вселенной. Правда, в отличие от теорий Аристотеля и Птоломея, вместо нашей планеты в центр вселенной Коперник помещал Солнце. Как выяснилось позднее, известным фактическим основанием для этого было то, что Солнце действительно является динамическим центром планетной системы; с другой стороны, о звёздах, в отличие от планет, движения которых изучались уже в течение нескольких тысячелетий, во времена Коперника было ещё чрезвычайно мало известно.

С философской точки зрения было чрезвычайно важно, что обитаемая людьми Земля уже в первоначальной теории Коперника перестала быть абсолютным центром мироздания и его главным телом. Однако в какой-то мере эта избранность и исключительность сохранялась за нашими ближайшими космическими окрестностями, поскольку во вселенной, вообще, мог быть какой-нибудь центр, и поскольку роль этого центра мира могло играть как раз наше Солнце. Величайшей идейной заслугой Бруно является как раз то, что он полностью ликвидировал эти последние следы антропоцентризма в научной космологии. Это было поистине огромное идейное завоевание, в особенности если учесть низкий уровень астрономической и общей культуры того времени. И нужны были исключительная духовная смелость, гениальная острота мысли и глубина проникновения за завесу фактически доступного людям в то далёкое время, чтобы не только догадаться, но — средствами своего времени — чрезвычайно убедительно, наглядно и просто доказать, что звёзды и Солнце космологически тождественны.

Учение Бруно о звёздной природе Солнца и о солнечной природе звёзд есть его первое блестящее теоретическое открытие. Оно составляет его первую и основную космологическую теорию. В противоположность нелепым предрассудкам, господствовавшим в древней и средневековой науке о будто бы неизменности блеска небесного тела при изменении его расстояния, Бруно выдвигает совершенно правильную идею о зависимости блеска светила от его расстояния от наблюдателя. Отсюда лишь один шаг до сделанного им простого и вполне естественного вывода о том, что неравенство в блеске Солнца, с одной стороны, и неподвижных звёзд, с другой, отнюдь не есть признак их реального, т. е. физического отличия друг от друга, а есть лишь чисто геометрический или, как говорит Бруно в своем диалоге «Пир на пепле», чисто перспективный эффект, происходящий из-за резкого различия в их расстояниях от нас. Бруно ясно понимал глубокое принципиальное различие между истинной (или абсолютной) и видимой яркостями небесного светила. Первая величина не зависит, вторая зависит от расстояния светила от наблюдателя. В своём знаменитом диалоге «О бесконечности, вселенной и мирах» он по этому поводу пишет: «. . . наша способность суждения показывает нам, что некоторые звёзды нам кажутся меньшими на небе, и мы относим их к звёздам четвёртой и пятой величины, хотя они на самом деле гораздо крупнее тех звёзд, которые мы относим ко второй или первой величине».

Исходя из этого, совершенно правильного положения, Бруно прекрасно доказывает абсурдность общепринятого до него учения о будто бы реальной звёздной сфере. В том же диалоге он говорит, что звёзды «... не являются как бы прикреплёнными к одному и тому же небесному куполу. Это — нелепое представление, в которое могут верить только дети...»

Бруно совершенно точно определяет и самую причину того, почему звёзды кажутся нам равноудалёнными. По этому поводу он говорит, что «чувство не способно оценить взаимоотношение между громадными расстояниями». В самом деле. Если расстояние до звёзд столь велико, что вместо огнедышащих и ослепительных шаров, подобных нашему Солнцу, они выглядят холодными и тусклосветящимися точками, то именно громадность звёздных расстояний делает их для простого глазомера совершенно одинаково удалёнными от наблюдателя.

На то, что различные звезды в действительности не находятся на одинаковых расстояниях от Земли, указывают, по Бруно, общие коперниканские соображения. Он говорит: «Из наших взглядов на движение Земли мы знаем, что эти миры (звёзды. — М. Э.) не находятся на одинаковом расстоянии от нашего мира...». Бруно понимал, что мы не замечаем движений звёзд потому, что звёзды чрезвычайно удалены от нас, в то время как у гораздо более близких членов солнечной системы движения могут быть замечены сравнительно легко.

Хорошо известно, что современные нам звёздная астрономия и физика звёзд полностью подтвердили это гениальное коперниканское учение Бруно о полном космологическом тождестве нашего Солнца с другими звёздами Галактики. Как теперь установлено, действительно наше Солнце есть достаточно типичный «жёлтый карлик», находящийся в ничем особенным не примечательном месте нашей звёздной системы.

Вторым важнейшим космологическим положением Бруно является его учение о планетах у других звёзд. Возникновение этого учения у такого последовательного коперниканца, каким был Бруно, представляется вполне закономерным. В самом деле. Ведь если, как Бруно вполне отчётливо представлял себе, нет принципиальной разницы между нашим Солнцем и другими солнцами, а наше Солнце окружено планетами, то было бы глубоко враждебно материалистическому духу коперниканского учения считать планетную семью исключительной привилегией одной только нашей звезды! Предполагать противоположное было естественно как раз для сторонников геоцентрической теории, отстаивавших в области астрономии религиозно-идеалистическое антропоцентрическое учение о богоизбранности Земли.

О множественности планет, как о чём-то само собой разумеющемся, Бруно говорит в ряде мест своих диалогов. Приведём, например, такое его высказывание: «существуют. .. бесчисленные земли, которые кружатся вокруг своих солнц, подобно тому, как наши семь планет кружатся вокруг нашего Солнца». В этой цитате замечательно, далее, и совершенно правильное, последовательно- коперниканское космологическое отождествление нашей Земли с другими планетами. Если Земля — планета, то естественно считать и другие планеты небесными землями.

И Бруно прекрасно отдавал себе отчёт в том, почему невидимы планеты около других звёзд. Один из воображаемых участников его диалогов спрашивает у другого: «Почему мы не замечаем, чтобы вокруг других светил, которые суть солнца, кружились другие светила, которые были бы их землями?». На этот вопрос другой собеседник, представляющий сторонников Коперника (и самого Бруно), отвечает: «Это происходит вследствие того, что мы видим солнца, которые более велики или даже бывают величайшими телами, но не видим земель, которые, будучи гораздо меньшими телами, невидимы для нас».

Не только во времена Бруно, но и в гораздо более близкие к нам времена учение о планетах вокруг других звёзд оставалось лишь гениальной догадкой, хотя и весьма правдоподобной.

Лишь совсем недавно, в конце 30-х годов, впервые были найдены, наконец, наблюдательные доказательства, полностью оправдывающие смелый прогноз великого материалиста XVI столетия. Точность астрофотографических измерений, наконец, достигла теперь такого уровня, на котором можно было уже поставить и решить задачу выявления ничтожно слабых невидимых спутников у некоторых светящихся звёзд из анализа уклонений от прямолинейности движения этих звёзд. Массы планет, как правило, относительно очень малы. Поэтому рассчитывать обнаружить невидимого спутника можно, при современной точности фотографической астрометрии, лишь в случае наиболее массивных из планетоподобных спутников звёзд. Поэтому совершенно не приходится удивляться тому, что пока известные массы этих тёмных планетоподобных спутников звёзд все ещё несколько выше, чем массы планет солнечной системы. Однако они уже решительно ниже, чем звёздные массы. Вероятно, это такие же несветящиеся собственным светом небесные тела, как, скажем, планеты типа Юпитера в нашей планетной системе. Советский исследователь проф. А. Н. Дейч в самые последние годы показал, например, что у звезды 61 Лебедя есть тёмный спутник с очень малой массой, равной всего лишь 0.02 массы Солнца.

Таким образом, в настоящее время мы вправе утверждать, что и этот гениальный прогноз коперниканской астрономии нашёл блестящее подтверждение.

Тесно связано с космологическим учением Бруно о множественности планетных миров его другое важнейшее учение об их обитаемости. И это гениальное учение есть сделанный Бруно прямой логический вывод из основной коперниканской идеи. В самом деле. Раз Земля есть одна из планет и так как на Земле есть органическая жизнь, то она, заключал Бруно, следовательно, возможна и на других планетах как нашей солнечной системы, так и в планетных системах у других звёзд. Говоря о бесчисленных мирах, населяющих бесконечную вселенную, о которой учил Бруно, он писал: «На этих мирах обитают живые существа, которые возделывают их...».

В настоящее время можно констатировать, что принципиальная возможность органической жизни вне Земли никем в науке всерьёз не оспаривается. Идут лишь споры по конкретным вопросам и прежде всего по вопросу о возможности и характере органической жизни на наблюдательно наиболее доступной сейчас планете Марс. Отрадно отметить, что передовое советское планетоведение, прежде всего благодаря исключительно важным многолетним работам члена-корр. АН СССР Г. А. Тихова, впервые в мире вплотную подошло к глубокому изучению конкретных свойств растительности на этой планете. Г. А. Тихов создал в последние годы новую научную отрасль, названную им астроботаникой. Ему удалось показать, что выдвигавшиеся, главным образом некоторыми зарубежными учёными возражения против наличия зелёной флоры на Марсе лишены серьёзных оснований.

Итак, не только в принципе возможна, но, повидимому, может уже считаться доказанной внеземная жизнь, пророчески предсказанная Бруно ещё почти четыреста лет тому назад.

Мы вкратце коснулись некоторых важных моментов космологии Бруно и показали их исключительную актуальность. Однако всё сказанное до сих пор умаляется самой значительной частью космологического творчества Бруно — его поистине грандиозным учением о бесконечности и вечности вселенной.

Прежде всего надо сказать, что все описанные предыдущие элементы его космологии связываются именно этой наивысшей космологической идеей в единую и целостную концепцию. Учение Бруно о бесконечности и вечности вселенной чрезвычайно тесно связано с его общей философской позицией, которую советские философы и, в частности, проф. М. А. Дынник в своей вступительной статье к последнему советскому изданию знаменитых «Диалогов» Бруно, вполне справедливо оценивает как последовательно материалистическую. По М. А. Дыннику, философский материализм Бруно является «некоторой переходной формой между наивным материализмом древних греков и метафизическим материализмом XVII —XVIII вв.»[1].

Материалистическая сущность общей философской позиции Бруно несомненна. Этому не противоречит то, что Бруно употребляет, как и Спиноза, термин «бог». Вообще форма изложения философии Бруно иногда значительно ниже её содержания. Она грешит исторически обусловленной архаикой. Такая форма противоречит сущности его философии.

В настоящей небольшой статье мы не будем сопоставлять философию бесконечности Бруно с учением его предшественников и последователей. Мы уже пытались это сделать десять лет тому назад в этом же журнале в нашей статье, посвящённной обзору истории вопроса о бесконечности вселенной [2]. Сейчас же мы ограничимся тем, что приведём некоторые важнейшие высказывания Бруно по этому центральному для всей его космологии и философии вопросу. Замечательно уже самое начало первого из диалогов «О бесконечности, вселенной и мирах», в котором Бруно чётко показывает полную логическую невозможность мыслить вселенную конечной. Приводим это место:

Первый собеседник: «Каким образом возможно, что вселенная бесконечна?»

Второй собеседник: «Каким образом возможно, что вселенная конечна?»

Первый собеседник: «Думаете ли Вы, что можно доказать эту бесконечность?»

Второй: «Думаете ли Вы, что можно доказать её конечность?».

Первый собеседник: «Какова её протяжённость?»

Второй: «Каков её край?».

Бруно глубоко справедливо пишет, что «... если считать мир беспредельным... то это не влечёт за собой никаких затруднений и только освобождает нас от бесчисленных трудностей, которые связаны с противоположным утверждением».

С другой стороны, он прекрасно отдавал себе отчёт в исключительной трудности, если не полной невозможности, наглядного представления бесконечности. Устами одного из участников того же диалога он комически сетует на то, что «невозможно, чтобы моя голова поняла эту бесконечность, а мой желудок переварил её». Бруно совершенно справедливо отвечает всем сомневающимся на этом основании в реальном бытии бесконечности, что «чувство не видит бесконечности и от чувства нельзя требовать этого заключения, ибо бесконечное не может быть объектом чувства, и поэтому тот, кто желает познавать бесконечность посредством чувств, подобен тому, кто пожелал бы видеть очами субстанцию и сущность, и кто отрицал бы эти вещи потому, что они не чувственны или невидимы, тот должен был бы отрицать собственную субстанцию и бытие».

В диалоге «О причине, начале и едином» Бруно гениально выводит бесконечность и вечность вселенной из её Материальности и единственности. Он в значительной степени расширяет в своём философском доказательстве бесконечности вселенной аргументацию известного ему древнегреческого философа Мелиса. Последний учил, что вселенная, как всё содержащая, не может быть ограничена, а, следовательно, должна быть бесконечной.

Бруно говорит, что «вселенная едина, бесконечна, неподвижна... Она никоим образом не может быть охвачена и поэтому неисчислима и беспредельна, а тем самым бесконечна и безгранична... Она не движется в пространстве, ибо ничего не имеет вне себя, куда бы могла переместиться, ввиду того, что она является всем. Она не рождается, ибо нет другого бытия, которого она могла бы желать и ожидать, так как она обладает всем бытием. Она не уничтожается, ибо нет другой вещи, в которую она могла бы превратиться, так как она является всякой вещью. Она не может уменьшиться или увеличиться, так как она бесконечна. Как ничего нельзя к ней прибавить, так ничего нельзя от неё отнять, потому что бесконечное не имеет частей, с чем-либо соизмеримых. Она не изменяется в другое расположение, ибо не имеет ничего внешнего, от чего бы могла что-либо потерпеть и благодаря чему пришла бы в возбуждённое состояние... Она... бесконечна и беспредельна... Она есть всё, есть величайшее, есть единое, есть вселенная. Она неизмерима и не является мерою. . . Она едина; вселенная едина».

«В ней, конечно, нет большей высоты, чем длины и глубины, отсюда по известному подобию она называется, но не является шаром. В шаре длина такова же, как ширина и глубина, потому что они имеют одинаковый предел, но во вселенной ширина, длина и глубина одинаковы, потому что одинаковым образом они не имеют предела и бесконечности...

«... в бесконечной длительности час не отличается от дня, день от года, год от века, век от момента; ибо они не больше моменты или часы, чем века, и одни из них не меньше, чем другие, в соизмерении с вечностью».

Такова даваемая Бруно мотивировка того, почему вселенной необходимо должно быть обязательно бесконечной, а никоим образом не конечной, а также его характеристика некоторых черт этой бесконечности вселенной.

Эта, важнейшая, часть космологического творчества Бруно сохраняет неувядающее значение и в наши дни. И в особенности в наши дни. По существу сейчас только Советский Союз имеет право считать себя подлинным наследником этой великой идеи итальянского учёного-материалиста. Только в нашей великой стране, лишь в её передовой науке можно открыто и без помех продолжать и развивать дальше великие коперниканские идеи, и прежде всего учение Бруно о бесконечности и вечности вселенной. С другой стороны, как известно, на современном капиталистическом Западе имеет место глубокий кризис буржуазной космологии, о чём мы уже писали в этом журнале [3]. Сейчас мы лишь коротко отметим, что в историко-философском плане современная буржуазная «теория» конечного мира есть весьма своеобразное воскрешение очень старой теории конечной вселенной, с которой так победоносно сражался Джордано Бруно ещё четыре столетия тому назад. Поэтому в лице Джордано Бруно советская материалистическая космология, твёрдо и последовательно стоящая на точке зрения бесконечности и вечности вселенной, видит, духовно живого и сейчас, своего великого соратника в борьбе против идеалистической реакции в космологии.

В частности, совершенно убийственно для сторонников реакционной буржуазной теории «расширения» конечной вселенной звучат слова Бруно о том, что вселенная не может расширяться, так как она уже вся вселенная и в частности, всё — бесконечное её пространство.

По духу коперниканства нет принципиально исключительных мест и времён во вселенной. Вселенная пространственно бесконечна и вечна. Отсюда следует — вместе с предыдущими, более частными, учениями Коперника и Бруно о планетарности Земли и о земельности планет, о звёздности Солнца и о солнечности звёзд, и об обитаемости планет— также и положение о бесчисленности небесных тел в безграничной вселенной. Об этом Бруно говорит: «поскольку вселенная бесконечна, необходимо, чтобы существовало множество солнц; ибо невозможно, чтобы теплота и свет одного единственного Солнца могли излучаться по безмерной вселенной...; поэтому нужно принять, что существуют ещё бесчисленные солнца, из которых многие заметны для нас в виде маленьких тел; но некоторые могут казаться нам меньшими звёздами, хотя на самом деле онн гораздо больше тех, которые кажутся нам крупными... Вокруг этих солнц могут вращаться земли, имеющие большие или меньшие массы, чем наша Земля».

Необходимо обратить внимание также на то, что, конечно, ещё в неразвитой форме, в философии бесконечности Бруно подчас содержатся также зародыши и других, весьма общих положений, сформулировать, развить и обосновать которые выпало уже на долю материалистического знания более поздних веков. К числу их относится, прежде всего, великая материалистическая идея о материальном единстве вселенной. Бруно здесь предчувствовал то, что удалось доказать лишь спектральному анализу в течение последней сотни лет. Очень много для доказательства материалистического положения о материальном единстве мира сделали русская и советская астрофизика и звёздная астрономия. Теперь мы хорошо знаем химическое единство вселенной и космологическое подобие различных её миров и их систем.

Проф. М. А. Дынник справедливо указал, что у Бруно, в зародышевой форме, есть элементы диалектики, что Джордано Бруно высказал догадку об историческом развитии бесчисленных миров. Вселенная, по мысли Джордано Бруно, должна рассматриваться в её развитии.

Величайший русский учёный М. В. Ломоносов ещё в средине XVIII столетия впервые в истории мировой науки сформулировал, а в области химии смог и строго экспериментально доказать основной закон природы — закон сохранения материи. Бруно догадывался, что в бесконечной вселенной не может быть односторонних изменений её как целого, несовместимых, как мы узнали лишь после великого открытия Ломоносова, с этим её основным законом. Бруно пишет по этому же поводу: «Бесконечное... само по себе неподвижно, неизменно и нетленно; в нём могут быть и существуют бесчисленные движения и изменения...».

Бруно не только вывел из своего учения о бесконечности вселенной целый ряд более специальных космологических положений, которые мы характеризовали выше. С той же точки зрения о бесконечности вселенной Бруно обосновывает даже и сам исходный коперниканский принцип. Он принципиально отвергает самую возможность какого-либо избранного места, например центра, в бесконечной вселенной. Поэтому, в частности, таковым не может быть ни Земля, как это было у Аристотеля и Птоломея, ни Солнце, как это ещё оставалось в первоначальном изложении коперниканского учения. Бруно пишет, что в бесконечном пространстве «...существуют бесчисленные тела, подобные нашему, из которых ни одно не находится в большей степени в центре вселенной, чем другое, ибо вселенная бесконечна и поэтому она не имеет ни центра, ни края; ими обладают лишь отдельные миры, которые существуют во вселенной...». И лишь по отношению к своим планетным системам наше Солнце и другие солнца являются местными центрами, вокруг которых кажущимся образом вращается вся вселенная. Бруно пишет по этому поводу, что «... существуют некоторые определённые центры, каковы суть солнца и огни, вокруг которых вращаются все планеты, земли, воды, подобно тому как вокруг этого соседнего нам Солнца вращаются эти семь планет. .. каждая из этих звёзд или этих миров, вращаясь вокруг собственного центра, кажется своим обитателям прочным и устойчивым миром, вокруг которого вращаются все звёзды, как вокруг центра вселенной... Нет одного только мира, одной только Земли, одного только Солнца, но существует столько миров, сколько мы видим вокруг нас сверкающих светил, которые в неменьшей степени заключаются в этом небе, в едином всеохватывающем месте, чем этот мир, на котором мы обитаем».

По существу, во всех своих в принципе правильных космологических выводах из идеи бесконечности вселенной Бруно в неявном виде использует один, весьма тесно связанный с этой его основной идеей, чрезвычайно важный космологический принцип. Его можно было бы условно назвать принципом космологической однородности. Это означает, что в реальной (бесконечной) вселенной нет и не может быть исключительных, принципиально несходных и неповторимых мест, времён или состояний космической материи.

Нам представляется, что Бруно именно так понимал внутреннюю суть коперниканского учения. Благодаря такой, весьма широкой космологической позиции, он и смог, преодолевая в познании объективные слабости неразвитой науки XVI в., сделать столь большое число выводов и научных прогнозов, впоследствии подтвердившихся.

До сих пор мы говорили, в основном, только о правильном и нетленном из космологического наследия великого коперниканца. Соответствующим образом подобраны и цитаты из сочинений Бруно. Означает ли сказанное нами, что в области космологических воззрений у Бруно всё благополучно, всё правильно и точно с точки зрения материалистической науки XX в.?

Конечно, нет! Ибо утверждать противоположное было бы попросту антиисторично. Ясно, что Бруно не мог предвидеть поистине гигантский бег наук, всколыхнутых великим идейным подвигом Коперника, в котором он сам принял такое видное участие и которое он перед всем миром навеки освятил своей мученической и героической смертью. Ясно, что Бруно кое в чём заблуждался, да и не мог не заблуждаться. Полное освобождение от многовекового господства отжившей аристотелевской физики и астрономии не могло быть уделом даже самых гениальных деятелей XVI в., бывшего лишь первым веком новой науки.

Однако советский читатель без труда отличит и поймёт, что в творениях Бруно отжило вместе с тем мрачным средневековьем, мужественным и отважным борцом против которого выступил великий итальянский мыслитель.

На бесконечно-большую высоту подняли материалистическую философию гениальные создатели диалектического материализма Маркс и Энгельс, Ленин и Сталин. В бесконечно расширенном и углублённом виде в нашу великую, единственно научную философию диалектического материализма входит всё положительное, передовое и прогрессивное из философского и научного творчества ранних материалистов, этих замечательных предшественников философии научного социализма.

К числу этих великих материалистов прошлого следует отнести и Джордано Бруно, основные материалистические идеи которого в области космологии и сейчас служат для передовой советской материалистической науки могучим идейным оружием в её победоносной борьбе с растленной буржуазной космологией конечного в пространстве и времени «мира». Именно по этой причине в современной буржуазной историографии так упорно не прекращаются многолетние отвратительные попытки либо вовсе замолчать, либо исказить и изуродовать истинный идейный облик великого итальянского материалиста. По этому поводу проф. М. А. Дынник справедливо замечает, что «Благородный образ Бруно не даёт спокойно спать современным буржуазным идеологам». Особенно, вероятно, неприятно вспоминать о его сокрушительной критике конечности вселенной всем этим Леметрам и Милнам, Бонди и Хойлям и другим католическим и не-католическим носителям убогого и реакционного космологического провинциализма, который Бруно с такими гневом, страстью и вдохновением громил и разгромил ещё почти четыреста лет тому назад.

Будучи великим новатором и пролагателем новых путей в науке, Бруно героически жил и героически погиб, отказавшись в чём-либо изменить своим антирелигиозным материалистическим взглядам или согласиться на какой- либо компромисс со свирепой феодально-религиозной реакцией, у которой он был в плену. Жизнь и смерть этого светлого рыцаря разума, совершившего неслыханный духовный подвиг своим научным творчеством, были в полной гармонии с его революционными убеждениями. И совершенно пророчески звучат огненно-смелые слова, с которыми один из собеседников последнего из диалогов «О бесконечности, вселенной и мирах» обращается к другому, который по замыслу Бруно представляет в них его самого: «Впредь, Филотей, ни голос толпы, ни негодование черни, ни ропот глупцов, ни презрение сатрапов, ни глупость сумасшедших, ни безумие безрассудных, ни доносы лжецов, ни жалобы злобствующих, ни клеветы завистников не очернят тебя передо мной и не заставят держаться вдали от твоей божественной беседы. Будь настойчив, мой Филотей, будь настойчив, не теряй мужества, не отступай, если даже великий и важный сенат глупого невежества при помощи многих козней и ухищрений будет тебе угрожать и попытается разрушить твоё божественное предприятие и высокий труд. Будь уверен, что впоследствии все увидят то, что я теперь вижу, и поймут, что так же легко тебя хвалить, как трудно всем опровергнуть тебя».

И нам известно, что передовая коперниканская наука, действительно, совершила всё, завещанное ей одним из её великих основоположников— Джордано Бруно. Нам известно, что оправдались также и вещие слова Бруно, брошенные им в лицо его торжествующим палачам о том, что не он, а они боятся его казни.

Конечно, не веления совести, а боязнь кары и страх перед общественным мнением заставляли католических церковников после сожжения ими Бруно пытаться трусливо скрыть самый этот чудовищный факт, полностью документально ещё раз подтверждённый лишь сто лет тому назад, когда римская революция 1849 г. вскрыла архивы кровавой папской инквизиции.

Как совершенно правильно подчеркнул проф. М. А. Дынник, пример бессмертной деятельности Бруно ещё раз свидетельствует об исключительном всемирно-историческом значении культурного творчества славянства. Ведь без Коперника не было бы и Бруно, как не было бы и Галилея, и Кеплера, и Ньютона. Потрясшая всю человеческую культуру величайшая революция в естествознании, совершённая гениальным славянином, пробудила дремлющие силы науки. Бруно был одним из титанов новой эпохи и её новой, коперниканской науки.

В своём великолепном сонете, который мы поместили в виде эпиграфа к этой статье, Бруно спрашивает об источнике своего вдохновения и идейной смелости. На это смогла ответить лишь марксистско-ленинская наука исторического материализма. Величие и силу идеям Бруно дало то, что он был последовательным коперниканцем, т. е. передовым материалистическим мыслителем своего времени. А коперниканская наука, за которую так пламенно сражался Бруно, наиболее полно выражала духовные и материальные интересы передовых и прогрессивных общественных сил этой эпохи революционного ниспровержения истлевшего средневекового феодализма.

И в наши дни, когда под руководством могучего советского народа на всей планете идёт титаническая борьба за полное освобождение человечества от гнёта и мук последнего эксплоататорского строя, строя материального и духовного насилия и нищеты, уместно и своевременно вспомнить нашего далёкого по времени, но близкого по духу, замечательного собрата, погибшего триста пятьдесят лет тому назад в борьбе за социальный и духовный прогресс, за светлое будущее человечества.

Воинствующие религиозные мракобесы триста пятьдесят лет тому назад сожгли Джордано Бруно. Погиб в расцвете своих сил один из величайших сынов человечества. Но его идеи ни уничтожить, ни заглушить реакционерам не удалось. Теперь их защищает и развивает великий советский народ. Они — бессмертны.

[1] Д. Бруно. Диалоги. Госполитиэдат, 1949, стр. 6.
[2] М. С. Эйгенсон, Природа, № 1 и 6, 1941.
[3] М. С. Э й г е н с о н, Природа, № 7, 12, 1950.

Проф. М. С. Эйгенсон
Природа №12 1950 г.

Источник: www.perunica.ru