Харис Мустафин, заведующий лабораторией исторической генетики, радиоуглеродного анализа и прикладной физики МФТИ / © Центр научных коммуникаций МФТИ, Анастасия Каплина
Сражались ли амазонки на территории нашей страны, как развивались первые крупные города и чем древний геном выносливее современного — об этом нам рассказал Харис Мустафин, заведующий лабораторией исторической генетики, радиоуглеродного анализа и прикладной физики МФТИ.
— Ваша лаборатория занимается весьма необычным направлением — исторической генетикой. Что вас побудило обратиться к этой области?
— Я бы тоже хотел начать этот разговор именно с исторической генетики! Есть даже формальное основание: нашей лаборатории исполняется 10 лет.
Именно 10 лет назад появилась идея воспользоваться техническим оснащением Физтеха (МФТИ) и создать лабораторию исторической генетики, которая позволила бы исследовать археологический материал на предмет его происхождения. В то время палеогенетическое направление на практике активно развивалось только на Западе. Когда же возникла идея создать лабораторию в России, видные отечественные генетики говорили, что в нашей стране невозможны палеогенетические исследования. Во-первых, нет и близко технической базы, которая позволила бы решать эту задачу. Во-вторых, сами образцы очень сложные: суровый климат, агрессивная почва, все это приводит к тому, что сохранность останков очень плохая. Все утверждали, что это практически нерешаемая задача.
И это действительно было так. Но я состою в некотором неформальном сообществе людей, которые интересуются историей. В частности, туда входит и Якунин Вадим Сергеевич — выпускник Физтеха, основатель и владелец фармацевтической компании «Протек». Мы часто обсуждали, что же можно сделать интересного и полезного с привлечением научных методов для отечественной археологии и истории. И возникла мысль сделать лабораторию, которая эту невыполнимую, с точки зрения профессиональных генетиков, задачу решила бы. И мы решились. Как раз в это время в МФТИ открылся геномный центр.
— Русская классика!
— У меня уже был опыт решения нерешаемых задач. Процесс создания лаборатории оказался не быстрым. Сначала искали, кто бы мог возглавить лабораторию. Инициатива наказуема, пришлось взять ответственность на себя. Пошла работа. Сначала мы взаимодействовали с ведущими специалистами в области популяционной генетики, которые изучают геномы современных людей и по ним определяют, в частности, предыстории популяций. Как зарождались цивилизации, продвигались, смешивались, развивались. Весьма обширная и чрезвычайно интересная тема. Но быстро стало понятно, что надо заниматься тем, чего у нас в стране практически не делается: брать археологические образцы, выделять древние ДНК, считывать информацию и работать уже с ней.
— Но как это сделать, если реального опыта в России не было?
— Здесь и помогла техническая база на Физтехе в виде геномного центра. Мы уже имели минимальную основу для того, чтобы начинать работу. Но самым сложным, ключевым моментом в палеогенетической лаборатории являются условия, в которых приходится работать с древней ДНК. Тонкость в том, что в археологических образцах древняя ДНК находится в сильно деградированном, разрушенном состоянии. Это маленькие фрагменты с очень низкой концентрацией. Зачастую материал сложнее того, с которым работают криминалисты. Поэтому любое попадание ДНК от современников в этот образец становится критичным. Также важно, чтобы в исследуемый археологический образец не попадали даже микроскопические фрагменты других ранее исследованных древних образцов. Достоверность информации, которая считывается с ДНК, становится очень сомнительной, если не предусмотреть сложные и дорогостоящие меры защиты. Это ключевой момент.
— А что говорил зарубежный опыт?
— В мире есть крупные лаборатории — в Гарварде, Лейпциге, Йене, в Дании. Немцы построили одну из палеогенетических лабораторий в Австралии, причем спроектировали так, чтобы в нее от современников ничего не попадало. От шоссейной дороги она на расстоянии 500 м, учтена роза ветров. Любой посетитель сдает анализы, чтобы был известен его геном.
В итоге перед нами встал очень сложный вопрос создания лаборатории, в которой были бы сверхчистые условия: тамбуры для переодевания, работа в скафандрах, сложнейшие и дорогостоящие фильто-вентилляционные системы. Мы повсюду оставляем ДНК вокруг себя. Вся атмосфера вокруг нас — это как некий бульон, в котором масса частиц от самых разных людей гуляет по вентиляции. Необходимо использование каскадных вентиляционных систем, которые очищали бы воздух. Более того, после работы с археологическим объектом надо полностью вычистить все вокруг, потому что останки от него могут попасть на следующий образец и исказить получаемую информацию. Это сложнейшая проблема. Построить такую лабораторию очень дорого. Должен быть или крупный государственный проект или серьезные инвестиции. У нас это не было предусмотрено бюджетом, поэтому надо было придумать что-то нестандартное.
— Как же вы вышли из этой непростой ситуации?
— Как всегда, самое простое решение — оно самое красивое и правильное. В стандартной палеогенетической лаборатории работа даже с маленьким образцом, иногда это зубы или фрагмент косточки, все равно проходит в большом помещении. Причем этот маленький фрагмент надо защитить от всего того, что находится в этом же помещении. Мы посмотрели с другой стороны: а почему бы не защищать артефакт, с которым работаешь, в изолированном малом объеме? Например, в перчаточном боксе, полностью изолированном от окружающей среды? При этом человек может работать с этим образцом без скафандра, в специальных перчатках, соединенных с портами боксов.
— При таком подходе важно создать правильную систему перчаточных боксов, чтобы каждый бокс выполнял функцию того помещения лаборатории, в котором происходят последовательно пробоподготовка, выделение ДНК и другие процессы. Это позволяет создать функциональный аналог, но без столь существенных затрат.
Такую цепочку боксов мы разработали и создали — с переходными камерами, с мощными ультрафиолетовыми лампами, выжигающими остатки «паразитной» ДНК. Боксы очень удобно обрабатывать, потому что они небольшие по объему. А самое главное — мы решили проблемы с фильтрацией воздуха, за счет внедрения кардинально нового решения. А именно: не пропускать воздух через каскад фильтров, потому что даже самые лучшие фильтры не дают такую чистоту, как генератор особо чистого азота. Мы получаем из атмосферы особо чистый азот, фактически отделяя его от всех примесей на молекулярном уровне. Продуваем им боксы и работаем в фактически нейтральной среде для всех происходящих реакций. Но самое главное, что в этой среде нет никакой ненужной органики от других людей и других образцов.
Это простое решение оказалось очень эффективным. Мы сразу начали получать очень хорошие результаты. Оказалось, что при таком подходе можно выделять ДНК из образцов в щадящем виде. Не надо прожигать эти образцы мощным ультрафиолетом, как делают западные коллеги, которые фактически еще больше разрушают ДНК за счет этого излучения.
— Это и есть, как ранее писали, ваша инновационная методика изучения древней ДНК?
— Да, наша технология позволяет избежать традиционных «чистых» лабораторий с дорогими фильтровентиляционными системами, которые до конца не решают все сложности работы с древней ДНК. Мы получаем концентрации ДНК зачастую на порядок выше, чем у западных коллег из тех же образцов. У нас была возможность сравнить. Фактически, это решение сравнительно экономичное и при этом достаточно эффективное. Но это был первый шаг в нашей работе.
Второй важный момент — получить доступ к уникальным коллекциям археологических материалов, которых в нашей стране много. У нас замечательная отечественная школа археологов и антропологов. Существуют огромные коллекции археологическо-антропологического материала. Наладив сотрудничество с ведущими организациями: Институтом археологии РАН и Институтом этнологии и антропологии РАН в Москве и с Институтом истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге, мы оказались в особых условиях, получив доступ к колоссальным коллекциям. Также мы тесно работаем с региональными организациями, благодаря чему познакомились с большими выборками материала. При использовании нашей технологии открываются огромные возможности проведения углубленных исследований и получения многоплановых результатов.
— А как происходит сам процесс выделения ДНК из столь древнего материала?
— Сначала в перчаточных боксах с помощью стоматологического оборудования вычищаем образцы от пыли и грязи, а также от следов соприкосновения с другими людьми. Дальше идет ультразвуковая обдирка, когда на клеточном уровне «обдирается» поверхностный слой. Потом в специальной стоматологической ступке образец вручную измельчается, крошки помещаются в шаровую мельницу, которая, не перегревая материалы, доводит его до пудры. Дальше из пудры в несколько этапов выделяется ДНК. Затем работает уже целый ряд приборов, которые количественно определяют качество ДНК, соотношения длинных и коротких фрагментов, концентрацию. А дальше идет уже целый ряд способов считать ДНК.
— Но в основном древние ДНК находят далеко от России?
— Не специалисту трудно себе это представить, но зарождение очень многих цивилизаций в мире связано с тем, что появились и развивались они на территории, на которой сейчас находится наша страна. К примеру: где было изобретено колесо? Где оседлали лошадь? Где изобрели орудие труда и оружие из бронзы? Это наш Волго-Уральский регион, Южный Урал, степи Причерноморья и Прикаспия. Именно там много веков назад появились культуры, которые освоили новые технологии и приобрели преимущество перед соседями, а значит начали бурно развиваться и двинулись осваивать и восток и запад Евразии. Почти все западноевропейское население — потомки выходцев из наших земель. Они обладают сравнительно небольшим генетическим разнообразием.
— Эта новость мне нравится! Геномы людей какого века вы сейчас изучаете?
— Мы активно занимаемся Средневековьем. Это события XI–XIV веков, до-монгольская и ранняя монгольская история. Мы исследуем геномы представительных групп населения для получения генетических портретов этих групп из разных регионов. Так получилось, что еще 20 лет назад, в 2004 году, Вадим Якунин (член наблюдательного совета МФТИ и один из активных участников создания нашей лаборатории), будучи выходцем из Ярославского края и настоящим его патриотом, поддержал археологические раскопки в самом центре Ярославля. Там были сделаны многие открытия. В частности, совершенно неожиданно на месте раскопок были обнаружены санитарные захоронения больших масс людей. Таких захоронений было обнаружено несколько. Археологами они датируются 1237 годом, то есть временами Батыева нашествия.
В итоге археологи для палеогенетических исследований населения Древнего Ярославля предоставили богатый материал. Решались разные задачи, в ряде случаев надо было определить пол, что для антропологов было достаточно сложно из разрозненных останков. Нам удалось определить картину распределения гендеров в городе. В ряде случаев даже посчастливилось установить родственные связи. В конце концов мы посмотрели происхождение людей по отцовской линии, по материнской, откуда они были выходцами, чтобы представить, как формировался русский средневековый город.
Ярославль — исторически первый русский город на Волге. Сначала он был крепостью и прикрывал с Волги вход в реку Которосль, которая вела прямо к Ростову, где в то время была княжеская столица. После создания Ярославского княжества город начал бурно развиваться, пошло каменное строительство, активная торговля, сопровождавшиеся ростом численности населения. Город был столицей молодого княжества почти 20 лет, но зимой 1237 года погиб.
Исследуя население, мы увидели, что Ярославь состоял из выходцев из самых разных уголков. То есть он прирастал в основном за счет приезжих. Люди массово прибывали из разных регионов. Конечно, присутствовала базовая формирующая группа, костяк населения. Но были и люди из далеких регионов, возможно купцы, наемники в дружину. Основную массу составляли славяне происхождением из Восточной Европы, а также — славянский костяк происхождением из Центральной Европы.
— В то время люди так активно мигрировали?
— Они медленно мигрировали. Мы видим некие «лучи», по которым люди постепенно двигались. Заметное количество с Балкан, Карпат. А также из Скандинавии: видимо, это были люди, близкие к варягам. Из Прибалтики, а из Карелии — из лесной части. Встретились люди, которые, скорее всего, попали через Кавказ. И совершенно неожиданно среди погибших воинов мы обнаружили человека происхождением из-за Урала из Центральной Азии со следами заживших, полученных ранее военных травм. По материнской линии также большое разнообразие, но происхождением из Западной Евразии.
Что нам это дало? Мы увидели, что Ярославль складывался из разнородного населения, в отличие от некоторых других городов, которые мы позже исследовали. Например, в Твери большой массив населения однородный. А с Ярославлем очень интересная ситуация. Когда мы исследовали останки людей, которые жили позже, в XVI-XVIII и даже XIX веках, то обнаружили, что население в плане генетического состава резко изменилось. В город пришло гораздо больше людей уже из окрестных сел. Позже, когда город снова превратился в торговый центр, наметились немного другие акценты.
— А в каких еще городах проходили подобные исследования?
— Такого рода исследования мы проводим по самым разным регионам — Ярославль, Тверь, Курск, Переславль-Залесский, Полоцк. Сейчас завершается большая работа по Биляру — столице Волжской Булгарии на средней Волге. Материалы предоставили из Института археологии Татарстана. Мы сравниваем и сопоставляем генетические портреты представительных групп из этих регионов и видим особенности и общие черты. Это дает понимание, как формировался генофонд, какие исторические процессы лежали в основе формирования княжеств и их столиц. Как формировались те или иные народы, понять их близость или особенности. Русское средневековье — это один из наших основных проектов.
— Значит есть и другие проекты?
— Есть очень интересные проекты, связанные с восточными скифами. Начался этот процесс очень любопытным образом. К нам обратились сотрудники из Института истории материальной культуры в Санкт-Петербурге, в котором они работали с музейным экспонатом происхождением с территории Тувы, из долины реки Ээрбек, притока Енисея. Там проводили археологические раскопки, и среди прочего была найдена деревянная колода, в которой был погребен ребенок. В вечной мерзлоте хорошо сохранилась шубка из тушканчика и даже кожа на черепе с татуировкой. У ребенка был лук, стрелы в колчане, маленький топорик.
Сотрудники института 18 лет в лекциях рассказывали о скифской культуре, в которой с детства воспитывают детей воинами и охотниками. А нам привезли зуб этого ребенка, чтобы посмотреть происхождение мальчика. К каким генетическим линиям он относится, откуда его предки.
До этого мы активно работали со Средневековьем, а теперь нам предоставили материал скифского периода. Он был на две тысячи лет древнее — V–VII век до н. э. Разница в возрасте получается очень большая. Но сохранность была хорошая. В итоге мы по своим технологиям выделяли ДНК. Ранее по средневековым образцам у нас выходило очень хорошо, а здесь нас заранее сориентировали, что это мальчик. Древняя ДНК выделяется, но Y-хромосомы мы выделить не можем. Бились отчаянно, и не получается. Потом вдруг появилась мысль: а мальчик ли это? В итоге мы тремя разными способами доказали, что это была девочка! Получается, что у скифов традиционно с раннего детства и мальчиков, и девочек воспитывали всадниками, охотниками. Они все были способны владеть оружием. Это интересный момент культуры, который в результате наших исследований был впервые зафиксирован.
— Это была молоденькая девушка?
— Ребенок. Остановились на возрасте восьми лет.
— И уже с топориком?
— Да. И с луком со стрелами.
— Это просто потрясающе!
— Дальше мы предложили археологам изучить генофонд людей, проживавших в долине реки Ээрбек. У них было много материала: с начала первого тысячелетия до новой эры до конца первого тысячелетия новой эры. То есть целых 2 тысячи лет истории. И несколько слоев останков: поздний бронзовый век, ранний скифский, скифский, поздний скифский период, гунны, тюрки. И у нас возникла идея: взять с каждого исторического периода образцы и посмотреть, как меняется генофонд, как происходит преемственность или смена населения.
Этот большой проект занял несколько лет и мы провели очень интересное исследование. Тува, это область, где вечная мерзлота, материал хорошо сохраняется, поэтому результаты надежные, очень красивые. Они были опубликованы в целом ряде научных изданий. В частности, канал Франс-5 французского телевидения снимали фильм про амазонок, они обратились к нам в лабораторию. Это было пару лет назад, когда международное сотрудничество уже сильно сократилось. Съемочная группа ездила в Туву, была в Институте археологии, смотрели экспонаты, проводили съемки у нас в лаборатории. Сняли интересный фильм, который пользовался большим интересом у зрителей. При съемках мы рассказали и другую историю, с которой неожиданно столкнулись в своей работе. Тоже как бы амазонки, но уже совсем другие.
— Другие амазонки и снова не в Греции?!
— Дело в том, что в Институт археологии поступили образцы, которые были получили в результате охранных раскопок в Бахчисарае, в Крыму, где началось активное строительство. По закону, до начала строительства должны быть проведены охранные раскопки. Так вот при этих раскопках и были обнаружены две траншеи с 30 погребенными, ориентировочно, XIV века. У этих останков была особенность — отсутствие черепов. Антропологам сложно определять происхождение без черепов. Эту задачу поручили нам. Дали сначала два образца для пробы из одной траншеи, три из другой. Мы посмотрели происхождение, это оказались мужчины, причем не славянского происхождения и не степняки. Вероятно, жители Южного Кавказа или Малой Азии. В общем, некий результат получили, а работу из-за занятости другими проектами на полгода отложили. Потом возникла мысль взять более представительную группу людей. Археологи принесли нам еще 21 образец. И здесь возникла удивительная ситуация: из 21 образца 18 оказались женскими. Причем что было удивительно, первые пять были мужскими, вроде все понятно. А тут превалировали женщины. Это было так удивительно, что я даже поехал в хранилище и сам отбирал образцы. Даже по образцам костей было видно, что это очень крупные, мощного сложения женщины, которые имели следы тяжелых физических нагрузок, со следами всадничества. Мы провели исследования и четко показали, что это женщины.
Археологи говорят, что по исторической эпохе это не амазонки, но загадка о происхождении этих людей еще не разгадана, мы планируем провести более детальное исследование, чтобы понять их происхождение. Антропологи смотрели по справочникам, где же есть следы таких крупных женщин? Сначала думали, что на Балканах, не подтвердилось, про некоторые регионы Северного Кавказа тоже есть сомнения. В общем, это остается загадкой, откуда были эти могучие женщины.
Битва грека с амазонкой. Деталь саркофага, найденного в Италии, 350-325 г. до н. э. / ©Wikimedia Commons
— То есть, это такой женский военный отряд, который полностью казнили?
— Группа высоких женщин. Мужчины были в среднем немногим выше 1,60 метра, с ярко выраженным развитым правым плечом. То есть они часто вступали в бой с саблей на скаку. Но женщины были выше, все под 1,80 метра. Я даже сделал фотографию бедренной кости. Разница между мужской и женской особями — почти 20 см. Это действительно крупные женщины.
— XIV век это не так давно, но такой загадочный факт!
— Да, интересная история.
— А другие периоды вы охватывали?
— Да, мы сейчас работаем с уникальной коллекцией Фатьяновской культуры. В ней образцы от 100 индивидов. Это было время, когда формировалась культура бронзовой эпохи на огромном пространстве от Прибалтики до Волги, занимавшая практически всю лесную полосу русской равнины. Мы исследуем геном, смотрим происхождение. Используем мощные средства, которые позволяют считать практически полный геном достаточно хорошо. Сопоставляем и выявляем особенности. В этом проекте мы надеемся сделать немало открытий, потому что в руках у нас уникальная по количеству образцов коллекция. Надеюсь, мы сможем исследовать достаточно глубоко археологическую культуру, которая проживала на территории нашей страны, и это особенно интересно.
Другое направление — тоже бронзовая эпоха, чуть более поздний период. Здесь исследуется Волго-Уральский район, ближе к Южному Уралу. Это уже Абашевская культура второй половины III и начала II тыс. до н. э., которая получила свое название от села Абашево в Чувашии, где были найдены первые захоронения. Мы уже можем понять, как она взаимодействует с Фатьяновской культурой III тыс. до н. э. Видим, что туда привносится геном степняков.
У нас уже есть интересные результаты. Мы впервые в Абашевской культуре «поймали», что в одном и том же месте захоронены по одному обряду представители двух генетических ветвей.
Также у нас на изучении уникальная коллекция сарматов. Помните, была выставка в Пушкинском музее «Золото сарматов»? Надеюсь, и здесь будут интересные результаты.
— То есть у каждой культуры свои обряды и загадки, но в целом геном древнего человека отличается от современного?
— Здесь несколько моментов. Первый заключается в том, что к нам древняя ДНК попадает в сильно деградированном состоянии, практически в разрушенном. Это целое искусство — собрать и считать подобную ДНК, чтобы получить достоверную информацию. Требуется большая экспериментальная работа, серьезная биоинформационная обработка, существенные финансовые ресурсы прежде всего на закупку дорогой реагентики, но мы справляемся. Мы ведем наши фундаментальные исследования за счет средств Фонда целевого капитала, который был специально создан и инвестирован Вадимом Сергеевичем Якуниным. По результатам его деятельности и получаем финансирование, что позволяет приобретать редкие реактивы, оборудование и целенаправленно вести работу, выходить на результаты, которые сейчас пока не доступны нашим коллегам из других российских лабораторий.
— А есть сторонние заказчики?
— Мы работаем по договорам научно-технического сотрудничества с целым рядом институтов. Эти договоры не финансовые, мы строим отношения таким образом: получаем уникальные археологические материалы, работаем с ними, выходим на результат и публикуем совместно статьи для научной общественности. Это наш подход.
— Есть такая теория, что древний человек не выжил бы в наших условиях, ему не подошла бы наша еда? То есть мы отличаемся от древних людей?
— И наоборот, современный человек также не выживет в древнем мире. Одна наша работа связана с тем, что мы совместно с медицинскими биоинформатиками проводим исследования, связанные с поиском отличий древнего генома от современного. На первом этапе мы исследуем митохондриальную ДНК, а на втором ядерную Мы получаем информацию, которая зашифрована в ДНК и в ядре клетки и в митохондриях, которые снабжают наш организм химической энергией и участвуют во всех видах обмена веществ.
В этом проекте нас интересуют сугубо прикладные задачи. У нас возникла идея, связанная с тем, что современные люди приобрели свою высокую выживаемость прежде всего благодаря появившемуся в XIX веке здравоохранению. Оно начало помогать человеку избавляться от всякого рода инфекционных заболеваний, выживать при получении травм. Современная медицина творит чудеса по сравнению с тем, что было раньше. В итоге напрашивается мысль: как же раньше люди выживали в условиях жесткого столкновения со сложностями окружающей среды? И возникла гипотеза, что, может быть, у них были какие-то особенности, которые были утрачены в результате современных мутаций. Именно они обеспечивали бОльшую резистивность к негативным воздействиям окружающей среды.
Начали искать подтверждение нашей гипотезе на больших группах образцов. Сопоставили работы, в которых видны отличия в геноме современников и древних людей. Мы уже видим, что в митохондриальных ДНК есть довольно большие участки, которые не меняются со временем, то есть не подвержены мутациям. А есть места, где мутации накапливаются, и у современников эти мутации могут приводить к потере резистивности к внешним воздействиям, с которыми древние люди справлялись.
Пока мы только гипотетически предполагаем, что, если разберемся в механизмах, которые влияют на эти процессы, то сможем сделаем шаг, который позволит затормозить само старение, когда у человека возникает эффект хронического воспаления — упадок сил, подверженность разного рода заболеваниям. Если мы выявим причины, может быть, нам удастся позитивно повлиять на решение этой задачи — подарить человечеству здоровье на многие годы.
— Возрастные мутации накапливаются с определенного периода?
— Да. Мы это наблюдаем. И в нашем организме есть механизмы, которые эти мутации исправляют. Но, когда мутации накапливаются, эти механизмы перестают срабатывать. Дальше — те же митохондрии, которые уже не справляются, подают сигнал, что они дефектные. И здесь, если выявить эти мутации, попробовать их исправить, то, может быть, человечество сможет решить проблему старения. Или потери здоровья в пожилом возрасте.
Это первая работа. Мы пробуем. Но уже видим некие особенности в геноме древних. Сейчас накапливаем статистику, строим модели, которые объясняли бы влияние тех особенностей на здоровье или на заболеваемость современников.
— Но а как же рядовые болезни: грипп, воспаление легких? До появления антибиотиков человек был более устойчив к бактериям?
— Среди выживших людей прошлых столетий были такие, у которых не было тех дефектов в геноме, которые мы видим у современников. У нас в пожилом возрасте они просто накапливаются, их становится больше. Но в целом, у тех, кто выживал, была больше резистивность к тем или иным заболеваниям, которые сейчас лечатся только медикаментозно.
— А как справлялись с эпидемиями? Помогал выжить коллективный иммунитет?
— Так ведь и не справлялись. Та же эпидемия «испанки» унесла очень много жизней. И таких эпидемий было немало. Но это немного другая тема. Другие механизмы.
Мы говорим о древних людях и о современниках. Видим наиболее характерные особенности современников по отношению к древним, которые можно было бы объяснить. Эти особенности — подверженность тем или иным болезням. Эти корреляции мы наблюдаем.
Есть у нас и экзотические задачи: мы получили хорошую коллекцию с Сахалина, будем исследовать айнов — древний народ, мало изученный и в каких-то смыслах даже загадочный. Это коренные жители северной части японского архипелага. Экзотика среди японцев — бородатые мужики, русоволосые, голубоглазые, высокие. У них жены — с широкой-широкой улыбкой на лице, которая достигалась тем, что девочке делали надрезы губ, чтобы увеличить улыбку. На свадьбе молодой муж осуществлял ритуальный надрез губ, чтобы улыбка расширилась. Такая вот задокументированная традиция.
— А как они дезинфицировали бедных женщин во время этого ритуального процесса?
— Огнем. С помощью золы. Эта традиция шла еще с древних времен. Сохранились фотографии XIX века. Сейчас айны практически растворились в массе японцев. Любопытно сопоставить их с точки зрения происхождения, исследовав геном.
Есть и другие задачи. Например, у нас благодаря многолетнему сотрудничеству с Институтом этнологии и антропологии РАН есть коллекция археологических образцов, относящихся к Ивану Грозному и его сыну, к дочерям, к жене Анастасии и ее матери. Практически шести индивидов рода, имеющих яркую историческую «очерченность». Интересно провести глубокое исследование этих людей. Может быть, в результате удастся выявить какие-то интересные особенности — предрасположенность к каким-то болезням или, наоборот, признаки, характерные для здоровых людей. Иван Васильевич — последний Рюрикович на царстве. Это человек, который очень много сделал для страны с точки зрения ее развития.
— Ходят упорные слухи, что его травили…
— Это напрямую не связано с исследованиями генетиков, но в материалах есть признаки отравления свинцом. Однако этому может быть вполне бытовое объяснение. Водопроводные трубы делали из свинца. Привезли технологию из Европы. И это негативно сказалось на здоровье всех. Тогда и ртутью лечили, травились. Но если еще и ежедневно свинец…
— А еще и цинковые белила для женщин…
— Про это я уже молчу. Женщины прошлого меня удивляют очень. Дамы в древней Италии красили волосы из черного в рыжий, вымачивая их подолгу в конской моче. Это героизм, конечно. Или те же китаянки, которым стягивали ступни, чтобы они не росли. Маленькая ножка, на которую толком наступать было невозможно, потому что они была сильно деформирована, можно было перемещаться только мелкими шажками, семенить. Вот у скифов женщины могли скакать на лошади, стрелять из лука…
— И быть выше мужчин!
— …И быть отменными воинами. Между прочим, даже в XIX–XX веках, когда казаки уходили в дальние походы, казачки вполне могли постоять за себя, ведь они владели и конем, и саблей, и винтовкой — это известный факт.
— У вас очень масштабные, интересные проекты на стыке наук: генетика, история, информатика. Но какое направление было сначала?
— Это естественно-научные методы. Я по образованию физик, учился на Факультете общей и прикладной физики МФТИ, окончил аспирантуру. Занимался ускорительной техникой, сверхпроводящими магнитными системами для ускорителей высоких энергий и работал по этой теме с упоением.
— Знаменитый ФОПФ? Это же один из самых сложных факультетов на Физтехе!
— Да, сложный, но я не мог и подумать, что буду заниматься чем-то другим. Судьба так распорядилась, что по конверсии пришлось взаимодействовать в 80-е и начале 90-х годов с Главным военно-медицинским управлением армии. Когда СССР развалился, возникла парадоксальная ситуация, что у Российской Федерации не оказалось Минздрава. Управляющего органа, который обеспечивал бы систему здравоохранения, функционирование медицинской промышленности.
Когда возник Минздравмедпро, управлять этой структурой пригласили группу довольно известных людей. Это генерал Нечаев из Военно-медицинской академии, который был назначен министром, и несколько полковников, назначенных заместителями министра. И тогда меня пригласили в Минздравмедпром в качестве советника министра. Затем была работа в Госдуме в комитете по охране здоровья. Таким образом, я проработал несколько лет в органах государственной власти.
Когда работаешь в крупных государственных учреждениях, то понимаешь, что работаешь для страны, много пытаешься сделать. Но реально лично от тебя зависит очень немного. И в какой-то момент возникает желание попробовать сделать что-нибудь невозможное. О чем мечтали многие поколения ученых, но им это не удавалось сделать.
Моим хобби всегда была история и меня интересовали вопросы, связанные с этой темой. Помню, что в бытность моей работы в Госдуме мы организовали совещание в президиуме Академии наук и спросили у специалистов — а это были историки, представители археографической комиссии: мы знаем, что о средневековой истории Руси судят по белокаменным соборам Владимира, берестяным грамотам Великого Новгорода, московскому Кремлю, а что известно из древнерусской книжной культуры? В ответ услышали, что в России гигантское количество материалов в хранилищах. Но они представляют уникальную историческую и художественную ценность и их никому не выдают, они существуют в единственном экземпляре и, фактически, не введены полноценно в научный и культурный оборот.
Что было самое выдающееся? Апогей русской книжности был достигнут в XVI веке. Именно тогда во времена Ивана Грозного была написана «Царь-книга» — летописный свод, который как энциклопедия показывал историю от сотворения мира, далее Древняя Греция, Древний Рим, Византия, Древняя Русь. Это тексты, основанные на тех или иных источниках, сопровождаются крупными миниатюрами. История, которую написали и визуализировали русские книжники. О том, чтобы эти уникальные летописи были доступны, мечтали целые поколения историков и археологов. Даже председатель археографической комиссии Сигурд Оттович Шмидт рассказывал, что, когда он был молодым аспирантом и изучал Свод, он стоял за спиной хранителя, тот перелистывал листы, а он из-за спины на них смотрел.
— То есть их толком не видели даже ученые?!
— Именно. С этими уникальными записями мы и решили познакомиться. Взяли письмо в библиотеку Академии наук, приехали в Питер, где хранятся несколько томов Лицевого свода, и нам дали возможность подержать в руках эти бесценные огромные фолианты, каждый из которых весит больше пуда! Ощущения фантастические.
Потом началась тяжелая работа — договориться с музеями. В библиотеке Академии наук было три тома, в Российской национальной библиотеке — четыре, в Государственном историческом музее в отделе рукописей — три. Это целое собрание раритетных книг, и если их поставить одну на другую, то получится стела под 1,80 метра. Все они относятся к фонду особо ценных исторических художественных произведений, к ним очень ограниченный доступ.
Пользуясь связями по линии Физтеха и помощью Якунина Вадима Сергеевича, мы задумали сделать их доступными с помощью оцифровки и факсимильного издания. Сложнейшей проблемой было заключить договор на сканирование этих книг и издание. Затем было 10 лет напряженнейшей работы. Нам удалось реализовать проект полностью, но для этого потребовалось создать целые коллективы ведущих научных сотрудников, которые подготовили полноценное описание, транслитерацию и перевод этих текстов.
— В то далекое время вам удалось сделать цифровую копию?
— Инициатива наказуема: мне пришлось возглавить это издательство и решать технические вопросы. Будучи физтехом, ставку сделал на применение самых передовых технологий. Мы использовали уникальный на тот момент лучший в мире специализированный книжный сканер, позволяющий работать с древними фолиантами в щадящем режиме. Я лично выбрал самую лучшую конструкцию. Летал на завод, осваивал. Потом мы эту машину неоднократно устанавливали, юстировали и использовали в разных древлехранилищах, где довелось сканировать уникальные книги. Далее создали специальное издательство. Была закуплена высочайшего класса, первая в стране цифровая типография.
— Но сканировать древние книги даже сейчас технически непросто!
— Это были огромные книги, которые сканировались бесконтактным образом, изогнутыми в пространстве. Необходимо было создать специальные программы, которые виртуально выравнивали листы, потом совмещали лицо и оборот. Бумага была тонкая тряпичная французская, она просвечивается. Если бы совмещения не было, то изображение на последующей печати троилось бы или четверилось.
Но самое интересное другое. Факсимиле с сопроводительным научным аппаратом мы сделали, но мы создали также народные издания. Придумали вариант: воспроизведение разворота рукописи на страницах, а по периметру на полях разместили полную транслитерацию древнерусского текста и подстрочный перевод на современный русский. В рукописи текст писался без разбиения на слова, без знаков препинания. Мы представили его с разбиением на слова, со знаками препинания, современными символами. Чтобы можно было читать и проверять, насколько одно соответствует другому. В итоге любой желающий мог разобраться и прикоснуться к этому удивительному памятнику. Само издание разошлось по всем крупнейшим университетам, республиканским библиотекам, центрам славистики во всем мире.
К нам до сих пор обращаются с разного рода просьбами по этому 40-томному изданию. И нам удалось разместить все тома в электронном виде в общем доступе. Это была многолетняя мечта ученых. СССР не мог себе такое позволить, так как не было средств и таких ресурсов и, самое главное, технологий. Отдельные фрагменты из этого Свода издавались. Например, известна Куликовская битва или житие Александра Невского. Это были небольшие фрагменты Лицевого летописного свода. А здесь 10 тысяч листов. Заодно мы сделали факсимильное издание других ценных книг той эпохи. Был, в частности, издан уникальный картографический материал.
Этот проект, потребовал много сил, но был удачно реализован в условиях чрезвычайной сложности, благодаря нашему энтузиазму, нашим коллегам и друзьям, тому же Вадиму Сергеевичу (Якунину), который непосредственно во всем участвовал. Поэтому, уже пройдя путь, когда ты берешься за невозможное и доводишь до конца, мы достаточно смело взялись за создание палеогенетической лаборатории, хотя и понимали всю сложность. Сейчас мы владеем практически всеми технологиями современной палеогенетики, получаем очень интересные результаты. Впереди много исторических загадок. Но в своей работе мы решаем и другую, может быть самую главную задачу, — прививаем новому поколению физтехов смелость в преодолении трудностей при реализации научных проектов, нацеленность на результат.
Варвара Кравцова
