Беседа с космонавтом: о страхе, иконах и субординации

Продолжаем наше интервью с космонавтом Павлом Виноградовым. Сегодня он нам расскажет о том, как живут космонавты на орбите, как уживаются в замкнутом пространстве, и что вдохновляет их на покорение космоса.

Ранее мы узнали медико-биологические подробности жизни в космосе, а сегодня условная тема: "Психология".

Про страх

- В космосе страшно?

- Во-первых, не страшно. Кому страшно, тот не летает. Во-вторых, что такое "страшно"? Страшно - это когда не знаешь, не понимаешь, что делать. Но, на самом деле, действительно были случаи когда становилось жутко. Например, в первом полете, когда при работе в открытом космосе, повесил свои выходные фалы на мягкий поручень... А он оказался оторванный. И я краем глаза наблюдаю, как у меня один фал и второй улетает незнамо куда. В этот момент стало совсем все плохо.

[Павел говорит о своем первом выходе, когда экипажу станции "Мир" приходилось ликвидировать последствия столкновения грузовика "Прогресс" с модулем "Спектр". Фалы крепят космонавтов к корпусу станции.]

Но это мгновения. Если ты сидишь и размышляешь о двух миллиметрах алюминия оболочки, которые отделяют тебя от вакуума, тогда летать не имеет смысла. Это уже профессиональное: летчику страшно поднимать самолет? Наверное нет. Страшно становится, когда самолет начинает ломаться, падать, терять крылья...

- Если какие-то инструкции, на случай если у члена экипажа наступит паника или ссора?

- Есть. Большие толстые книжки у нас, где расписан кодекс поведения космонавтов, кодекс поведения экипажа, и там есть все. Какими правами обладает командир, что он может делать, вплоть до физического воздействия.

- То есть можно скрутить и запереть в туалете?

- Да. По морде может. То есть там не так написано, лояльно и юридически обтекаемо, но суть такая.

Я слышал историю, кажется, про канадского космонавта, который должен был управлять манипулятором и ударил по корпусу станции или что-то такое. В общем что-то там произошло, он решил, что ситуация безвыходная, впал в панику, чуть ли не заплакал, и отказывался реагировать на любые обращения к нему. Тогда его просто заперли в том месте где он сидел и отключили отопление. Когда он стал замерзать, он пришел в себя и уже более адекватно стал оценивать ситуацию.

Ну это сказки конечно, у нас нет таких отсеков, или помещений, куда можно запереть и понизить температуру, то есть холодильников. Наверное, он расстроился. У нас было много случаев соударения, канадским манипулятором долбали по станции, не только канадцы, но и американцы. То есть это нормальная рабочая обстановка. Ну обидно бывает, ляп какой-нибудь допустишь. Но я не помню ни одного случая, когда человек впадал в транс. С чего ради? Железо оно железо и есть.

О субординации

- Есть ли регламент подчинения у экипажа? Все ли на командире, или есть возможность голосовать?

- Есть совершенно четко расписанные функциональные обязанности, не только командира, но и вообще каждого члена экипажа. У нас есть так называемые ответственные, или, как называют американцы, офицеры сегмента. Они отвечают, например, за российский сегмент, за американский сегмент. Есть то, что американцы опять-таки условно называют... у нас ответственный, у американцев - офицер, по науке например.

Конечно, как и в любой сложной системе, функциональные обязанности расписаны, безусловно. Но есть разные командиры, есть разный стиль руководства экипажем. Я всегда придерживался мнения, как командир экипажа: я верю этим людям, с кем я работаю, с кем я полетел. Я их знаю не пол-года, и не год, мы прошли уже все что можно, я знаю что может каждый, я считаю что командиру главное не мешать экипажу. Если ты уверен в экипаже, то не мешай ему. Конечно есть ситуации, в которые начинаешь вмешиваться, когда видишь, что могут быть приняты не то чтобы неверные, не оптимальные решения. Но тогда это может быть на уровне подсказки, совета.

Честно скажу, мне ни разу за мои две командирские экспедиции не пришлось стучать кулаком, кричать трам-тарарам, делать вот так, а не иначе. Ни разу такого не было. Да, советовал чего-то, да говорил там Петя, Маня, Саша, давай вот сделай так потому что, потому-то. И никогда не было никаких отношений, мол чего ты раздуваешь дедовщину. Поэтому, не знаю, может мне так везло. Знаю, были и другие экипажи, там по другому складывались отношения, разные были...

Хотя да, вот у нас было, когда мы с Саше Мисуркиным возвращались, у нас был отказ индикации пульта, и в общем-то там была ситуация, когда я принял решение. Конечно я посоветовался со своим бортинженером, быстренько перекинулись мнениями, обсудили, и я принял решение, единолично, потому что по нашей борт-документации, он должен было начать делать соответствующую процедуру перезагрузки процессоров пульта, это уже был спуск, перегрузка, было понятно, что корабль идет нормально, он управляемый, динамика соответствует ожидаемой. Да, у нас нет ряда параметров на пульте, но есть параметры по которой можно было контролировать эту динамику, и в принципе мы пошли вопреки инструкции, тому что было написано. И я принял решение - все, ничего не трогаем, идем дальше. И такое было. Но ничего такого типа: «не смей, не трогай». Я спросил у Саши угловые скорости, он говорит: «Командир, все в норме». Перегрузка? «Штатная, идет нормально». Траектория спуска? «Да, идет, в пределах коридора». Ну нет там чего-то. Но у меня вот такой стиль работы, и я другого не принимаю.

Я просто много занимался всякими летными делами, связанными с «Бураном», и, к сожалению, там были трагические примеры, вот такого, как я считаю, неправильного взаимодействия с экипажем. Когда командир говорил «Да пошли вы все нафиг, я здесь самый главный, самый умный». И в итоге люди погибали, и так далее. И таких примеров достаточно много. Это то что называется несогласованность действий экипажа, даже не то что несогласованность, это невосприятие командиром своего экипажа, и соответственно экипажем своего командира. Я считаю, что это самое тяжелое, и самое страшное.

- Вы сказали «люди гибли в случае с Бураном». Там это во время подготовки или испытания? Или что там было?

- Нет, это другая ситуация. Это был Ту–134, летел в Архангельск, не связанный никак с бурановской программой, это просто летел экипаж, который попал в ситуацию, когда и штурман, и второй пилот, говорили, одно, а командир сказал «нет, я делаю другое, потому что я здесь старший, я умней вас». То есть это была человеческая, психологическая несовместимость экипажа, которая привела к тяжелой катастрофе, погибло много людей. И, к несчастью, или к счастью, командир, который был повинен в этом он остался жив. Вот такое наказание по жизни.

Бурановские ребята, очень многие погибали по разным другим причинам. Это было в период подготовки. Это были совершенно другие люди, летели совершенно по другим программам.

О трудностях

- Назовите три самых значительных трудности в длительном полете. Сначала идет вопрос про сложность взаимодействия в замкнутом пространстве нескольких человек, и в принципе три значительных трудности. Есть ли там сложности психологической совместимости, или трудно бороться с желанием домашней картошки с селедкой?..

- Ну это не трудности, я не знаю... Мне сложно выделить какие-либо трудности. Может мне просто так по жизни повезло, у меня были отличные экипажи, у меня никогда не было трудностей общения, даже когда мы вшестером летали, в прошлом году... Не знаю. Да и люди, не надоедают, потому что станция такая большая, каждый занят своими делами. Когда мы с Джеффом Уильямсом, летали почти три месяца вдвоем, на такой же станции, мы друг друга не видели часами. Мы утром вместе завтракали, потом разлетались в разные концы станции, потом только по связи я «Але, Джеф, ты где?». «Да я здесь, жив-здоров, пошли дальше». То есть сказать, что ты осточертел настолько, что тебя видеть не могу - такого не было.

Про досуг на орбите

- Чем занимается в свободное время? И есть ли оно?

- Есть. Если положено спать 8 с половиной часов, а проспишь 4, то 4 с половиной часа - есть свободное время. По-моему, на втором полете у нас на "Мире" была очень интересная библиотека, просто феноменальная, и, честно говоря, жалко что ее не забрали, а спалили. Там, например были авторские книги Высоцкого. Уникальные книжки были. С подписями, автографами. К сожалению, они сгорели. Сейчас конечно такое обилие информации. Тебе в полет загружают терабайты видео, музыки, книжек каких хочешь. Множество в электронном виде, но есть журналы, которые присылают, «Новости космонавтики», например. Поэтому честно скажу, у меня всегда были интересы немного другие, и во втором полете я себе отобрал три книжки, я их раз под резиночку себе в каюту: вот я-то их точно, думаю, прочитаю, и отобрал себе несколько фильмов, которые хотелось посмотреть. Например «Есенина», когда он только вышел. Мы тогда с Джеффом Уильямсом летали вдвоем, ну мы этого «Есенина», не помню сколько там серий, мы его смотрели месяца полтора. Просто не было времени. В основном это делалось за ужином. Когда сидишь, ешь, у нас тогда большущий телевизор был, дисплей.

- Кстати по поводу журналов, какие из российских возят на станцию? Я потом эту информацию продам за много миллионов рекламному отделу :) 

- Однозначно «Новости космонавтики» регулярно приходят, «Российский космос», «Популярная механика» приходила, я просил и присылали,

- То есть это не какой-то абонемент, а все по желанию?

- Да, все по желанию, есть специальная служба психологической поддержки экипажа, в ЦУПе этим занимается. Мне вот с Чукотки прислали какие-то газеты, «Чукотский Север», как-то вот так.

- То есть постоянно только «Российский космос» и «Новости космонавтики», а все остальное что...

- Постоянно, наверное да, может быть еще какие-то журналы... По-моему, «Вокруг света» к нам приходили, но это то что просишь - то и приносят.

Про фантастику

- Читаете ли вы фантастику, если да - то какую, если нет, то каким книгам отдаете предпочтение?

- Честно говоря уже возраст наверное другой, потому что бросил читать фантастику лет, наверное, в 18–19, просто потому что появились... Да ничего хорошего не появлялось, а читать всякую белибердятину типа трансформации-ретрансформации человеческих особей где-то около звезды... Не знаю. Меня увлекала фантастика на уровне Беляева, что могло заставлять думать мозгами. Нынешняя, сегодняшняя, это даже не фантастика, это уже фэнтэзи, причем совершенно на уровне полушизофрении. Не знаю, людей это занимает, меня это не занимает ни капли. Что читаю?.. Да сейчас больше копаюсь в каких-то вещах связанных с историей, может быть с историей России, историей Рима...

- Это научные книги, или художественные?

- И художественные. Художественные хорошие... Наверное 50/50. Очень занимает психология, в таком профессиональном плане, взаимоотношения малых групп... Даже Фрейда как-то почитал, очень мне понравился, просто феноменальный мужик (смеется). Как-то я вот относился к полуфилософским товарищам всегда скептично, но вот здесь - мне нравится. Нравится то, что занимает как-то мозги, не просто чтобы ты читал, потреблял, просто прожевывал этот фарш и он проваливался в никуда. Когда вот читаешь и ничего у тебя ни в мозгах, ни внутри, ни в душе не остается, если тебя это не трогает, а книги, вот фэнтези, как-то не очень трогает.

Про воодушевление космосом

- Продолжая тему фантастики и ее чтения, как-то повлияла фантастика на желание стать космонавтом, или желание работать с космосом? И второй вопрос, когда Вы попали в космос ощутили ли какую-то разницу между тем, что ожидалось, и тем что появилось, тем что стало в реальности?

- Реальный космос на порядок лучше и красивее чем любая фантастика (смеется). Я не знаю, я не могу сказать, что на меня какая-то фантастика повлияла так, что я рвался в космонавты, наверное, нет. Просто, когда я мальчишкой рос, летал Гагарин, Титов, Комаров... Что тут говорить. 71-й год, Добровольский, Волков, Пацаев, а я вот только поступаю в институт. Конечно, это все не фантастика, это совсем другая жизнь была.

- Реальность была не хуже фантастики?

- Да. Мне всегда нравилось заниматься инженерными делами, я занимался всегда ракетами. В детстве пускал их сотнями штук, мне было это интересно. Вырос на аэродроме, поэтому авиация, может не первая, вторая любовь. Хотел быть летчиком, но так сложилось, приехал на комиссию, заболел и мне сказали: «Парень, не чуди, поступи в другой институт, сейчас пока проболеешь и уйдешь в армию, в августе-сентябре. Поступай в другой институт. Так у меня не получилось стать летчиком. Поэтому, я не могу сказать, что я начитался фантастики и пошел на космодром.

- Можно понять, тогда космонавтика была на пике популярности.

Про гордость

- Вот вопрос психологически-философсокий: Во время полета, ощущается больше гордость за человечество, или гордость за свою страну?

- Не знаю, никогда не ощущал (смеется). Нет, наверное, и то и другое. Потому что когда 12 апреля, или день рождения тебя поздравляет Президент России, выходит на связь, там «Павел Владимирович, трам-тарарам, спасибо вам, что ваш экипаж...». Или когда приходит патриарх Алексий, на Пасху, мне в жизни не приходилось с ним разговаривать, и здесь он сорок минут с нами общался. Просто проникаешься к этому человеку. Или, не знаю, американский Президент поздравлял... Ну такой уровень. Ангела Меркель «Привет ребята, Вы знаете, я не хочу с вами разговаривать как канцлер, я же астрофизик! Я же физик, ну скажите, как там...» Конечно гордость! Гордость за себя, что с тобой там президенты общаются, или гордость за страну, что даже Меркель говорила «Парни, я так горда, что я вот здесь с вами вообще на одном экране». А она была там на огромном экране - половинка ее, половинка наша (смеется). Вот. Конечно гордость за страну, и отчасти за себя конечно.

- То есть как-то человечество в принципе, такого не ощущается, что как все глобально человечество?

- Да нет, это все там начинаешь по-другому воспринимать, потому что границ не видно, ничего не видно. И когда смотришь, думаешь «Господи, что вот здесь делить? Ирак, Иран, Кувейт... Ребята, да мы нормально вас пролетаем, 10 секунд. А вы там воюете годами. Что делить? Делить нечего». Я знаю пальчиком, мизинчиком прикроешь иллюминатор, и там не видно этого Кувейта. То есть это другое понимание. Вообще, пространства, жизни, Земля настолько кажется малюсенькой, так что я не знаю. Ну в общем, пока на голову не упадет там что-нибудь серьезное, какой-нибудь второй Юкатан, приключится в Америке, тогда все станут сразу братьями и сестрами.

Про иконы

- По поводу христианства и православия спрашивали, зачем иконы на орбите, и второй вопрос, как Вы относитесь к обряду освящению ракеты?

- Я не отношусь никак. Я не религиозный человек, хотя бабушка меня когда то в тайне от родителей крестила, в младенчестве. Потому что папа работал в партийных органах, служил в СМЕРШе до этого. Какая там религия? Никакой. Я не знаю, я очень терпимо к этому отношусь, я считаю, что если человеку это хоть как то помогает, жить в мире, в спокойствии, я в общем не против, я за. То, что иконы там, не знаю, я спокойно к этому отношусь. Но есть там какие-то вещи, например, когда мы с Толей Соловьевым стартовали, шла жуткая война на Балканах, и нам Патриарх вручил золотой крест, он, по-моему, до сих пор летает, освященный. И небольшую икону, по-моему, Софийской Богоматери, которая была покровительницей Балкан, она всегда разводила эти войны. Ну вот, пока эта икона летала с нами, закончились все балканские войны. Вот что это, совпадение? Может и совпадение. Я к этому совершенно спокойно отношусь. У нас есть определенный регламент, который говорит, что не надо выпячивать любую религию...

Про бизнес

- Еще вопрос такой, по поводу бизнеса: Оговорили ли в контрактах запрет на продажу вещей и личных предметов побывавших в космосе?

- Запрещено категорически. Мы этим не занимаемся.

- То есть никакой коммерции, ни при каких условиях?

- Раньше когда-то давным-давно, мы набирали по 100, 200, 500 конвертов, потом продавали их по сколько-то долларов... Сейчас это все прописано, в том Манифесте который подписывают все. Перечень вещей достаточно ограничен. Там написано, что можно 10 или 15 конвертов для личной переписки, никакого бизнеса разрешенного, с точки зрения продажи и перепродажи личных вещей из космоса нет. У меня есть несколько комбезов полетных, в которых я вернулся, и которые мне вернули. Но никогда даже мысли не было что то продать. Один - в одном музее, другой - в другом.

О жизни после космоса

- Чем занимаются космонавты между полетами?

- Если человек остается активным космонавтом после полета, то, как правило, это долгие отчеты. Потом медицина идет там, первые 30 суток, потом 60, 90, 180... Какие-то отпуска отгуливают. После этого встает опять в программу на подготовку. Если не в активном экипаже для подготовки, то там куча дел, море всяких поездок, приглашений, школы, университеты, это просто оперативная работа в Центре управления полетом. Это поддержка тренирующихся экипажей на тренировке, это участие в экипажах, ну таких условных экипажах, той молодежи, которая готовится в составе групп, или в составе общекосмической подготовки. Это прыжки с парашютом, специальная парашютная подготовка. Каждый год - это выживание там-сям, когда идет человек опытный и пара неопытных. Какая-то научная работа. Сопровождение всех оперативных работ в ЦУПе.

Ну это если ты хочешь. Если нет, как некоторые, прилетели, получили все что надо, сказали спасибо, в лучшем случае не хлопнули дверью, и пошли, например в банк, или в нефтяную компанию.

- Т.е. они покидают отряд космонавтов?

- Да.

- А вот поездки в университеты и в школы. В школы понятно, там скорее популяризация, рассказ о том, что такое космос, а в университетах - это больше образование или популяризация?

- Я думаю, что больше образовательная, потому что более-менее серьезные уже лекции, выступления.

- То есть профильные ВУЗы получается?

- Да. Таких приглашений - десятки. К сожалению, приходится действительно часто отказываться. Потому что их просто очень много. Ну, это как часть работы.

О том, как стать космонавтом

- Что посоветуете молодому человеку, чтобы стать космонавтом? Куда идти, на кого учиться?

- Не знаю куда идти-учиться. Что больше нравится.

- Это понятно, но отучившись на журналиста, наверно, вряд ли будет шанс попасть в космос?

- Нет, безусловно нужна достаточно неплохая инженерная подготовка. Потому что требования достаточно высокие. Конечно можно вызубрить что-то, но от этого голова лучше, светлее не становится. Поэтому желательно техническая подготовка. Почему техническая? Ну, например вот у нас Сережа Рязанский - блестяще, отлично слетал. Биолог. МГУ. Ну мозги... Он не чистый биолог, там и техника, и медицина и все такое. Олег Котов - его командир, вообще закончил медицинскую академию, военный врач, закончил потом летное училище. Получил диплом летчика. Закончил еще один институт, получил диплом инженера, поэтому... Ну, наверное это летные специальности, так или иначе связанные, и технические: это и компьютерные дела, и электронщики, физики, математики. Вот такого направления.

Про самое важное

- Почему коты не летают в космос?

- Жалко котов! (смеется)

Говорят, что у них проблемы с вестибулярным аппаратом, собаки могут, а коты нет.
Ну кошки летают в невесомость на коротких полетах, видимо они по-другому устроены, у них сложная вестибулярная система. Кошку с какого этажа не бросай, закручивай-перекручивай, она всегда в полете стабилизируется ногами вниз. А в невесомости, это видимо сделать невозможно.