Кто из нас в детстве не видел в хрестоматии по руской литературе репродукцию картины В. Васнецова «Богатыри»? Сильные и величественные, сурово глядят они вдаль: не посягает ли враг на землю рускую... Оказывается, мы многого не знали. И того, что Илья Муромец, Добрыми Никитич и Алёша Попович – не просто фольклорные персонажи, а реальные люди, герои, по первому зову встававшие на защиту Отечества. И того, что сражались они не только со сказочным Змеем‑Тугарином и Соловьём‑Разбойником. И того, что были и другие, о ком почему‑то молчат былины.
...
Какие тайны могут быть у руского эпоса, у Ильи Муромца и Алёши Поповича? Ведь всё это знакомо нам с детства, растиражировано в десятках, если не сотнях, книг, фильмов, мультфильмов – и так далее, вплоть до анекдотов.
Анекдотам повезло особенно – мало, кто толком помнит содержание хотя бы одной былины про Илью Муромца, зато рассказать пару анекдотиков на тему вроде «поссорились как‑то богатыри с мушкетёрами» может любой школьник.
Ну, хорошо, согласится автор этих строк, готов поверить, что былины всем хорошо известны... но давайте‑ка всё же, читатель, проверим. Берём былину про Вольгу Всеславича и Микулу Селяниновича.
Былина очень известная, в редкий сборник не входит, и даже включена в школьную программу. Да‑да, о том, как ехал однажды князь Вольга со своею дружиной и повстречал удивительного пахаря...
А вот теперь, читатель, опишите мне их. Как они выглядели в былине, Вольга и Микула, князь и пахарь?
Вот практически уверен, читатель, если вы взялись за эту задачу, то описываете примерно так: простоволосый, может быть, даже босой Микула Селянинович в белой рубахе и холщовых портах – и рядом закованный в кольчатую броню князь в островерхом шеломе. Всё так.
Именно таким образом дело предстает на иллюстрациях Билибина, Архипова, Кибрита, Перцова или Лосева, картинах Николая Рериха, Константина Васильева, Александра Клименко, лаковых миниатюрах палехских мастеров. Всё так – и всё совершенно неверно. Вот как выглядит пахарь‑«оратай» в былине:
У оратая кобыла соловая,
Гужики у него шёлковые,
Сошка у оратая кленовая,
Омешики на сошке булатные,
Присошечек у сошки серебряный,
А рогачик – то у сошки красна золота,
А у оратая кудри качаются,
Что не скачен ли жемчуг рассыпается,
У оратая глаза ясна сокола,
А брони у него да чёрна соболя;
У оратая сапожки зелён сафьян:
Вот шилом востры, носы востры,
Вот под пяту воробей пролетит,
Около носа хоть яйцо прокати;
У оратая шляпа пуховая,
А кафтанчик у него чёрна бархата.
Это ещё не всё, читатель, в иных вариантах на пахаре ещё и шубка куньего меха обнаруживается. Странный пахарь, правда? Или сказители, руские деревенские люди позапрошлого столетия, не знали, как выглядит пахарь, – что, согласитесь, сомнительно. Или пахарь этот, скажем так, очень необычный.
А Вольга? Помните эпизод, когда он безуспешно пытается догнать оседлавшего «соловую кобылку» Микулу?
Тут Вольга стал да он покрикивать,
Колпаком он стал да всё помахивать.
А вот тут как раз никаких загадок – попробуйте‑ка провести несколько часов, пусть даже верхом, и не на очень большой жаре, в железной кольчуге и шлеме с бармицей. Благо при обилии клубов исторического фехтования в нашей стране это теперь не проблема.
Сразу же поймёте цену тем фильмам, картинам и книгам, где воины не расстаются с полным вооружением ни на минуту. Поэтому вполне естественно, что князь ехал за данью, выражаясь современным языком, «одетым по‑граждански».
И на голове у него была шапка, «колпак», а не стальной остроконечный шелом, в котором рисовали князя‑оборотня поколения художников.
Как видите, читатель, даже отлично знакомая, казалось бы, с детства былина, входящая в программу средней школы (по крайней мере, входившая в неё в школьные годы автора этих строк), может преподнести не один сюрприз. А что уж говорить о тех былинах, о которых большинство руских едва слышали.
«Князь Роман и братья Ливики», «Данила Ловчанин», «Дунай», былины про Ермака – совсем не того, что покорял Сибирь – про Саура Ванидовича и сына его Саура Сауровича.
Но даже хорошо известных былинных героев мы знаем по картинам, фильмам, повестям... анекдотам тем же. Причём анекдоты явно преобладают.
Если ещё, скажем, мультипликаторы советских времён относились к былинным сюжетам с каким‑то уважением (ну, заставили Василису Микулишну вместо литовского посла одеться ордынским, ну обрядили зачем‑то Чурилу Пленковича европейским щёголем эпохи Возрождения, ну – это даже понятно – заменили свирепый эпизод со стрелой Ильи, вышибший глаз Соловью‑разбойнику, на бескровный вариант), то наши современники в «Алёша Попович и Тугарин Змей» резвятся вовсю, нимало себя не сдерживая необходимостью считаться с былиной или там историей.
От былины в этом «шедевре» отечественной анимации имена главных героев, князь Владимир да названия двух городов – Киев с Ростовом.
Вволюшку оторвались над русским эпосом фантасты Буркин и Лукьяненко в «Острове Русь».
И пьют все богатыри, не просыхая (в том числе и чистый спирт, и даже... «царскую водку», смесь азотной и соляной кислоты, в которой ювелиры растворяют золото), и приключения их срисованы с мушкетёров – опять же киношных, а не книжных, – и главный из них, Иван‑дурак, неведомо как забредший из сказки в былинный мир, оказывается... негром.
И так далее и тому подобное – «Три богатыря» Колычева, «Жихариада» Михаила Успенского...
Нет, я не против юмора, читатель. Нехорошо, когда нет чувства юмора – но и когда всё и вся приносится в жертву смеху, когда из всех чувств остаётся одно чувство юмора – в этом тоже есть нечто нездоровое, не так ли?
Вот испанцы, снявшие по мотивам своих «былин»‑романсеро о рыцаре Родриго де Биваре по прозвищу Сид Кампеадор (изумительно, кстати, похожем на нашего Муромца) анимационный фильм «Легенда о рыцаре», нашли в нём место для улыбки, но и в сплошной стёб приключения национального героя превращать не стали. Им, наверное, и мысль такая в голову не пришла.
А у нас... ну, сняли в советские времена несколько неплохих мультфильмов и один полнометражный «Илья Муромец». Только «Илью» теперь мало кто смотрит, а все советские мультфильмы по времени уложатся как бы не в четверть балаганного «Поповича». Дисбаланс. Неравновесие, говоря по‑руски.
И, в конце‑то концов, смеяться над тем, чего толком не знаешь – тоже не дело. Как гласит пословица, смех без причины... мда, нездоровый симптом.
Поэтому, надеюсь, читатель, вы согласитесь со мною, что такие книжки, посвящённые нашему, рускому эпосу, ещё долго не будут лишними. И неравнодушный к истории, к памяти и духу руского народа человек найдёт в них немало интересного.
Изучение былин – краткости ради впредь я буду говорить просто «былиноведение» – переживало разные времена, как и любая наука. Бывали взлёты, бывали падения, был в истории изучения руского эпоса и глухой застой, и рывки‑прорывы.
Сейчас, кстати, тоже не лучшие времена. Особенно для тех историков, что обращаются к былинам как к источнику о древнейших временах руского народа. Большинство учёных сейчас очень охладели к поискам сведений о Древней Руси в былинах, и не без причины.
Почти всю вторую половину минувшего столетия наши учёные ожесточённо спорили об отношении руского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Борис Александрович Рыбаков со своими последователями – М.М. Плисецким, С.Н. Азбелевым и многими другими.
С другой – Владимир Яковлевич Пропп, фольклорист с мировым именем, которого Дмитрий Балашов назвал «школой в нашей науке» – и был прав. Проппа также поддержали многочисленные ученики и последователи.
В споре, однако, не родилась истина, напротив, спорщики в увлечении ушли от неё очень и очень далеко, пустившись в самые прискорбные крайности.
Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение событий и персонажей летописи. Притом, с одной стороны, не обходилось без натяжек – нам, читатель, ещё многие из них предстоит рассмотреть. А с другой – и это, пожалуй, похуже любых натяжек – неповторимость и своеобразие былин как исторического источника недооценивали – и самым фатальным образом.
Руский эпос становился переложенным на белый стих пересказом избранных мест из «Повести временных лет» печерского летописца. Всякое отличие отметалось как «позднейшее наслоение», «искажение», «эпическая фантазия», «мифологический орнамент». И «в отвал» уходили полезные, подчас очень и очень ценные исторические сведения.
Авторитет Бориса Александровича Рыбакова – патриота и замечательного учёного, но вместе с тем человека увлекающегося – закрепил за поисками летописных «прототипов» былинным героям и их приключениям имя «исторической школы» в былиноведении.
Между тем и до Октябрьской революции, и после неё существовала иная традиция исторического былиноведения. Когда‑то сам Рыбаков и Плисецкий отдали ей дань – перед тем как в азарте спора убрести на неверную тропку поисков летописных прототипов.
Отождествление этих поисков с собственно «исторической школой» оказалось на руку их соперникам. Они не просто указывали – вполне справедливо, впрочем, – на натянутость параллелей между былинными и летописными событиями и действующими лицами. Они делали из этого самые категорические выводы.
Особенно отличился на этой ниве Борис Путилов. «Эпос никаких исторических событий не отражает, и герои его ни к каким историческим прототипам не восходят» – с безпощадной решимостью прокурора рубит он. И выносит приговор: «Вопрос этот в серьёзном научном плане можно считать закрытым».
Тут, пожалуй, стоит вспомнить байку про некоего маститого поэта, изрекшего: «Вчера написал стихотворение о любви. Закрыл тему». Может ли ученый всерьёз рассчитывать «закрыть тему», да ещё не в своей – Путилов – филолог – а в чужой, исторической области?
Я уж не говорю о манере ведения дискуссии – любые возражения с ходу выводятся за рамки «серьёзного научного плана». Подобные приёмы, увы, свойственны не только ученикам Проппа – а с другой стороны, присущи вовсе не всем его последователям.
Ведя обсуждение таким образом, исследователь рискует попасть впросак – и действительно, Путилов впросак попадает.
Вот он возражает тем, кто видит в былинном богатырстве историческую княжью дружину. «В былинах у князя Владимира нет дружины. Он окружён «князьями‑боярами», «гостями торговыми», слугами, но о дружине речи нет. Нет никаких оснований уподоблять богатырей дружинникам».
Так‑таки уж нет? Загибайте пальцы, читатель.
Богатыри – конные профессиональные воины на службе киевского князя. Мы видим их в основном или в боевых условиях, или на пиру в княжьем тереме.
Они собирают для князя дань. Они ездят по его приказанию в посольства к чужеземным владыкам. Они выполняют его различные поручения – увы, не всегда благовидные. Они объединены в спаянный солидарностью союз.
Но при том, если богатыри недовольны князем – они считают себя вправе уехать от него и иногда вспоминают, как служили у других правителей.
Ну, кто же это – говоря языком исторической науки? Да, задачка... для школьника – и то не читавшего учебники по истории.
Можно перечислять «основания», роднящие былинных заступников земли Руской с историческими дружинниками, ещё очень долго.
Вот в былине «Ермак и Калин‑царь» Илья Муромец намеревается собрать богатырей:
А как съезжу я к чисту полю,
А как я сберу свою дружину да хоробрую,
А как сберу я тридцать молодцов да без единого...
У главного героя руских былин слово с делом не расходится – и вот уже
А как ажио еде старой казак Илья Муромец,
А Илья Муромец сын Иванович,
Ай со всей он дружиной с хороброю,
Ай как тут уж съехались,
Ай как тридцать молодцев да со единыим,
Ай как тридцать сильных русейских богатырей.
Как видим, в былинах есть дружина, и дружина эта – именно богатыри (почему она оказывается дружиной именно Ильи, а не Владимира Красного Солнышка – об этом будет, читатель, особый разговор). В былине «Ставр Годинович» Владимир устраивает пир:
На многих князей да бояров,
На всю поленицу удалую,
На всю на дружину храбрую.
И тут Владимир окружён дружиной, причём упоминается она в перечне пирующих там, где обычно упоминают богатырей – которые на сей раз в списке не появляются. Как это понимать? А очень просто – дружина и есть богатыри.
А богатыри – это и есть киевская дружина. И про это ясно сказано в былинах. Вот и гадай – то ли филолог и фольклорист Борис Путилов, полвека пишущий книги по рускому эпосу, толком в нём не разобрался, то ли знает всё прекрасно – но всё равно пишет другое.
Однако, хороши бывают и историки – вот, скажем, Руслан Григорьевич Скрынников сообщает, что былины возникли в X веке из скандинавских саг. То есть исландские саги – прозаические во всех смыслах слова, сухо‑документальные по стилю – каким‑то образом угодили на Русь, где и преобразились в эпические поэмы – былины, при этом превращении утратив, кроме прозаической формы, всех героев и все сюжеты.
Как говаривал британский мыслитель и писатель Гилберт Честертон, более известный у нас, как автор детективов про отца Брауна: «Нельзя изменить перья у коровы или лапы у кита. Если что‑то изменилось полностью, оно не изменилось».
Что ж удивляться, что после таких «исследований» попытки историков обращаться к былинам встречаются фольклористами в штыки.
Мы можем согласиться с учениками Проппа – абсолютное большинство сопоставлений былин и летописей, которые проводят ученики Рыбакова, – натяжки, и натяжки очевидные. Далее я покажу не один такой пример.
А вот соглашаться с выводом о полной неисторичности былин мы торопиться не станем. Обе стороны блистательнейшим образом упускают из виду одну очень простую и очевидную вещь: летопись – это только летопись. Не меньше – но и не больше. Летопись – это не история.
Спор учеников Проппа и Рыбакова, по сути, оказывается спором не об историчности былин, а об их летописности. Речь шла о сопоставлении двух литературных жанров – что ж странного, что филологи в таком споре оказались сильнее и убедительней?
Историки же сами загнали себя в тупик имени Нестора, ограничившись сопоставлениями былин с летописью – из всего огромного свода знаний и источников о руской древности.
В этой «битве титанов» оказалась откинутой в сторону и забытой настоящая сокровищница знаний о прошлом руского народа. Огромный слой содержащихся в былинах сведений, складывающийся в цельную, непротиворечивую картину.
Картину эту образуют не столько имена былинных героев – они, как мы увидим, изменяются со временем, – не столько сюжетные коллизии – эти, напротив, очень мало изменяются от народа к народу и от эпохи к эпохе.
Самое ценное – это черты культуры и общественного устройства в былинной Руси. Черты же эти оказываются на удивление древними – слишком древними даже для Киевской Руси Святослава Храброго и Игоря Сына Сокола.
То есть сведения эти освещали эпоху, не освещённую ещё летописями, взгляд изнутри, руский взгляд на те времена Руси, как народа и Руси, как державы, что мы привыкли изучать по византийским, западноевропейским и восточным авторам...
Из книги Льва Прозорова «Времена Руских Богатырей»
Скачать книгу(http://drevoroda.ru/rod_pamiat/682/2779.html)
