Культура: Почему пришла мысль восстановить «Матросскую тишину»? Что для Вас сегодня главное в этом спектакле?
Машков: Мы не всегда знаем, зачем рождается тот или иной спектакль. В чем его сверхзадача. Казалось бы, зачем сегодня нужна «Матросская тишина»? Вроде бы речь о людях из прошлого века, которых давно нет. Да и ситуаций таких нет: и 37-й год прошел, и коллективизация, и война. Так почему же мы возвращаемся к Галичу? Может быть, потому, что люди продолжают жить, идти к цели, а главное — любить. А самая бескорыстная любовь, конечно, родительская. Родители — единственные люди, которые любят нас ни за что. Иногда яростно, не так, как нам бы того хотелось, глупо. Им так важно гордиться нами. Помните, как Шварц говорит, что хотел бы, «чтобы сын его — узнал, с чем кушают счастье». Для родителей мы самые прекрасные. А мы иногда родителей стесняемся. И это тоже «нормальное явление жизни». Но их любовь будет с нами всегда, несмотря ни на что. О каких-то таких вещах мы и пытаемся говорить со зрителями.
Культура: Это Ваше третье обращение к Абраму Шварцу. Как со временем менялись Ваши взаимоотношения с героем?
Машков: Я получил эту роль совсем молодым человеком. Она меня сформировала, в работе над ней я обрел уникальное актерское бесстрашие. Так что для меня это исследование самого себя.
Культура: А что значит — актерское бесстрашие?
Машков: Когда становится неважно, как ты выглядишь, как ты делаешь то, что делаешь, ты просто бьешься за своего героя, готов отдать все свое существо за этого «подселенца». Такое бесстрашие давал нам Олег Павлович Табаков. Олег Табаков научился этому бесстрашию у своих педагогов, а те у Станиславского. Вообще вся система Станиславского направлена на то, чтобы лишить человека страха публичного выступления. Чтобы он не отвлекался на этот страх, а шел по существу роли, по действию. Театр — дело живое, все происходит здесь и сейчас. Это в кино есть монтаж, там зафиксированный акт творчества, которого добивались не один дубль. Раз снял, два, три. Еще Юрий Яковлев говорил: «В кино я гость, а в театре на равных». В театре дублей нет, а монтаж делает зритель. И только от тебя зависит, сможет ли он подключиться, начать сопереживать.
Ведь зачем человек ходит в театр? За впечатлениями. В слове заложен смысл: что-то впечатывается в тебя. Становится поводом для размышления, порой даже на совсем иную, чем в спектакле, тему. Зритель не приходит в театр просто так потратить время. Ему нужны эмоции. Театр дает возможность проверить себя: человек ли ты еще, способен ли ты реагировать на чужую боль, радость, горе. Людям сейчас стало сложно проявлять эмоции в жизни.
Культура: Почему? Чтобы лишний раз себя не травмировать?
Машков: Конечно, потому что по натуре своей человек очень чувствителен. На нас льется гигантский поток информации, очень много тяжелого, жестокого. Мы сейчас ведем себя в эмоциональном плане немного как врачи. Ведь врачу тоже иногда хочется заплакать над больным. Но профессия не позволяет. На всех не хватит внутреннего ресурса. Вот и люди подзакрылись. Привыкли слегка отстраненно относиться к происходящему. Берегут себя. Поэтому разбудоражить человека со сцены очень сложно.
Культура: Бывают сомнения — а вдруг не получится?
Машков: Сомнения — часть нашей жизни, часть нормального человеческого существования. С одной стороны, сомнения очень мешают, но, с другой, без них невозможна эволюция духа. Что касается профессии, то если актер, выходя на сцену, не испытывает волнения, а волнение в том числе и от сомнения, ему просто не нужно этим заниматься. Так что, конечно, сомнение и волнение у меня есть, надеюсь, будут и дальше. Но в то же время нельзя забывать и о том, что очень точно сформулировал Михаил Александрович Чехов: деятельностью актерской нужно заниматься с веселой сосредоточенностью.
Ну и мне, конечно, везет. Я работаю с хорошими артистами. Я вернулся к своим товарищам. Меня не было в театре двадцать лет, но мы быстро нашли общий язык. Важно понимать, что ты можешь добиться результата, взаимопонимания и сосуществования. У нас в театре главное — актер. Не режиссерский изыск и форма, а существование живого артиста здесь и сейчас. Мы все на равных. Нас интересуют в театре не отдельные личности, а гармоничное развитие всего коллектива.
Культура: Одна из тем спектакля, на мой взгляд, взаимоотношения поколений: не только отец — сын, но и учитель — ученик. Собственно, в какой-то степени этому же был посвящен фрагмент «Атома солнца», показанный на открытии новой сцены «Табакерки». Мне кажется, для Вас очень важна тема преемственности.
Машков: Абсолютно правы. Здесь в кабинете висят портреты Василия Осиповича Топоркова, Олега Николаевича Ефремова и Олега Павловича Табакова. Мы — третье рукопожатие от Константина Сергеевича Станиславского. Станиславский жал руку Топоркову, Василий Осипович — Олегу Павловичу, а он нам. Это и есть преемственность. Мы суть одна ветвь русского психологического театра. У Станиславского в его книгах все было очень точно изложено. Главное — расшифровать. Система должна становиться легче, а не сложнее. Проще в использовании. И поэтому наша задача — продолжить их деятельность. Не мы начали, не нам и заканчивать. Конечно, театр — это всегда открытие. Но если не будет усвоен опыт предшественников, то ничего не получится. Как сказал Толстой, «усвой то, что сделали твои предшественники, и иди дальше». В нашей деятельности многое передается практическим путем. Когда Табакова спрашивали: «Как вы работаете с артистами», он отвечал: «С показа». Есть еще такое понятие, как «режиссерский показ», когда задается начало действия, направление, энергия, темп. То есть позыв к действию для артиста. Когда мы репетировали с Олегом Павловичем «Матросскую тишину», он вместе со мной шел по нити эмоциональной жизни Абрама Шварца. Он, как и я, был в поиске. Но у него был опыт, знания, он видел, как меня можно подстегнуть, направить. Мы вдвоем шли к этой роли. Он через меня наполнял жизнью этого персонажа. Это совместное существование.
Культура: Вы впервые сыграли Шварца в 23 года. В одном интервью Вы сказали: «Олег Павлович Табаков мог сам исполнить эту роль, но доверил ее мне, своему студенту». Нет ли у Вас в планах передать эту роль кому-то?
Машков: У меня всегда была такая мысль. Но, чтобы передать кому-то роль, должен появиться человек, который сможет ее потянуть. И если это случится — большое счастье. Понятно, будет другой Шварц. Главное, чтобы он был убедителен по-своему.
Культура: Только что началось прослушивание в Театральную школу Табакова. Как прошло?
Машков: В Школе Олега Табакова самое раннее театральное образование. Мы набираем ребят, которые оканчивают девятый класс. Выбрать какую-либо профессию сознательно в этом возрасте трудно, а может быть, даже невозможно.
Отбор проводится в несколько этапов. Сначала ребята присылают заявки — информацию о себе, видео. Потом мы приезжаем, смотрим на месте: один тур, второй. Затем тех, кто прошел, приглашаем на творческие испытания в Москву.
Возраст этот пограничный, ребята могут сильно измениться. Они же юные совсем. Может, кто-то еще недораскрылся. Но артистический склад характера все-таки виден. Вообще, мне кажется, артистический склад характера действует как инстинкт самосохранения. Он позволяет человеку очень быстро выйти из сложной ситуации. Например, кто-то читает стихотворение и при этом плачет, а я прошу перестать и начать улыбаться. И я это делаю для того, чтобы понять, слышит ли он задачу, которую я ставлю.
Нам важно определить, насколько человек контактен, насколько понимает, чего от него хотят. Насколько душа у него пластична, насколько он воспринимает, насколько он внимателен, насколько ему интересно. Согласитесь, не каждый человек может получать удовольствие от того, что раздирает свою эмоциональную систему на глазах у зрителей: плачет, смеется, над вымыслом слезами обливается. В нашей профессии нет никаких гарантий, поэтому мы должны быть очень внимательны.
Культура: Вы сказали, что не так страшно проглядеть талант, как вселить надежду и разочароваться, взять человека, не способного дальше развиваться. Почему?
Машков: Если мы кого-то проглядели, не страшно. Талант найдет себе дорогу. А вот если отберем того, кто скоро поймет, что это не его деятельность, мы, во-первых, потратим время, его и свое, а, во-вторых, выпустим в мир человека, не способного конкурировать. Причем выпустим в самую, повторюсь, социально незащищенную профессию. И человек будет несчастен. Наша задача и в театре, и в школе, чтобы все были успешны. Это очень важно. Но ранний успех — самое важное.
Конечно, и из тех, кого мы отберем, кто-то отсеется, как в любом творческом коллективе. Человек может оказаться необучаемым. А порой бывает так: приходит человек вроде бы талантливый, а потом с ним случается, как это называл Олег Павлович, паралич воли. Человек не ценит свои способности, не работает над ними. А одаренный человек, напротив, должен в два раза дольше заниматься, потому что талант — это ответственность.
Культура: Вы сказали про ранний успех, а если человек не выдержит, возгордится?
Машков: Всякое бывает. Но я вам сейчас говорю о том, что проверил на себе. Меня именно это сформировало, дало понимание, насколько сложной бывает наша профессия. В ней нельзя прожить прошлыми заслугами. Нужно каждый день доказывать, что ты на своем месте. Это постоянный, каждодневный поиск. Ты настолько хорош, насколько хороша твоя последняя работа. Быть неуспешным артистом — тяжело, невыносимо.
Все величайшие старики МХАТа, когда начинали какую-нибудь постановку, спрашивали друг друга: «А успех будет?» Иначе как жить в театре.
Культура: А чем измеряется успех?
Машков: Главный судья, конечно, зритель. Свет зажегся после спектакля. Стоят артисты, зрители. Мы можем посмотреть друг другу в глаза. И в эту же минуту вы понимаете по глазам, хотят ли они еще здесь с вами побыть, когда закончилось действие, или нет.
Культура: В Госдуме на круглом столе о театре Вы говорили, что очень трудно привлечь актеров к преподаванию. При этом в одном из интервью, рассказывая о Школе Табакова, отдельно отметили высокий уровень наставников, тот факт, что с ребятами занимаются артисты театра. Чем их это привлекает или как-то мотивируете?
Машков: Предлагаю нашим артистам, действующим, востребованным, брать на себя дополнительную ответственность. Мы же для себя кадры выращиваем. Вот мы с вами говорили о преемственности. Если мы сами не станем педагогами, то не сможем ее обеспечить. В нашей школе в спектаклях «Билокси-блюз», «Ложь» актеры играют вместе со своими студентами. Это та самая «школа на ходу», прямая передача знаний.
Плюс никто не отменял важности существования театра рядом со школой. Как для школы, так и для театра. Станиславский не зря говорил, что каждые три-четыре года артист обязан возвращаться в школу. Это необходимо. Потому что организм артиста не становится лучше, актер, как все, стареет, и нужно найти свое новое воплощение в соответствии с изменившимися обстоятельствами. Вот я был молодой человек, а теперь уже не очень. Что я буду делать? Что у меня впереди? Хочу я дальше этим заниматься или нет? Эти вопросы все время возникают. Поэтому полезно снять с себя шелуху, снова заняться речью, сцендвижением. Чтобы не терять форму. Как говорил наш учитель, дело надо делать. Вот мы этим и занимаемся. Насколько успешно, судить опять-таки зрителю.
Культура: Несмотря на занятость, Вы и сами проводите со студентами много времени.
Машков: Конечно, отсматриваю их работы, мы разбираем учебные программы. Какое количество времени я могу им регулярно уделять — другой вопрос, потому что у меня большой коллектив, театр, две сцены. Я бы с удовольствием клонировался, но пока нет такой возможности. Жду, когда ученые что-нибудь придумают.
Культура: Сразу после назначения, говоря о колледже, Вы сказали: «Будем делать новую образовательную программу, актеры должны изучать анатомию, психотехники, НЛП, все современные науки, включая нейробиологию. Они должны быть перегружены, они должны знать, как остановить кровь, сделать искусственное дыхание». А зачем так много всего?
Машков: Артист — это всегда стремительная эволюция. То есть ты получаешь образ, который кем-то когда-то написан, и должен быстро, за несколько месяцев, стать этим человеком. Для этого нужно, как опять же учил Станиславский, пробудить «через сознательную психотехнику артиста — подсознательное творчество органической природы». То есть важен навык управления собой и понимание того, почему все происходит так, а не иначе. Поэтому и нужны психотехники. Для начала эти знания позволят им просто внимательнее смотреть на другого человека, проследить за изменениями, которые происходят в этом человеке. Наблюдающий есть наблюдаемое. За чем вы будете наблюдать, тем вы и будете. Один из главных инструментов актера — эмоциональный интеллект. Важно умение распознать свою эмоцию, эмоцию другого человека и правильно принять решение — как и куда двигаться дальше.
Опять же проверено на себе. Мне подобные знания не навредили, а дали возможность более пристально вглядываться в мир. Значит, им это тоже будет не лишним.
Культура: В нашем разговоре Вы в качестве примера приводили врачей. И сейчас, когда сказали про «не навредило», это прозвучало подобно клятве Гиппократа, но для педагога.
Машков: А это только так. Мы же с душой имеем дело. И тут важно не навредить себе и окружающим.
Культура: В этом году Вы вошли в Совет при президенте по культуре и искусству, а также в Общественный совет при Комитете Госдумы по культуре. У нас принято считать, что художник должен быть если не оппозиционен власти, то держаться на расстоянии. Почему согласились?
Машков: Все идет от ответственности. У меня есть задачи, которые замкнуты не на мне. Это художник может взять кисти, краски и идти куда глаза глядят. Моя деятельность — коллективная. От правильности моих решений зависит деятельность в самой, не устану это повторять, незащищенной профессии. Если государство обращается к нам, представителям культуры, и я могу навести внимание людей, принимающих решения, на какие-то важные вопросы, касающиеся, к примеру, обучения актеров, творческого образования, и это как-то поможет развитию нашей профессии, то это благородное дело.
Культура: За последнее время Вы сыграли в кино капитана воздушного корабля в «Экипаже», дирижера военного оркестра в «Медном солнце» и тренера в «Движении вверх». Кем Вы себя сейчас ощущаете в «Табакерке»?
Машков: Не так и не так. Это другая деятельность. Как у художественного руководителя у меня есть определенная сфера ответственности. Это же не частная лавочка. Это государственное учреждение. Если убрать лирику, то у меня есть определенный набор задач. Чтобы люди получали зарплату, чтобы зрители ходили в театр, чтобы выпускались спектакли в нужном количестве. При этом я должен воодушевлять коллектив, чтобы люди выполняли свою работу. С удовольствием, с веселой сосредоточенностью. А этого можно добиться только личным примером. Наверное, в этом плане меня можно назвать играющим тренером. Может, и так.
Культура: С Вашим уровнем нагрузки Вы на время отошли от кино, не так ли? Даже не смогли присутствовать на церемонии вручения «Золотого орла», где Вам присудили награду за ленту «Движение вверх», так как играли спектакль.
Машков: Сейчас я больше сконцентрирован на театре.
Культура: Тогда чего Вы ждете от Года театра, объявленного в этом году?
Машков: В первую очередь — полных залов.
Ксения Позднякова
