В его постановках всегда заняты самые звёздные артисты, а в зрительных залах – неизменные аншлаги. Сегодня он плодотворно сотрудничает с Малым театром, где идут его спектакли «Пиковая дама», «Маскарад» и «Большая тройка (Ялта-45)».
– Андрей Альбертович, с каким настроением вы встречаете юбилей в этом «ковидном» году?
– Могу сказать, что я очень рад, что мы все работаем. Панические слухи я сразу отвергаю. Театр – это то место надежды, куда нужно обязательно приходить. Для некоторых это и место спасения. Сейчас зрители заполняют только половину зала. А у меня все спектакли в основном аншлаговые. Но та половина, которая приходит, реагирует так, словно аплодирует полный зал. Зрители вскакивают, хлопают, кричат «браво» и даже – «Молодцы!».
– У вас недавно была премьера – в Малом театре вы поставили спектакль «Большая тройка (Ялта-45)». Почему выбор пал на эту тему?
– Я сделал спектакль к 75-летию Победы. И сразу сказал на первой репетиции, что мы не играем монстров, мы не играем политиков. Мы играем уставших, нездоровых людей, во многом закомплексованных, несмотря на их высокие посты. В то страшное время они взяли на себя ответственность за судьбу мира. В спектакле есть мизансцена, где мы повторяем знаменитую фотографию на набережной: когда герои смотрят на море и позируют фотографу. В центре Рузвельт, справа от него Черчилль, слева Сталин. Они сидят в креслах и разговаривают. В спектакле мы показываем: три лидера думают о том, что будет с миром после того, как они уйдут. Сталин говорит: «Надо хотя бы на полвека удержать страны от новой мировой войны». И сейчас, когда уже прошло 75 лет с того момента, мы понимаем, как это важно. В этом и оптимизм спектакля, что мы уже на четверть века сумели эту планку поднять – удержать мир от большой войны.
– Ваши коллеги рассказывают: скромный интеллигентный юноша учился в Щукинском училище. А потом появился смелый провокатор режиссуры. Как такая метаморфоза произошла?
– На курсе меня называли «Житухой». И мой друг Женя Дворжецкий, который, к сожалению, уже ушёл из жизни, сравнивал меня с идиотом Достоевского и говорил: «Житинкин – какой-то странный, не такой как все. Приходит вовремя на занятия, даёт списывать тем, кто пропускал лекции после пьянок и гулянок». Я получил красный актёрский диплом. А потом для всех стало неожиданностью, что я резко пересел в режиссёрское кресло. И худрук Вахтанговского театра Евгений Симонов пригласил меня на свой режиссёрский курс. Режиссёрский диплом у меня тоже красный. Практику я проходил у Галины Волчек в «Современнике». Все складывалось достаточно хорошо. И вдруг неожиданно для кого-то я стал скандальным, а потом элитарным и модным.
– У вас всегда играют звезды первой величины…
– Я много работал с мастерами старшего поколения. Например, Шейлока в моем «Венецианском купце» сыграл Михаил Козаков. И это была его мечта. А для меня стало шоком, насколько Козаков затрачивался в этой роли, он по-настоящему плакал. Последнюю роль в спектакле по Пристли в театре имении Моссовета сыграл Георгий Жжёнов, я делал постановку – «Он пришёл». Элина Быстрицкая до последних дней играла «Любовный круг» в Малом театре. Для Людмилы Касаткиной я поставил «Школу любви» в Театре Армии по культовому произведению «Гарольд и Мод». Я всегда уделял особое внимание нашим мастерам. Они столько лет держали зал, отдавали все, что у них есть внутри. И поставить для них спектакль-бенефис или осуществить их мечту – это святое дело режиссёра. Я работал и с корифеями, и с начинающими артистами, которые потом стали знамениты. В моих спектаклях работали Крюкова, Дюжев, Безруков, Домогаров, Ильин, Чонишвили, Страхов, Толя Руденко. Сейчас все они востребованы. Много снимаются. Я счастлив, что приложил к этому руку.
– Вы странствовали по разным сценам, а теперь с успехом ставите в Малом театре. Это особая честь?
– Да, и я могу сказать, что многие проекты, глобальные мечты могут осуществиться только в такой метрополии как Малый театр. Для России это как «Комеди Франсез». В Малом театре ставят только классику. Я поставил «Пиковую даму» Пушкина, «Маскарад» Лермонтова. Я очень люблю поэзию. Я очень люблю высокую литературу. И возможности Малого театра резко отличаются от возможностей других театров. Я сейчас могу работать с любыми художниками. Счастлив, что сценографию для постановок делает Сергей Бархин, а костюмы – Слава Зайцев. Это все наши мэтры. В Малом театре сохранилась прекрасная труппа. В моем спектакле «Большая тройка» Рузвельта играет Владимир Носик, Черчилля – Валерий Афанасьев, а Сталина – Василий Бочкарев.
– Как вы оцениваете актёрское мастерство молодого поколения?
– В последнее время у актёров есть тенденция «как бы не играть». Все с микрофончиками, ходят, что-то шепчут. Да, органично, да, поток сознания. Но все-таки природа театра очень эмоциональная. Средний уровень актёров вырос. Но, посмотрите, как мало звёзд. Раньше в каждом театре, куда не глянь, увидишь – такая звёздная труппа! А сейчас осиротели труппы «Сатиры», «Ленкома» и «Таганки». Ушли звезды, а кто идёт за ними? Знаете, как Табаков обожал меня провоцировать: «А кто нам дышит в затылок?». И я благодарен ему за эти слова.
– Вы иногда снимаетесь в кино, например, сыграли писателя в комедии «Козлёнок в молоке». Образ получился смешной и запоминающийся. Почему вы не так часто появляетесь на экране?
– Можно сказать, что у актёров не отнимаю хлеб. Им всегда непросто. Режиссёр более свободен, он может работать в разных театрах, выбирать пьесы. А актёры бегут на любые съёмки. И если я играю в кино, то это – камео, мои реплики: или писатель, или психоаналитик, или режиссёр. То есть я играю такие фрагменты, в которых я точен. Есть роли, которые может сыграть только режиссёр. В одном фильме я даже сыграл коуча, который натаскивает бомжей. По сюжету бомжи – это целая мафия, которая переодевается и попрошайничает на улице. Я не боюсь играть и отрицательных персонажей. Писатель из «Козленка в молоке» – это сатира. Но, с другой стороны, есть фильм «Искушение Дирка Богарда», про британского киноактёра Богарда, где я сыграл режиссёра Лукино Висконти. Это было неожиданное для меня предложение. Мне казалось, что я на него не похож. Но когда собрали мои волосы, покрыли их бриолином, дали мне сигару, красивые агатовый антикварный перстень и шейный платок, я посмотрел на себя в зеркало и ахнул: очень много внешнего от Висконти. Сыграть режиссёра другому режиссёру легче. И когда я получаю такие предложения, я понимаю, что нужен именно я.
– Вы даже антрепризные спектакли всегда ставите на высоком уровне, например, одна из удач – «Свободная любовь» про слепого музыканта. Зрители плачут…
– Постановка «Свободная любовь» живёт уже шестнадцать лет. То, что Дима Дюжев с другими актёрами делают на сцене – это все уникально, особенно финал. Дима Дюжев играет слепого музыканта. Когда от него ушла любимая девушка, он потерял смысл жизни. И словно ослеп второй раз, уже психологически. И тогда он садится в ванну и берет в руки нож. Но у спектакля хэппи-энд, потому что любовь – самое высокое, что может быть между людьми.
Спектакли в антрепризных проектах для меня всегда были так же важны, как и в репертуарных театрах. У меня в постановке «Казанова или уроки любви» играл наш оскороносец Владимир Меньшов. И очень серьёзно относился к этой работе. Он сделал Казанову философом. Для меня антреприза – это не вариант зарабатывания денег. Это всегда прорыв в другое пространство, в то, что нельзя осуществить в репертуарном театре. На антрепризный проект ты можешь сделать «сборную» из самых разных актёров.
– Что дарит вам надежду в сегодняшнем сложном мире, где людям так порой трудно живётся?
– Людям, которые потеряли смысл, которые разочаровались в жизни, или запутались, я им всем предлагаю идти в театр. Театр – априори витальная вещь. С древних времён так повелось. Даже ещё античности не было, первобытные люди, прежде чем убить мамонта, проигрывали ситуацию охоты вокруг костра, а потом уже шли на поединок. То есть сначала они как бы играли в театр. И это их спасало от невзгод и неприятностей. Меня всегда вдохновляет этот пример. И я зрителям советую приходить в театр. В зале рядом такие же люди как вы. Кто-то знакомится в театрах. У меня много случаев, когда люди на спектакле познакомились, поженились и у них родились дети. Это самое прекрасное – продолжение жизни, когда личная история связана с действием искусства. А русские театральные актёры не халтурят. Они сильно затрачиваются. И каждый спектакль идёт не так, как предыдущий, всегда по-другому. Каждый спектакль в чем-то уникален, нет кальки – здесь и сейчас актёр живёт для зрителей. И я всех зову в театр. Особенно в сегодняшней ситуации, театр – это лекарство от депрессий.
Татьяна Медведева
