О том, что «голос поколения» умолкнет очень скоро, догадывались многие. Для того чтобы осознать это, медицинского образования не требовалось. Хотя в окружении Владимира был кандидат медицинских наук, человек, судьба которого сложилась ещё более трагично, чем судьба самого Высоцкого. Речь об Анатолии Павловиче Федотове.
Во многом благодаря ему весь 1978 год и до середины лета 1979-го Владимир Семёнович пребывал в достаточно хорошей физической форме. Настолько хорошей, что люди, заинтересованные в сотрудничестве с ним, строили планы и «делали ставки» на Высоцкого.
В роковом 1980-м Владимир должен был улететь в Одессу, чтобы снимать «Зелёный фургон». Тот самый — с Володей Патрикеевым, конокрадом Красавчиком, бравым Начоперотом, которого должен был играть сам Владимир Семёнович, и сельским милиционером Грищенко.
Картина выйдет на экраны позже. И снимет её, конечно же, совершенно другой человек. Ведь кони привередливые унесут Высоцкого в небесные дали 25 июля 1980-го.
В рай или, всё же, в ад? Кто знает.
Анатолий Федотов «тянул» Высоцкого весь последний год. Актёр и бард, ставший для миллионов кумиром, был для него ещё и благодетелем. Именно Высоцкий выбил Федотову «трёшку» в Москве, с ноги открыв дверь в Моссовет.
Федотов наблюдал «подопечного». И очень остро понимал, что степень изношенности сердца Высоцкого была запредельной. Как и почему он оставался жив? Было загадкой.
Познакомились они ещё в 1975-м. В запое ли, в наркотической ли ломке, Высоцкий мог набрать домашний номер друга-реаниматора и сказать лишь одно слово:
— Приезжай.
Анатолий Павлович мчался к нему на Малую Грузинскую, 28, через весь город.
Один раз Федотов поставил Владимира в известность о том, что его не будет в городе дня 3-4.
— Друзья так не поступают, — обидевшись не на шутку, услышал он в ответ. И в дальнейшем старался без особой на то причины из города не уезжать. Он был рядом даже в те минуты, когда Высоцкий был несправедлив и зол по отношению к своему спасителю, крича ему в пьяном угаре в лицо:
— Уходи! Это не твоё дело!
Федотов уходил. Но знал, что через час, максимум – на следующий день, Высоцкий будет звонить, звать, просить прощения.
Бухара. Репетиция смерти
Однажды на гастролях в Узбекистане сердце Высоцкого остановилось. Актёр встал рано утром, сходил на рынок, что-то съел, где-то выпил и вдруг… почувствовал, что умирает.
— Толя, спаси!
Эти слова от человека, удивлявшего аудиторию мощью, а личного врача — беспомощностью, Федотов слышал много раз. Тогда Высоцкий умер в первый раз. «Пробно». Смерть подобралась к нему стремительно, взяла горло в тиски. Но Толя оказался рядом.
Оказался, потому что понимал: после гастролей в 40-градусную жару наркоман и алкоголик с изношенным сердцем может вернуться в Москву только в гробу. Он напросился в эту поездку, чем подари Высоцкому ещё целый год жизни.
Такого волшебного воскрешения Федотов не видел ни до этого момента, ни после. Судите сами: дыхания нет, пульса нет! Сердечная деятельность на нуле. И что ты будешь делать?
У Федотова под рукой оказался кофеин. Набрав полный шприц, он вогнал его прямиком в сердце Высоцкого. А потом — давай дышать. Рот в рот
Та, сцена, которую мы видели в фильме «Спасибо, что живой», где роль Федотова сыграл Андрей Панин, была вовсе не выдумкой кинематографистов.
Высоцкого, действительно, не было в живых 5 минут. Но в тот раз он вернулся. Драгоценные мгновения не были упущены.
«Звоночки» в последний год были более чем тревожны. Перенёсший в детстве ревмокардит поэт был физически одарён от природы. Любой другой давно бы давно «сыграл в ящик». А тут — наркотики, алкоголь. И жил ведь! Ещё как жил!
Федотов понимал, что «отмены» организм Высоцкого просто не выдержит. Даст знать о себе практически полная истощённость сердечной мышцы. Это произойдёт рано или поздно. Но лучше поздно
В ноябре 1979-го, когда Федотову исполнялось 40, Высоцкий приехал к нему сам с охапкой дефицитных продуктов и необыкновенных напитков из «Берёзки». Благодарил за спасение в Бухаре. За дружбу. За всё.
— Толя, надо сделать твою машину, — быстро сказал он, накрывая на стол. Казалось, после концерта он был совсем не уставшим. И Федотов, благодарный ему за этот красивый жест, верил в чудо, но «тикали часики» — поэту оставалось чуть больше чем полгода.
Последняя неделя
Казалось, воздух пронизан нотами траурного марша Шопена, который всей душой ненавидел Высоцкий. С ним вдруг перестали здороваться в театре «ответственные лица», которые сидели на входе, водили шваброй по полу.
— Здравствуйте! — а в ответ гробовая тишина, словно с ходячим мертвецом здороваться нет смысла.
16 июля сыграли концерт в Калининграде. Не в том. В другом, который в Мособласти, на станции Подлипки.
— Мне работалось здесь очень удобно. Я разошёлся. И вот сейчас меня едва остановили. А сейчас я вас благодарю. Спасибо. Всего вам доброго, — сказал на прощание едва державшийся на ногах артист.
Повернулся и ушёл с эстрады, чтобы не выйти на неё больше никогда. Но есть ещё театральная сцена. И 18 июля играют «Гамлета». В неимоверную жару Владимиру было запредельно тяжело играть в шерстяном костюме.
Но рядом ведь Федотов, у которого «с собой было». Высоцкий выбегал за кулисы. Анатолий делал укол, понимая, что все возможные дозы уже введены, но… надо как-то доиграть
Алла Демидова, великая актриса, Гертруда, сценическая мать, вдруг посмотрела Владимиру в глаза и спросила:
— А что, Володя, слабо ещё разок сыграть?
В этом, казалось бы, простом вопросе зашкаливающее количество смертной тоски. Сегодня он умрёт? Завтра? Через неделю? Не понимал никто. Но то, что счёт идёт на дни, было уже очевидно не только для личного врача.
— А ну как не слабо? — весь мокрый и мертвенно бледный сказал он ей в ответ.
Следующий «Гамлет» лишь 27 июля. И раскупившие на него билеты зрители не вернут в кассу ни один.
19 июля, суббота. 6 дней до смерти. Высоцкий безучастно смотрит в экран телевизора. Показывают открытие Олимпиады 1980 года, которая проходит в Москве. Всё напоминает спартакиаду стран соцлагеря. Почему?
Советского олимпийского Мишку осерчавшие за вторжение в Афганистан страны прогрессивного мира послали куда подальше
В субботу и воскресенье его навещают сыновья, Никита, Аркадий. Федотов мечется по Москве в поисках «лекарства». Но не может найти. В преддверии Олимпиады все наркотики взяли на строгий учёт. А ведь «лекарство» потребуется. Персональный врач Высоцкого сердцем чует, что потребуется.
Наконец, реаниматолог находит какую-то дрянь, которую нужно не колоть, а нюхать. И то хлеб! Возвращается. У соседей Высоцкий пьёт спирт
Сообщив Марине Влади о том, что пребывает в стабильной завязке и прилетает 29-го в Париж, Высоцкий чувствует, что на этот разговор ушли последние силы. Лгать дорогому тебе человеку всё еще трудно, хотя рядом другой — не менее дорогой человек Оксана Афанасьева.
Он прекрасно понимает, что уже никогда и никуда не полетит. Именно поэтому 21-го, придя в театр, чтобы из последних сил сыграть роль Свидригайлова, возвращается Галине Власовой взятую для Марины брошь…
Уже не потребуется.
24 июля. Ура! В «Склифе» обещают дать «для Высоцкого» какой-то «гидрат». И Федотов с Янкловичем мчатся туда, пока Оксана кормит Володю клубникой со сливками. Есть даже шампанское. Хоть ты сейчас подними бокал и скажи пресловутое: «Ich sterbe!», как умирающий Чехов
Я сегодня умру
Действительно говорит он. В этих словах, которые пророчески сбудутся через всего лишь несколько часов, на деле нет ни капли пророчества. Он говорил это часто последний год. Почти каждый день. Так говорят, «предвосхищая» свою смерть, те, кто добровольно «упражняется в безумии».
Собирается консилиум. Все врачи. Все корифеи. Пофамильно: Сульповар, Щербаков, Федотов. В лицо смертельно уставшего реаниматолога и личного друга бросают оскорбления:
— Ухандокал ты мужика! Кто ж так делает?!
Федотов делал, как умел. Зная Высоцкого. Зная, что по-другому не будет.
Ему становится хуже. Приезжает бригада из «Склифа». Поедем в больницу сегодня? Нет, конечно же, завтра. Жаль, спеть космонавтам в прямом эфире, как обещал, уже не суждено. Ну и… билеты в Париж на 29-е, похоже, совершенно не нужны.
А планы на «Зелёный фургон»? Такие призрачные, но такие сладостные, желанные. Режиссёрский дебют, как-никак. Ведь ему меньше полувека, 40 с лишним. Планов громадьё. Только вот сердце уже не то. А жить хочется, как 20-летнему. Не будет «Фургона».
В мучениях, плаче, криках, стенаниях, заканчивается последний в его жизни четверг, когда буквально у всех окружающих в голове бьётся лишь одна мысль.
Скорей бы это закончилось. Ну, хоть как-то.
Владимир Семёновича (для кого-то Володю… Володеньку) переносят в большую комнату, где уже заботливо поставлена маленькая тахта из кабинета. Метаться по комнате у него уже нет сил. Но он порывается. И его привязывают простынями.
— Завтра в больницу, Володя? — осторожно спрашивает перед сном Федотов, понимая, что медикаментозный сон (считай – медицинская кома), конечно же, не поможет, но хоть отодвинет «исполнение приговора» пусть на неделю, пусть на часы… а там. Авось случится чудо?
— Ладно, давайте в больницу, — шепчет он.
И эта фраза, произнесённая тихо, смиренно, успокаивает Анатолия, собственноручно поднёсшего ему на ночь последнюю рюмку, как подносят последнюю сигарету и чарку в бульварных романах перед эшафотом.
Оксана прикорнула в маленькой комнате. Федотов в эти мгновения рядом. Он после смены. Он жутко устал. Мерное дыхание Высоцкого успокаивает. Федотов (и сам «махнувший» для снятия стресса) ложится рядом на диване.
Высоцкий не спит до трёх, а потом приходит короткий сон. Обернувшийся… чем-то ещё неизведанным, удивительно странным.
Анатолий Павлович подрывается в четыре утра от зловещей тишины. Давай дышать! Рот в рот. Поздно. Губы холодные.
— Оксана! — в голосе реаниматолога столько отчаяния, что Оксана Афанасьева, которой Высоцкий накануне обещал не умирать в эту ночь, понимает: Владимир не сдержал слова.
Анатолий Павлович Федотов переживёт друга на 12 лет. Он умрёт от синдрома отмены наркотических препаратов, безуспешно пытаясь найти ответ на вопрос: смог бы он ещё раз помочь другу, если бы пободрствовал с ним, как тот просил в свой последний вечер? Не найдёт ответа.
Такая история.
Андрей Карелин
