Русские Вести

Репин каким он был


В Новой Третьяковке на Крымском валу проходит большая выставка «Илья Репин», охватывающая полувековой путь русского живописца. На ней, кроме знаменитых полотен, демонстрируются и малоизвестные работы из музеев, частных коллекций России и других стран. Всего – 300 разноликих, разноплановых картин, приуроченных к грядущему 175-летию художника.

Репин знаком нам с детства. О нем написано множество книг, он многократно упомянут в мемуарах, письмах, записках. Да и сам художник поведал о себе немало в воспоминаниях «Далекое близкое». В общем, те, кто осведомлен о живописце, без труда представят себе остроглазого, подвижного человека с бородкой клинышком, почти родным...

На полотнах Репина – Россия и ее граждане: разные лица, характеры, нравы. Кисть живописца – сильная, притягательная. И ты будто вживаешься в картины.

И чудится уже хохот хмельных запорожцев, слышатся робкие шаги вернувшегося домой ссыльного народовольца. Ослепляет неистовый блеск глаз царицы Софьи, несет потом от просмоленных рубах бурлаков. Бросает в дрожь от сырости каземата и безысходности, глядя на приговоренного к смерти узника, отвергнувшего исповедь...

На вернисаже немного бесстрастных, холодных созерцателей, куда больше зачарованных, внимающих репинским картинам. Они то приближаются к полотнам, то встают поодаль. Перебрасываются короткими репликами, перешептываются, и по их лицам видно, что они переживают одни и те же чувства: удивления и восхищения.

Слов нет, Репин велик. Но он не ходил гоголем, важно оглядываясь вокруг себя. Себя-то как раз художник критиковал беспощадно! И того же требовал от других. Однажды критик Владимир Стасов разбросал по своей статье много хвалебных слов в адрес Репина. И тот рассердился: «...Знаете, мне даже обидно: что это вы? Вы знаете, как я Вам верю и ценю Вашу правду!!! И вдруг я подумал: что, если он начал стареть и всем хочет на закуску по конфетке подносить? Ох, я видел уже накануне, как Вы кривите душой перед Ге. Что, если и мне Вы начинаете подслащивать? Ради бога, бросьте эту манеру – я ее ненавижу... Вас я люблю беспощадного, правдивого, могучего, такой вы и есть...»

Бывая в Русском музее или Третьяковке, Репин неодобрительно косился на свои картины. «Не замечая их достоинств, взыскательный мастер видел в них одни лишь недостатки, и, кажется, будь его воля, снял бы их со стен, чтобы заново работать над ними», – писал Чуковский. Интересно, одобрил бы Илья Ефимович нынешний вернисаж? Или, оглядев его, велел бы снять некоторые картины, да увезти в Пенаты для доработки?! Воистину, совершенству нет предела...

...Я по привычке искал на выставке «убийственное» полотно, на котором Иван Грозный расправляется с сыном Иваном. Да не нашел – картина все еще на реставрации после прошлогоднего нападения на нее вандала. Вместо нее на стене висит мини-репродукция.

Известно, что на полотно «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» покушались в 1913 году и спустя более, чем столетие – в 2018-м. Созерцание его картин во все времена волновало, а иных зрителей и вовсе доводило до умопомрачения...

Картина вызвала череду споров, вереницу мнений – от восторженных до обличительных. Первым выступил против живописца обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев. «Стали присылать мне с разных сторон письма с указанием на то, что на передвижной выставке картина, оскорбляющая у многих нравственное чувство: Иван Грозный с убитым сыном, – писал он Александру III. – Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Слышно, что Ваше величество намерены посетить выставку на днях, и конечно сами увидите эту картину. Удивительное ныне художество без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения идеалов. Прежние картины того же Репина отличались этой наклонностью и были противны. А эта картина просто отвратительна».

Иные критики и сегодня усматривают в картине клевету на русский народ, русский царей и требуют убрать ее из собрания Третьяковской галереи...

«Замечательно, что он был так смиренно-уступчив, уважителен к людям лишь до тех пор, покуда дело не касалось заветных его убеждений, – вспоминал Чуковский. – Отстаивая свои убеждения, он всегда становился до грубости прям и высказывался в самой резкой, решительной форме».

Гневлив художник был всегда, до самой старости – из глаз летели искры, он кричал, топал ногами. Самое страшное ругательство, вырывавшееся из уст Репина, было «бездарность!». Это слово он произносил не только с раздражением, но и тоской, словно чья-то ущербность отзывалась в его сердце жгучей обидой.

Репин уважал любую профессию. Работал в своих Пенатах не только кистью, но и пилой, лопатой, топором. Интересовался работой врача, химика, астронома, инженера. Был безмерно любознателен. Чуковский рассказывал, как Репин зимой, в мороз, в шубе, засыпанной снегом, шел через сугробы на станцию, отправлялся на поезде из Куоккалы в Петербург. И куда вы думаете? На лекцию о Древнем Египте! И уже глубокой ночью усталый, но довольный возвращался в Пенаты.

Но самый большой, неуемный интерес для Репина представляло родное Отечество. Он сочувствовал тем, кто стремился сокрушить самодержавный строй. Доказывал стремление к переменам не листовками, не пламенными речами, а полотнами: «Арест пропагандиста», «Не ждали», «Отказ от исповеди». А «Бурлаки на Волге» это у него и вовсе символ туго стянутой ремнями царской России...

Отчего в художнике проснулось и кипело бунтарство? Не от того ли, что его род шел от московских стрельцов? Может, их горячий нрав передался художнику. Он знал жизнь простых людей, ее тяготы. Да и сам долго жил трудно, много лет добивался признания.

«Всеми своими ничтожными силенками я стремлюсь олицетворить мои идеи в правде; окружающая жизнь меня слишком волнует, не дает покоя, – писал Репин, – сама просится на холст; действительность слишком возмутительна, чтобы со спокойной совестью вышивать узоры – предоставим это благовоспитанным барышням».

Его кисти принадлежит множество разноликих картин. Но нет среди них одной, которую он задумал – «Казнь Чернышевского». Как известно, писатель в наказание за вольнодумство был приговорен к гражданской казни.

Он взошел на эшафот, палач привязал его цепями к столбу и сломал над обнаженной головой шпагу.

Из толпы к ногам революционера летели букеты. Жандармы пытались перехватить их, но цветы падали к ногам Чернышевского. Так люди выражали свое восхищение мужеством революционера, выдержавшего гонения, арест, унижение. «Неужели никто из русских художников не нарисует картины, представляющей Чернышевского у позорного столба? – вопрошал Герцен. – Этот обличительный холст будет образ для будущих поколений и закрепит шельмование тупых злодеев...»

Репин собирался написать картину, однако его замысел был погребен под грудой других дел. Об этом он горько сожалел, ибо Чернышевскому поклонялся еще с юношеских лет...

Царей русских Репин невзлюбил и не скрывал этого. Вот один из примеров. Скульптор Паоло Трубецкой изваял памятник Александру III. Репин, увидев памятник, вскричал: «Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут и все его царствование!»

И Николая II художник не жаловал, а после разгрома японцами русского флота в Цусимском проливе ненависть полилась безудержным потоком. Он писал:

«Теперь этот гнусный варвар... корчит из себя угнетенную невинность: его недостаточно дружно поддержали, поддержали одураченные им крепостные холопы. Если бы они, мерзавцы, с большей радостью рвались на смерть для славы его высокодержимордия, он не был бы теперь в дураках».

Из письма Стасову – о том же Николае II: «Как хорошо, что при всей своей гнусной, жадной, грабительской, разбойничьей натуре он все-таки настолько глуп, что авось скоро попадется в капкан.

Ах, как надоело!... Скоро ли рухнет эта вопиющая мерзость власти невежества?»

Репин терпеть не мог самодержавие и царей. Но тогда почему напи­сал картину «Венчание Нико­лая II и Великой княгини Александры Федоровны»? Затем снова запечатлел эту пару. А год спустя, в 1895-м создал два парадных портрета императора.

Однажды Репина и другого художника Илью Галкина позвали написать портрет царицы. «И вот вышла к нам немка, беременная, выражение лица змеиное, сидит и кусает надменные тонкие губы. Я так и написал ее – злой и беременной, – вспоминал Репин. – Подходит министр двора: «Что вы делаете? Посмотрите сюда!» - и показал мне портрет, который рядом со мной писал Галкин. У Галкина получилась голубоокая фея.

«Простите, я так не умею», – сказал я смиренно и попросил с поклонами, чтобы меня отпустили домой».

Можно предположить, что в начале царствования последнего Романова художник был еще терпим к нему и его супруге. Так ли это? Бог весть. Можно предположить и другую версию: Репин проявил слабость, не смог отказать высочайшей просьбе. Но не нам его судить...

Февральскую революцию Репин встретил восторженно: «Мне остается лишь умереть, но я жив, здоров и при мысли, что в России Республика, готов скакать от радости». Попал под обаяние Керенского, написал его портрет. Репин завершал работу, когда тот уже бежал из Зимнего дворца...

Октябрьскую революцию 73-летний художник отверг. Отношение к новой власти выразил в полотне «Большевики. Красноармеец, отнимающий хлеб у ребенка».

Персонажи картины – отвратительные, лица почти дегенеративные. Это не констатация мрачной действительности, а приговор. И наказ самому себе – с ними не буду никогда...

Однако вскоре после Октябрьской революции, 24 ноября 1917 года Репин с дочкой Верой приехал в Петроград из Куоккалы на 45-летие своей творческой деятельности. Живописец не ведал, что приезжает в Россию в последний раз и обречен на заточение в Пенатах. Финляндия обрела независимость, и граница закрылась...

Шли годы. Среди простых чухонцев Репин был не знаменитостью, чья слава гремела на всю Россию, а одиноким, неприкаянным стариком. Правда, финские художники его чтили.

Репина звали в СССР, но он отвергал приглашения. Так продолжалось несколько лет. Живописец впал в бедность, большинство его картин остались в России. Им овладела отчаяние, и, презрев гордость, в 1926 году Репин написал письмо в Москву. Даже не зная, какой пост занимает Ворошилов, он назвал его «Высокопоставленный Товарищ Климентий Ефремович».

Послание было слабое, умоляющее:

«Долго я не смел писать Вам, но необходимость заставила... Мой труд меня обеспечивал; и я имел уже имение, собственную кв. в Питере, и, несмотря на разраставшуюся семью, имел уже в Государств. и Московско-Купеческом банках – около 200 тыс. рубл. зол.

Но настали времена лютые: деньги отобрали, из имения оставили только 4 десятины; в дом поселили латышей, хотя была и школа, где преподавали моя дочь и внучка, в нашем же доме... Простите. Престарелый художник Илья Репин – автор «Бурлаков» и «Запорожцев».

Ворошилов показал письмо Репина Сталину. Тот, верно, представил, как старый художник возвращается в Ленинград. На вокзале его встречает многотысячная толпа. Гремит духовой оркестр, звучат приветственные речи. Репин мог стать вторым из известных эмигрантов, вернувшихся в Советский Союз. Первым из-за границы приехал писатель Алексей Толстой.

«Может, старик и меня запечатлеет?» – усмехнулся вождь и начертал резолюцию: «Соввласть должна поддержать Репина всемерно».

Ворошилов написал Репину краткий ответ: «Глубокоуважаемый Илья Ефимович! Обещаю на днях доложить Ваше дело Правительству и надеюсь, что Рабоче-Крестьянское Правительство, принимая во внимание величайшие заслуги Ваши перед страной и человечеством, сделает все необходимое для удовлетворения Ваших требований».

Репин было расслабился, стал подумывать об отъезде. А Ворошилов уже предвкушал победу, простер руки для объятий: «...Вашу личную жизнь и Ваших близких Государство обеспечит полностью. А Ваша духовная жизнь, жизнь великого художника, снова сольется с жизнью титана-народа...»

Но отъезд не состоялся. Репин узнал, что у его дочери Татьяны Ильиничны, живущей в СССР, описано все имущество, и ее, униженную, обездоленную, собирались выслать в Сибирь. «Никогда не поеду я в Вашу гнусную Совдепию, – писал он Чуковскому, – будь она проклята, меня еще в кутузку посадят, ну ее к черту, ограбили меня, отняли у меня все мои деньги, а теперь сулят мне подачку...»

Но в СССР никто не узнал о том, что художник не захотел возвращаться на родину. На картины Репина никто не поднял руку, они по-прежнему украшали советские музеи. Прав был Чуковский, сказавший: «Отрицать Репина – значит отрицать Россию».

Валерий Бурт

Источник: www.stoletie.ru