16 августа 2020 года покинул нас Николай Николаевич Губенко. А 17 августа – его день рождения. Один день до него не дожил, один год не дотянул до 80-летнего юбилея. Великий был человек. Счастлив я, что хорошо его знавал…
Губенко основал и долгие годы руководил театром «Содружество актёров Таганки». Народный артист РСФСР, он стал последним министром культуры Советского Союза. В Государственную Думу Российской Федерации избирался дважды. В Московскую городскую Думу – трижды. Второй по весу и значимости, после Высоцкого, творческий человек в той, старой «Таганке» – коли вообще позволена будет подобная «классификация». А ежели нет, то скажу по-другому. «Таганка» вырастила из своих рядов в лице Губенко политического деятеля такого масштаба и «культуртрегера» такой величины, какого не случалось ни в одном другом отечественном театре за всю их историю.
А родился Коля Губенко на 56-й день войны в одесских катакомбах, куда спряталась мать от бомбёжек. Спустя какое-то время её расстреляли румынско-фашистские оккупанты за отказ с ними сотрудничать. Отец – военный лётчик, судя по всему, так и погиб в начале войны, не узнав о рождении сына. Поэтому родителей своих Николай помнил исключительно по нескольким блёклым довоенным фотографиям. У него было ещё три сестры и брат, которых он тоже не знал. Много лет спустя после войны они однажды все встретились и оказались совершенно чужими друг другу людьми. Некоторое время за маленьким Колей присматривала бабушка, но потом занемогла и отдала внучка в детский дом. С тех пор сохранилась весьма красноречивая характеристика: «Губенко обладает хорошими способностями, но ленив и не хочет работать. Очень часто уходит со школы, но благодаря его хитрости это проходит в большинстве случаев безнаказанно. К спорту и физкультуре равнодушен. У товарищей авторитетом не пользуется, но умеет их потешить. Активист кружка самодеятельности и музыкального кружка. Мечтает стать актером». И подпись: «Воспитатель Криворучко». Этой фамилией Губенко наделит грозного воспитателя Альберта Григорьевича в почти автобиографичном, таком пронзительном фильме «Подранки». Ведь маленького Алёшу Бартенева местами Губенко списал сам с себя.
Окончив десятилетку, романтически-мечтательный завсегдатай самодеятельности Николай Губенко поступает на работу в Одесский театр юного зрителя простым рабочим сцены. Для него важно было зацепиться за профессиональный театр, а дальше – не сомневался нисколечко – сумеет показать себя во всей красе и обретёт достойное место в артистической среде. Так оно в итоге и вышло.
Губенко вспоминал: «Я вместе с тремя-четырьмя актерами «тянул» на себе весь репертуар. Это никакие не похвальбушки. Но хватило ума понять, что воленс-ноленс ты начинаешь свыкаться со штампами, а то и просто халтурить. Без настоящей актёрской школы и серьезного образования стать профессионалом трудно, если вообще возможно». А именно таким актером-профессионалом и очень известным исполнителем хотел быть Губенко – человек дерзновенный, честолюбивый и творчески эгоистичный. Ну и, разумеется, с некоторой хохлацкой хитрецой – не без этого – одесского разлива. Любой другой провинциальный актёр-самоучка, не обладающий столь разнообразными приспособленческими качествами вряд ли рискнул бы штурмовать столичный ВГИК, не имея ни малейших к тому предпосылок. Да ещё и зная о сумасшедшем конкурсе в уникальный вуз. Губенко, однако, рискнул. «За год учебы во ВГИКе, – вспоминал, – и только на съемках одного фильма "Застава Ильича" Марлена Хуциева, я узнал об окружающем меня мире в десять, во сто крат больше, чем за все годы работы в одесском театре. Сама обстановка ВГИКа тянула меня ввысь».
«Застава Ильича» – выдающаяся советская лирическая киноповесть о поколении, вступающем в самостоятельную жизнь на переломном этапе развития страны после исторического XX съезда партии. Полагаю, что Хуциев далеко не случайно пригласил на роль Фокина именно Губенко. Он удивительно соответствовал типическому образу простого русского паренька.
Редко так случается, чтобы самая первая роль, сыгранная актёром в ранней молодости, стала бы камертоном для всей его последующей творческой жизни. «Застава Ильича» для Губенко оказалась именно таким камертоном.
В той картине он прошёл очень хорошую профессиональную школу. Плюс ко всему сразу приобщился к столичному художественному миру.
Придя в Московский театр драмы и комедии на Таганке, Юрий Любимов вместе с Николаем Дупаком начали активно подыскивать для труппы новых актёров. В это время курс Герасимова ставил дипломный спектакль по Бертольду Брехту «Карьера Артуро Уи», где Губенко играл Гитлера. Не зная немецкого языка, свободно выдавал на нём целые монологи. Спектакль тот гремел по всей Москве. Его однажды и увидел Любимов. И пригласил Николая в свой театр. Тот согласился, не раздумывая.
Губенко быстро, я бы даже сказал стремительно, становится лидером «Таганки», и остаётся им даже, когда в коллектив приходит Владимир Высоцкий, с которым они играют одни и те же роли по очереди. И всегда ладили. Чего никак не могу сказать об отношениях Губенко с Любимовым. Здесь всё было очень непросто.
Несколько раз Губенко подавал заявления об уходе. Но когда для театра наступали трудные времена, Николай забывал свои обиды и поддерживал шефа всячески. Как секретарь комитета ВЛКСМ он четырежды получал от райкома комсомола выговоры. Именно за «солидарность» с Любимовым.
Да, Губенко, в отличие от подавляющего большинства коллег по театру, никогда не чурался общественной работы. Более того, всегда находил в ней созидательный для себя момент. И когда многие годы спустя судьба так распорядится, что его назначат министром культуры Советского Союза, многие сильно удивятся. А зря. Губенко с детдома привык «пахать на благо общества». Причём, что более всего ценно – пахать не в ущерб основному своему труду. Лидерство в творчестве он не упускал ни при каких обстоятельствах. Работал на сцене ли, в кино ли всегда темпераментно, самоотверженно, истово. Об этой уникальной способности очень точно сказала Алла Демидова: «Для меня Губенко-актер был всегда как бы другим полюсом. Я тот полюс даже не пыталась для себя открывать. Он всегда был и остаётся для меня и непонятным, и притягивающим, и раздражающим, и в чем-то недостигаемым».
Соперничали ли между собой Губенко и Высоцкий? Однозначно да. При всей оригинальности дарований каждого, в их сценическом амплуа и творческих потенциалах наблюдалось и много общего. Оба – трудоголики, оба мужественные и обострённо эмоциональные, оба самолюбивые. У обоих – внутренние стальные стержни. Высоцкий первым получил заглавную роль в спектакле «Жизнь Галилея» и справился с ней замечательно. Однако за ним прочно закрепилось звание «непредсказуемого прогульщика». И Любимов решил себя, а заодно и текущий репертуар, подстраховать. В дневнике «Нестора «Таганки» В. Золотухина находим: «Март 1968 года. Губенко готовит Галилея. Это будет удар окончательный для Володьки. Губенко не позволит себе играть плохо. Это настоящий боец, профессионал в лучшем смысле, кроме того, что удивительно талантлив».
Когда тому же Золотухину Любимов впоследствии предложит репетировать в очередь с Высоцким Гамлета, Владимир Семёнович воспротивится категорически и предупредит Валерия Сергеевича: смотри, мол, прокляну, ежели согласишься.
Губенко Любимов не высказывал никогда никаких претензий. Просто на Николая нельзя было «наехать»: даже, когда ему было двадцать с небольшим, все, включая главного режиссера, обращались к нему исключительно – «Николай Николаевич».
У этого актёра всегда наблюдалось обострённое чувство собственного достоинства. Во многом поэтому Губенко конфликтует с художественным руководителем и в 1968 году покидает Театр на Таганке, целиком переключаясь на кинематограф.
Он снимается в следующих фильмах: «Дворянское гнездо» – Ситников; «Золотые ворота» – солдат Иван; «Директор» – Алексей Зворыкин; «Пришёл солдат с фронта» – Николай Максимович Егоров; «Если хочешь быть счастливым» – Андрей Родионов; «Они сражались за Родину» – лейтенант Голощёков; «Прошу слова» – Сергей Уваров; «Подранки» – Григорий Альбертович, физрук. В качестве режиссёра он снимает: «Настасью и Фомку», «Пришёл солдат с фронта», «Если хочешь быть счастливым», «Подранки», «Из жизни отдыхающих», «И жизнь, и слёзы, и любовь», «Запретная зона». К пяти последним фильма Николай Николаевич пишет сценарии. А ещё Губенко озвучивает Ю. Будрайтиса в «Подранках», М. Волонтира в «Зоне особого внимания», Р. Адомайтиса «Из жизни отдыхающих». В картине «Цыган» исполняет вокал. В документальной картине «В.И.Ленин. Страницы жизни» озвучивает Ильича. В ленте «Исаев» он – автор, а в «Кин-дза-дза» – Владимир Николаевич Чижов...
Отечественный кинематограф, по моему твёрдому убеждению, не мыслим без, по крайней мере, пяти режиссёрских и десяти актёрских работ Губенко. Уже не говорю о том, что он продолжил вослед Г. Александрову, С. Герасимову, И. Пырьеву, С. Бондарчуку, Г. Панфилову добрую традицию созидательной работы в супружеском тандеме. К этому утверждению можно относиться по-разному. Нельзя лишь отрицать того бесспорного факта, что такая замечательная актриса отечественного кино, как Жанна Болотова, во всю широту и глубину замечательного таланта проявилась именно в картинах своего мужа.
Киномир Николая Губенко – тема не просто обширная. Она, под стать его личности – огромная. Оставляя её целиком для маститых кинокритиков, я позволю себе остановиться только на одном его фильме «И жизнь, и слёзы, и любовь…». Потому как здесь присутствует личный мотив: этот фильм мне по-особому дорог. Фабульной кульминацией картины, если читатель вспомнит, стал эпизод замечательного празднования 80-летнего юбилея одной из главных героинь Сербиной (Елена Фадеева), проводимого по инициативе Варвары Дмитриевны (Жанна Болотова). Главврач понимает, что необходимо периодически разрывать тесный круг монотонного существования старых людей. Временами это даже важнее и ценнее любых лекарств. И потому в самый разгар торжеств в Доме ветеранов появляется народный артист СССР, великий оперный певец, «божественный тенор» Иван Семёнович Козловский. Он играет камео – самого себя – такая чисто документальная врезка в игровой фильм. Во всех отношениях – неожиданная, художественно впечатляющая, ситуационно оправданная. А я имел честь находиться в очень добрых, просто-таки замечательных отношениях с великим певцом-земляком. Будучи в то время сотрудником главной военной газеты «Красная звезда», я отправился к Ивану Семёновичу за интервью. На легкий разговор, разумеется, как всегда, не рассчитывал, но сказать доброе слово о работе любимого Николая Губенко намеревался. Каково же было моё даже не удивление, а изумление, когда Козловский разнёс работу режиссёра и его самого в пух и прах! Причём заставил меня записать его филиппики под диктовку: слово в слово!
Оказалось, что на съемочной площадке Ивана Семёновича попросили сыграть экспромтом. Он и вошёл в роль. «Завёл» публику, что любил и умел делать. Выстроил старичков в цепочку, словно для танца «Летка-енка» и пошёл с ними хороводить по всем помещениям. Однако большая половина его действий, как оказалось впоследствии, снималась... пустой камерой. Конечно, мэтр на Губенко сильно обиделся и решил «врезать» ему печатно. Но тут, как всегда, вмешалась его добровольная помощница добрейшая Нина Феодосиевна Слезина: «Иван Семёнович, – сказала, – так не годится. Режиссёр в своём фильме волен делать всё, что считает нужным. Вы же сами не раз об этом говорили и писали. Так что не стоит вам корить Губенко, а свою обиду по-христиански простите. Тем более, что фильм-то получился хороший!»
Козловский вспылил, послал нас всех по матушке, и ушёл к себе на второй этаж. На следующий день я принёс ему отпечатанное интервью на подпись. Он прочитал его очень внимательно, кое-что подправил, чего раньше никогда не делал, а большущий абзац со своими упрёками Губенко вычеркнул полностью. Показываю рукопись Слезиной: «А я вам что всегда твердила: он мудрее всех нас мудрствующих». Разумеется, я свято выполнил волю певца. Вернёмся, однако, к творческой судьбе Николая Губенко.
В 1980 году умирает Владимир Высоцкий. Любимов, наступая на горло собственной гордости, просит Губенко вернуться в театр. Мол, будем репетироваться поэтическое представление «Владимир Высоцкий», а без вас, Николай Николаевич, вы же понимаете, это вряд ли возможно.
По правде говоря, Юрий Петрович в данном случае вполне мог бы обойтись и без строптивого «Николая-гангстера» – так он называл Губенко за глаза. Но всё дело в том, что хитрован Любимов отлично знал: разработанная им постановка «поэтического представления о гонимом артисте и барде» в репертуар точно не попадёт. Так оно в результате и случилось. 12 мая 1981 года в Театре на Таганке состоялась премьера «Владимир Высоцкий». Прошла она с шумным успехом. А потом спектакль, естественно, закрыли. Не помогло и личное вмешательство секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова, ведавшего тогда идеологией.
Премьера возобновленного «Владимира Высоцкого» будет сыграна лишь весною 1988 года, когда на время главным режиссером Театра на Таганке станет Н. Губенко. Он сам примет в спектакле участие. Сыграет свою роль с молодым задором, неподдельной страстью и с таким напором, что Москва вздрогнет.
Давно она не видела сценической работы подобного накала. Вот и за эту уникальную способность возбуждать зрителя собственной энергетикой Любимов позвал Губенко. Желая сохранить свои традиции, труппа хотела, чтобы театр возглавил Н. Губенко. На партийном Олимпе такую позицию коллектива восприняли, как вызов, и в 1984 году назначили главным режиссёром Театра на Таганке Анатолия Васильевича Эфроса. Но это отдельная история. По свидетельству Аллы Демидовой, почти все резко осуждали приход Эфроса в Театр на Таганке. Безусловно, что психологическое и эмоциональное напряжение, которое испытывал режиссёр в связи с разраставшимся конфликтом, послужило косвенной причиной инфаркта, повлекшего его смерть 13 января 1987 года. Тогда труппа единогласно изберёт главным режиссёром Театра на Таганке Николая Губенко.
С Николаем Николаевичем мы много раз встречались на различных мероприятиях. Вот выдержка уже из моего дневника: «05.05.14, понедельник. Николай Губенко пригласил меня и Витю Баранца на премьеру своего публицистического спектакля "Концерт перед концом света"».
«Но дружок срочно отправился в Питер, как доверенное лицо Президента. Потопал я один. Моё место оказалось рядом с Сашей Кондрашовым из «Литературной газеты» и Виталием Третьяковым, который сейчас возглавляет факультет телевидения в МГУ. Конечно, мы славно помыли косточки Губенко. Тем не менее, были единодушны: каждый из нас напишет хорошо о "Концерте перед концом света". Вещь того достойна. Лично я обязательно приведу слова Николая. Мне сдаётся, что они весьма остры и актуальны нынче: "Мы берем информацию из интернета, вытаскиваем все данные о тех или иных персонажах, и сопоставляем с оценками разных времен. Память – непременное условие цивилизационного развития, процветания той или иной нации, и если она предается забвению, то нация ветшает и в конечном итоге уничтожается"».
После спектакля я зашёл за кулисы. Подарил Губенко итоговую книгу своей жизни «Встречная полоса. Эпоха. Люди. Суждения».
– Ого, как Библия, – сказал насмешливо Губенко. – Точнее будет, как том «Большой советской энциклопедии», – подправил я. Мы ещё перекинулись каким-то незначащими фразами, и я ретировался. Не время было точить лясы. Ожидавший меня Саша Кондрашов спросил: «Жанна была?» – «Нет, я её не видел» – «Наверное, с актёрами. Вот же повезло мужику с бабой…». Саша прав. О таких справедливо говорят: идеальная супружеская пара».
*
– Жанна Андреевна, вы более полувека прожили вместе с Николаем Николаевичем. Бывает, что вы ругаетесь?
– Нет. Мы можем спорить по каким-то проблемам. И, как правило, находим понимание. Утром я всегда провожаю Колю на работу. Потом весь день я на улице. Ухаживаю за цветами, за кустами. Дома тоже нужно всё держать в порядке. Надо накормить мужчину, когда он придёт. Вспоминаю своё детство – я так любила, когда мама не работала. Дома тогда было уютно, всё приготовлено. Вот и я думаю: в конце концов, когда-то нужно выполнить свой долг перед моим мужчиной. Нужно, чтобы ему хотелось идти домой. И, конечно, я не могу без книг. Так повелось с детства. В 5 лет бабушка дала мне «Евгения Онегина» Пушкина. В 4 года я выучила «Сквозь волнистые туманы пробивается луна» и «Буря мглою небо кроет». Так как я выросла в Сибири и постоянно видела эти туманы и бури, поняла, что это язык моей души. До сих пор читаю запоем. Если взяла книгу, должна её одолеть. Если в один вечер не получается, тогда в два.
В кино больше не играю. Я изменилась. Подтяжки делать не хочу. Тех героинь, которых можно играть с моей нынешней внешностью, мне воплощать на экране неинтересно. Если бы дали роль, которая безумно понравилась, если бы это был надёжный режиссёр, тогда, может быть, я согласилась сниматься. Но то, что снимают сейчас, я даже смотреть не могу. У нас с Колей – другая школа, другие нравственные, этические и эстетические принципы.
– Николай Николаевич, вы с Жанной Андреевной более полувека вместе. Это вам так повезло в жизни?
– Повезло не то слово. Жанна мне – дар Всевышнего. Удивительно совпала моя потребность в таком человеке, как Жанна.
Она умна, хороший аналитик, много читает – значительно больше, чем я. Искренняя. Уравновешенна. Редко взрывается. Но если уж разозлится, так уж по-сибирски – у неё крестьянские корни.
Я очень люблю готовить. Научила меня всему Жанна. Кое-что делаю даже лучше неё. Например, баранье рагу или грибной суп. Жена печёт потрясающие пироги – яблочный, рыбный, лимонник. А я песочное тесто никак не одолею. В кабинете убираю сам, каждый день приходится выбрасывать множество бумаг. Изредка по участку могу жене помочь. Но в основном всё хозяйство на Жанне, к сожалению. Я всегда на работе.
Жанна полностью разделяет мои взгляды, воспринимает близко к сердцу всё, что происходит с друзьями и со страной. То, что мы вместе с ней пережили, было несчастное время. В какой-то момент мы ощущали: Родина словно ушла. Иногда казалось, будто ты в эмиграции. Раньше русская культура утверждала, что «человек человеку брат», а сейчас всё больше художников внушают нам, что «человек человеку волк». Таков сегодня заказ денежного мешка. Талант, служащий злу, – страшная сила. А в массовом сознании нашего народа царит хаос. Многие поверили, что не в правде Бог, а в силе, и пошли на конфликт со своей совестью. Это национальная трагедия.
Похоже, власть не отдаёт себе отчёта в том, что вопросы морали, социального благоразумия, совести, этики – производные от культуры. Знаете, о чём я думаю? Опыт последних десятилетий заставляет сделать тяжёлый вывод: разрушение русской культуры стало системным.
Оно не сводится к частным утратам и повреждениям. Смысл его – развал мировоззренческой основы русского народа. Наша культура – объект войны. Вот и получается, что в юбилей А.С. Пушкина один студент на вопрос: "Что для вас значит Пушкин?" – ответил: "Он сегодня неактуален. На нём не заработаешь". Я уж не говорю о постыдном "праздновании" юбилея Н.В. Гоголя, когда в усадьбе, где жил и умер великий писатель, чиновники устроили жалкую подделку вместо музея гения, который должен был быть уже давно открыт. Кино загажено фильмами наподобие "Сволочей". В опере хозяйничают "Дети Розенталя" из книг ерофеевых и сорокиных.
Я вырос в стране, гордившейся нравственными ориентирами отечественного кино. Трудолюбием, знанием, подвижничеством, душевной красотой, товариществом, братством, интернационализмом. Советский кинематограф благодаря этим ориентирам был одним из лучших в мире. Но, когда смотришь такие современные фильмы, как "Кавказский пленник", "Брат", "Такая вот деревня", "Звезда"… – думается, что не всё ещё потеряно.
За минувшие годы мне предлагали сыграть Чухрай, Смирнов, Рязанов, Малюков, Кончаловский, Михалков. Роли – тоже дай бог каждому: Жуков, Сталин, король Лир. И деньги сулили большие. Я отказывал по двум причинам: или не хотел стыдиться того, что сыграю, – сценарная трактовка персонажа меня не устраивала. Или не хотел умереть, потому что предложенная роль требовала огромных, страшных усилий. Как, скажем, король Лир, которого мне предлагал сыграть Андрон Кончаловский. Как у режиссёра у меня есть замыслы, связанные с кино. Мечтаю пожить подольше и тогда, может быть, ещё что-то сниму стоящее...
Михаил Захарчук
