Размытые смыслы
От нечего делать, травмированный скукой хмурого неба, навевающего грусть и философские размышлизмы, пересматриваю старые советские фильмы. И не общепризнанную классику, а произведения второго эшелона. В основном семидесятых–восьмидесятых годов. Самых разных жанров – биографические, которые о судьбах наших знаменитых соотечественников, производственные драмы о жизни совхозов и заводов, исторические масштабные полотна. Снимали тогда много. В Интернете на сайте о советском кино числится что-то около пяти тысяч только художественных картин, так что хватит на много лет вперёд.
Впечатления от просмотров неоднозначные и странные. Конечно, уровень актёрских работ, режиссуры, сценариев чрезвычайно высок. В очередной раз наглядно убеждаешься, что на самом деле была у нас и большая индустрия кино, и великое искусство, и уникальная советская драматическая школа. Сравнение с нынешними поделками примерно как у произведений Репина с картинками выпускников художественной студии детского сада. Хотя, надо отметить, что, вырвавшись из змеиных тисков голливудовских стандартов, и нынешним творцам иногда удаётся выдать неплохие работы, но это вопреки, а не благодаря, как любят говорить либералы. То, что сейчас снимается хорошего – это как раз остатки той старой советской школы. Прямо как по анекдоту. Беседуют два ученых.
- Вы знаете, на территории России находят остатки развитой технологической суперцивилизации.
- Это вы про СССР?
В советских произведениях неизменно присутствует чётко выраженная гуманистическая направленность, по которой так соскучились все адекватные люди. Это когда человек человеку вовсе не волк, а товарищ, брат и соратник. Когда для солидарного труда, объединённого высокой идеей, нет никаких преград. И когда доброта, сочувствие и бескорыстность – вовсе не пустые слова.
Это вам не общепринятый сейчас социал-дарвинизм, когда выживает сильнейший, наглейший и жаднейший.
Самая жуть в старых фильмах – это цветная плёнка. Она создаёт ощущение, что герои живут и действуют в аквариуме. Всё вокруг расплывчато и зелено. Хотя, может быть, и придаёт происходящему некий шарм трансцедентальной неопределённости и артхауза. Эта плёнка погубила многие шедевры режиссуры и актёрской игры.
Вон, угнетаемый, гонимый, можно сказать, чудом избежавший подвалов Лубянки (если верить либералам) Тарковский снимал свои фильмы только а «Кодаке», который подлые коммунисты закупали для него за валюту, наверное, чтобы циничнее его унизить. Были режиссёры первой линии, для которых не жалели валюту на плёнку.
Правда, говорят изначально пленка и неплохая была, но копировали её на какой-то неликвид. Почему страна, вышедшая в космос, создавшая ядерные станции и достигшая огромных успехов в химической индустрии не могла нахимичить в достаточном объёме плёнку – никому непонятно. Ну да ладно – дела прошлые.
Вон, сейчас у Феди Бондарчука и мэтра Михалкова с плёнкой все нормально, но оно им не шибко помогает.
Бросаются в глаза ряд моментов, которые мы, люди того времени, живя в общем временном потоке, тогда не замечали. Но часто так оказывается, что с вершины лет видишь то, что тогда было не видно замыленным взором.
Сегодня явственно ощущаешь, как в фильмах семидесятых-восьмидесятых все больше с каждым годом звучат депрессивные и тоскливые нотки. Все герои печалятся за судьбы мира, все в нытье и грусти. И идеологически это было бы обоснованно, когда действие происходит при проклятом царизме, но эти нотки творцы распространяли и на благостные советские реалии.
Бледные краски, длинные депрессивные речи, тягостные и грустные отношения между людьми. Создаётся впечатление, что постепенно страна впадала в грех уныния.
В лучших традициях классической русской литературы в то время все больше внимания режиссёры уделяли маленькому человеку с его маленькими страстями. При этом ничтоже сумнящесь больших людей изображали маленькими.
В фильмах про героев – исторических или реальных, те все больше замазываются какими-то мелкими страстишками и сомнениями. Какие-то бесконечные, в стиле Чехова-Толстого-Достоевского, интеллигентские выяснения отношений друг с другом, идейки типа – тварь я дрожащая или право имею. Какие-то семейные дрязги и любовные воркованья.
Почему делалось так? Показать, что герои – это, прежде всего, простые люди, нашедшие в себе силы на подвиги? Но эффект обратный – получается, что героев принуждает стать такими не внутренняя сила, а всего лишь семейные обстоятельства и воркованья с жёнами.
В военные фильмы стали тащить этого пресловутого маленького человека. «Летят журавли» и прочие, несомненно, великие фильмы. Там красной нитью проходит - война это плохо, и мы в ней такие несчастные вынуждены воевать, стрелять и умирать молодыми, становиться героями. А главное в мире – это любовь. Война - подлая разлучница.
Важно это всё и имеет смысл, кто же спорит, но не самое важное. Что-то главное при таком подходе упускается. Что не раскрывает, а скрывает суть русского человека, который и является в большинстве именно в глубине души, в своей основе эпическим героем.
И этот герой вовсе не вынужден подниматься из глубин наружу, когда становится плохо, а сам рвётся вверх, стремясь обустроить погрязший в бедах мир, связать его цепями справедливости и гармонии – по-нашему, по-русски.
Полностью был упущен язык эпической саги, образцы которой встречались в тех же военных фильмах сороковых-пятидесятых. Хотя эта нота много где ещё звучала напоследок – и в «Освобождении», и в любимейшем моём «Щите и мече». Но явно этого недостаточно. Тренд был на приземление подвига.
Ещё одна болезненная тенденция кинематографа, начиная с семидесятых.
Идёт какое-то непроизвольное размытие идеологических и моральных понятий. Нет, формально всё в стиле монументального единомыслия и идейной сплочённости – буржуи плохие, даёшь построение коммунизма, война язвам буржуазного прошлого.
Но вот только с каждым годом звучало это как-то неувереннее. И бесконечные обсуждения героев – кто прав и не прав, а если и прав, то прав ли на самом деле, или всё же не прав. Это отголоски кухонных словесных интеллигентских баталий брежневской спокойной эпохи.
До перестроечного беснования и срывания покровов ещё далеко, но нотки идеологического диссонанса уже звучат – притом чем дальше, тем звонче.
А ещё какая-то неуверенность в фильмах тех времён то и дело проглянет, притом в таких моментах, где сомнений вроде бы вообще никаких не может быть.
Неплохой фильм «Выбор цели» - про Курчатова и создание атомной бомбы. Ну, казалось бы – вопрос однозначен. Даже для нынешних поколений, во всяком случае, большинства их представителей. Чтобы выжить России, нужна была ядерная бомба. Иначе наши бывшие добрые союзники оставили бы на нашей территории выжженную пустыню и отправили бы уцелевших нас в рабство – добывать им нефть и полезные ископаемые. И это не агитка – это непреложная истина, подтверждённая в том числе рассекреченными американскими планами нашего ядерного уничтожения.
А в фильме начала семидесятых годов наши физики, уже после взрыва Хиросимы, испив пару рюмашечек водки, начинают с Курчатовым невнятно и достаточно тупо рассуждать, что, мол, они хотят заниматься мирным атомом и мирной физикой, люди Земли их проклянут за то, что они создавали оружие страшной разрушительной силы. Мол, мы за все хорошее, а нас вынуждают бомбой заниматься. И это после уже состоявшейся ядерной атаки, когда стало понятно – мы следующие. Курчатов вместо того, чтобы дать подчинённому в лоб или посадить в карцер на хлеб и воду, начинает что-то достаточно жалко блеять – мол, мы вынуждены этим заниматься, а так мы хорошие, это они плохие. Но как-то скользко и без убеждённости.
А ещё наш великий ядерщик все время ходит как в воду опущеннный и стонет по поводу, что очень уж большие средства отнимает он у родной страны, которая восстанавливается после войны. Вот это чего такое?
Это что за прообразы академиков Сахаровых в официозном фильме, который должен звать как труба на свершения? Смотрю, а автор сценария – Даниил Гранин, некогда почитаемый мной за его романы «Искатиели» и «Иду на грозу, успешно прошедший путь от восторженного шестидесятника до завзятого гнусного антисоветчика.
Да и вообще весь фильм какой-то минорный и мутный вышел. И где были такие страшные, как заверяют шизолибералы, худсоветы? Не слишком ли много они позволяли?
Эти минорные нотки звучат во многих казалось бы героических произведениях. Везде проскальзывают у положительных героев заунывные мотивы какой-то неуверенности в выбранном нами пути – пусть не явной, только лёгкими намеками.
Вроде оно и правильно с художественной точки зрения – люди не биороботы, они должны быть неуверенными. Но возникает ощущение, что за этим гораздо большее. Что в фильмах проскальзывают даже не интеллигентские рефлексии творцов, а реальное состояние умов в стране - какой-то расслабленной усталости, овладевавшей народом и приведшей к развалу великой страны.
Радует, что в фильмах о дореволюционной тематике постепенно стали отходить от привычки все, что до семнадцатого года, мазать чернильно-чёрной краской – там гротескные тупые буржуи и чиновники, только и думали, как сосать кровь из трудового народа. Со временем тех же царских военных, чиновников и аристократов стали показывать как людей, среди которых многие обладали незаурядным умом, порядочностью, были преданы России и принесли большую пользу. И выглядят это порой так – а на фига, если все такие хорошие были, все революции и гражданские войны нужны?
В общем, ощущения исторической необходимости, истинных исторических процессов, причин и следствий – как их не было в фильмах двадцатых годов, так не было и в семидесятых. Никто не желал серьёзного разговора о том, откуда мы и куда идём. Идеология застыла, значит, и культурного осмысления исторического процесса тоже не было.
Ещё одна причина падения Державы – нежелание разобраться в причинах и следствиях и выстраивать новые теории социализма, государства в целом и экономических отношений.
Незыблемости идеологических постулатов все эти тренды не затрагивали. Просто так, намёками, оговорками слегка подмывали фундамент. В это же время в реальности сами люди-винтики системы стали постепенно развинчиваться…
Аморалка
Ознакомление с культурным наследием тех времён наглядно показывает, как с каждым годом размывались и казавшиеся незыблемыми моральные понятия.
Есть такое драматургическое правило – в каждой истории должен быть злодей, подлец и вообще бестия, в конфликте с которыми раскрывается во всей красе благородный главный герой.
В те же сороковые-пятидесятые годы кинозлодеи были на загляденье – у них даже рожи паскудные, просящие кирпича, а фигуры нескладные и неуклюжие. Нормальному советскому человеку хотелось таких убить сразу.
Постепенно злодеи и негодяи стали приобретать все более цивильный вид. А с семидесятых они начали выписываться все с более поразительной точностью, сочувствием и любовью. Даже на оголтелых нацистов в «Семнадцати мгновениях весны» хочется равняться – настолько они умные, проницательные и интеллигентные, да ещё в такой красивой эсесовской форме.
Карьеристы, хапуги, жулье всех мастей становились все более обаятельными и говорливыми. Озвучивали свои позиции красочно, подробно расписывая мотивы своего антиобщественного поведения и призывая всех вести себя так же.
В результате тот же ворюга и приспособленец Гасилов в фильме «И это всё о нём» кажется достаточно цельным и имеющим свою правду, а его антипод – розовым идеалистом, хотя задумано было изначально наоборот. Но уже накапливались дефекты не только изображения, но и восприятия.
И эти самые подлючие мотивы звучали все более убедительно, вызывая сочувствие и крамольную мысль – а чего, они правы, надо жить для себя, пытаться урвать побольше, сам о себе не позаботишься, никто не позаботится.
Постепенно в массовом сознании все более чёткие очертания обретало мерзопакостное рыло грядущего хозяина жизни. Во время Гражданской войны противники советской власти рассуждали о Грядущем Хаме, то есть трудящемся человеке, решившем взять бразды правления в свои руки, но поскольку он хам по происхождению – не из голубых кровей, то и правление у него будет хамское.
В культуре семидесятых-восьмидесятых наливался соком образ Грядущего Барыги, демона алчности и разрушения. Такое сжигаемое безумной страстью захапать все на свете и обладающее разрушительной силой поболее, чем термоядерная бомба, которые мы увидели в натуре. Воспарившее ничтожеству, призванное вскоре схрумкать социалистическую сверхдержаву.
Это грядущее инфернальное существо, пока ещё не столь грозное, а больше какое-то потешное, мягкое и пушистое, мелькало во многих фильмах.
Апофеоз, конечно, это «Блондинка за углом» - главный позор уважаемого мной отличного режиссёра и достойного гражданина Бортко. В этой якобы комедии, одном из последних фильмов с Андреем Мироновым, дана целая галерея будущих хозяев жизни – барыг, спекулянтов, продажных чиновников, торгашей. Они были одержимы одним – жаждой приобретательства, шмоток, услуг, и на основании того, что они владеют материальными ценностями, считали себя исключительными, эдакой кастой. Показаны там уже сцементированные отношения между ними – это и правда клан, основанный на взаимной выгоде и услугах. Это такое уродливое дитё советского дефицита, подпольной экономики и заскорузлой идеологии.
Вот только показано это не с брезгливостью и презрением, которых эта публика, несомненно, заслуживала, а с каким-то жадным придыханием и нескрываемой завистью.
Получилась реклама надвигающегося на Союз Барыги. В общем, мутный фильм, непонятно, почему на полку не положили, хотя, поговаривают, и почикали его неслабо.
Постепенно кинематограф начал запутываться и с моральными приоритетами. Нет, пропагандировалось, конечно, что врать, воровать и ругать власть – это недостойно.
Но стал проползать проклятый моральный релятивизм, который сегодня вообще завоевал всю мировую культуру и политическое поле. Это когда разница между плохим и хорошим стирается. Когда у каждого, даже мерзавца, своя правда, к которой нужно относиться с пониманием, потому что в мире всё относительно – и скорость света, и время, и мораль.
Эта вирусная информационная зараза уже тогда стала заползать к нам. И советские сценаристы-кинематографисты с готовностью принялись выстраивать под видом высокого искусства какие-то совершенно непонятные и достаточно уродливые морально-этические конструкции.
Вон, вспоминается фильм «Ночные забавы» (правда уже более поздний – 1991 года). С Евстигнеевым в главной роли, а также с другими блестящими артистами. Снято прекрасно, отыграно на тысячу процентов. А показано такое, на что и не всякий нынешний чернушный кинодеятель решится. Удивительная низость людей, когда подчинённый подкладывает начальнику свою жену ради карьеры, делая вид, что ничего особенного не происходит. А жена его окорачивает, когда он начинает что-то вякать против, начальник угрожает немилостью, после чего герой бухается перед ними на колени.
Самое главное, благодаря актёрским работам, акценты ставятся немножко по иному, и зрителю кажется, что просто жизнь такая, ну всякое бывает, надо бы понять этих людей. То есть вроде бы и осуждается формально, а вроде бы и не совсем. И вот эта нравственная размытость с каждым годом все больше.
И люди на экранах становились всё мельче, неприятнее. Апофеозом считаю «Иронию судьбы» - нравственно и психологически анемичные, много и со вкусом пьющие, плывущие по течению неустроенные в жизни герои, время от времени вспыхивающие неадекватными страстями. Они не вызывают никакой симпатии и совершают не то, чтобы подленькие, но не слишком достойные поступки, типа выгнать мокрого человека на трескучий мороз.
Ламповый уют
Ещё один момент, который явственно проступает на расстоянии лет. Это избыточная мелодраматичность советского кинематографа, начиная с конца шестидесятых.
О ком речь не идёт – о военачальниках, учёных, рабочих – все повествования обильно смазаны соплями. Выяснение отношений, длиннейшие диалоги о любви, страсти-мордасти.
Что в этом хорошо – правильные нравственные позиции с отрицанием всякого блуда и прочего разврата. Но полито соплями все очень основательно. В результате тот же «Берег его жизни» про Миклухо Маклая превращается из мощной истории про уникальнейшего путешественника и человека-скалы в мелодраму о его отношениях с женой, детьми и другими членами семьи. Именно эти отношения лезут в глаза, именно они – главное в кино.
Понятно, что лубоффф – она для зрителя во все эпохи главное, особенно для зрительниц. Чтобы было над чем пустить слезу. Чтобы посочувствовать. Но эта мелодрама испоганила столько действительно величественных историй.
Эта тенденция, кстати, была не нова, но её как-то вовремя пресекали.
После предварительной демонстрации фильма «Суворов», Сталин, смотревший все выходящие на экраны фильмы, полагая, что кино является важнейшим искусством, выдал заключение типа:
- Суворов только и делает, что ходит по балам и ведёт светские беседы. А где же великий полководец?
Фильм послали на доработку, получилось великолепное произведение.
Да, Вождь народов ключевые моменты просекал с потрясающей прозорливостью. Вот заметил и эту тенденцию – увод от свершений и подвигов в мелодраму. И пресёк. Тогда басовой струной звучала действительность таких фильмов, как «Иван Грозный», «Александр Невский» - мощно, эпично, дрожь вызывало и гордость за страну.
Но потом времена настали новые. И с шестидесятых мелодрама стала плотно соседствовать с начинающей набирать очки пропагандой мещанства, обывательских мелких радостей. Такая симпатичная мебель, уютные разговоры с приятными людьми. А что ещё нужно простому человеку?
Только вот кино должно сниматься не про простых, а про исключительных людей, про маяков. Шло какое-то постепенно растворение импульса подвигов и свершений в уютненькой обывательщине.
Самое интересное, что и государство тогда уже переставало ставить перед людьми глобальные задачи, Ну, догоним и перегоним Америку. Ну, будем жить хорошо, чтобы тешить обывательское счастье. И хватит – не весь же век воевать и надрываться.
Как эти новые подходы отличались от прошлых.
Вот гениальная песня глубоко уважаемого и очень талантливого поэта и прозаика, ветерана войны Михаила Анчарова про вернувшегося с войны солдата:
«Потом он вычистит поля
От мусора войны:
Поля, обозами пыля,
О ней забыть должны.
Заставит солнце круглый год
Сиять на небесах,
И лёд растает от забот
На старых полюсах».
В этих словах мощь народа-победителя, постепенно конвертируемая их детьми в польские стенки, хрусталь, жигули, болонку на пороге и улучшение жилплощади при помощи подпольных маклеров.
В принципе, никакого криминала в этом нет. Мир принадлежит в массе своей обывателям и состоит из обывателя. Просто время от времени обывателя нужно вытаскивать из его болота и толкать к свершениям, напоминая, что любой человек носит в себе зачатки Бога. А в те годы, с шестидесятых, об этом стали потихоньку забывать.
Эта ламповая уютность и приземлённость в культуре сама по себе не так плоха. Но только когда не идёт в противовес мечущемуся вечному духу человека ищущего, который и является главным героем искусства.
Катастройка и последствия
Модными в семидесятые-восьмидесятые стали всяческие фильмы про Запад. Они немного утратили обличительный пафос более ранних памфлетов, изображавших капиталистов похожими на злобных орков-людоедов из «Властелина колец». Однако твёрдо стояли на позиции загнивания всего тамошнего и процветания всего тутошнего.
«Гибель тридцать первого отдела», «Мираж» и прочие фильмы, сейчас даже не припомню. Сделаны были достаточно беспомощно – как правило их снимали в Прибалтике, западного антуража не было и в помине. Похоже на американскую клюкву про нас, только обратную.
Бичевали они мировой империализм довольно бойко. Продвинутой интеллигенцией считались грязными агитками – ведь на Западе все хорошо, евреи с Брайтона в написанном мелким почерком невидимыми чернилами письме, переданном тайно через границу, не дадут соврать.
А сегодня, глядя на эти фильмы, понимаешь, что там не только была изображена вся правда, но и нынешнее Мироустройство заслуживает гораздо более чёткого, злого и резкого изображения.
Запад оказался куда хуже, подлее и жёстче, чем в самых смелых фантазиях советских пропагандистов.
И вот, казалось бы – чего стоило объяснить это не суконным пропагандистским языком, а по-человечески, чтобы люди поняли. Но не могли уже. Не было тогда у лидеров страны уже ни гибкости, ни способности достучаться до души сограждан. Языки реальности и идеологии все больше расходились, как в море две селёдки. Поэтому и пропаганда доверия не вызывала. А зря, как оказалось позже…
Кстати, примерно в то же время появляются фильмы, в какой-то мере идеализирующие ту действительность. Вспомнить, какой привлекательный образ Англии создан в нашем «Шерлок Холмсе» - эта страна даже близко не была никогда такой обустроенной и приятной.
Выходят и экранизации всяких западных классиков, тоже больше приукрашивающих, чем обличающих наших противников. Эх, лиха беда начало. Со временем этой тенденции надлежит добраться до высот унизительного пресмыкания перед Западом. Но это будет позже, через несколько лет, с победой «нового мышления»…
Встречаются совершенно неожиданные фильмы социалистических времён, которые иначе чем пророческими не назвать.
«Активная зона» с Олегом Ефремовым в главной роли. Такой крепко сбитый производственный романчик с парткомами, планами по валу, плохими и хорошими руководителями. И производственными конфликтами, кстати, вызывающими куда больший интерес, чем нынешние бесконечные криминальные истории а-ля Маринина.
Есть и веяния новых времён – показано как-то спокойно и с пониманием страсть к шмотками и хрусталю (нынешнему поколению не понять притягательной силы хрусталя для советского человека), зацикленность на приобретательстве и выпендрёж друг перед другом на этой почве. С каким-то придыханием отношение к загранработникам, которые ездят туда и провозят кучу красивых побрякушек, покупают себе машины и прочее.
Но самое интересное – фильм вовсе не о фабрике игрушек, а о ядерной станции. И там отлично показано, как устраивают авралы, как заставляют гнать план и перевыполнять его. В результате реактор выводят в аварийный режим, так что он должен вот-вот рвануть, идя в разнос. И все это открытым текстом показано.
Самое любопытное, что фильм поставлен лет за пять до Чернобыля. По логике повествования реактор должен был рвануть, но такое тогда не снимали. Так что советские специалисты героически его заглушили и потом стали эксплуатировать под присмотром партийный товарищей уже правильно, по инструкции.
А я посмотрел, и как-то не по себе стало. Ведь в воздухе грядущая катастрофа витала, её ощущали все причастные, даже те, кто писали сценарии к фильмам. Значит, были основания. И все профукали, довели до невиданной катастрофы, которая собственно послужила одной из причин развала Союза.
Кстати, тема грядущей ядерной катастрофы на станции проходит и в фильме Бортко «Комиссия по расследованию». Снято ещё раньше. И ещё откровеннее.
Надо отметить, что в стране в последние стабильные десятилетия происходили знаменательные события. Что-то в системе начало идти наперекосяк.
Интересно, что те же семидесятые годы были, пожалуй, самыми сытыми и благополучными за всю нашу историю. Но вместе с тем и самыми непонятными.
С одной стороны наблюдался стремительный рост промышленности. С другой – дефицит, унизительные очереди, когда месяцами с номерками на руке люди ходили, чтобы получить какой-нибудь дурацкий диван, на который сегодня никто не взглянет и не приляжет.
Резкий рост уровня жизни с одновременным дефицитом и невозможностью купить элементарные вещи. Сонная сытость вместе с талонами на масло в регионах - как лично помню, в 1979 году.
И при этом то нарочитое нежелание политического руководства не то, чтобы решать насущные проблемы народа, а даже присмотреться к этим проблемам. Растущее обывательское мещанство вместе с комсомольскими стройками, БАМом, помощью всему миру и Афганом, где мы проявляли чудеса героизма.
Какое-то расслаивание действительности шло, размежевание. Было понятно, что идёт системный сбой, но утрясать его никто не собирался, а с приходом горбатого чёрта вообще пошло все вразнос.
Честно говоря, я этого не понимаю…
В начале восьмидесятых в связи с трансформацией общественного сознания менялась и культура. Она приобретала какую-то непозволительную лёгкость и вместе с тем явную нервозность. Валом пошли на экран музыкальные фильмы, авантюрные истории. Всякие «Бульвары Капуцинов». Такое ощущение, что в предчувствии беды стала воцаряться психология - гуляй, рванина, однова живём, где баян, медведь и цыгане?
Именно тогда начали сдувать пыль и вытаскивать на свет божий уже сто лет как забытые лёгкие и, как правило, пошленькие водевили – все эти небесные «Ласточки» и прочую фигню.
Сделано всё, как положено, на высочайшем уровне. Но созидательного начала – ноль. Мещанские ожидания – развлечься и расслабиться, и ни о чём не думать. Пока ещё робко творцы нащупывали дорогу к разнузданной будущей вакханалии с переходом в порнуху.
Было понятно, что государство постепенно катится в пропасть. Пустые полки магазинов, националистические волнения в республиках и фривольные водевили на телеэкранах. С народом просто перестали разговаривать серьёзно. На него перестали надеяться. Власть окуклилась окончательно, решив, что быдлу за глаза хватит хлеба и зрелищ. Вот только с хлебом начинались перебои.
А потом пошло-поехало. Под присмотром Политбюро обличительным пламенем «Огонька» выжгло и политическое пространство, и культуру, и разум большинства советских людей.
Разбирать антисоветчину и русофобию, которая свалилась на нас в перестройку, просто противно.
Ничего из творчества разоблачителей, про ГУЛАГи и про «трупами завалили, потому в войне победили» вспоминать даже не собираюсь. «Маленькие Веры», «Интердевочки», «Аварии дочери ментов» (это ещё лучшие образцы на фоне килотонн мусора) - это отходы производства завода по перемалыванию советской действительности и разума, морали народа.
Такое ощущение, что у людей от всех идеологических разоблачений и развенчания былых кумиров в голове образовалась зияющая пустота, которую стремительно принялись наполнить самым вонючим дерьмом.
Все шедевры тех времён ныне никто не вспомнит, потому что они отыграли на все сто свою разрушительную подлую роль. А воодушевлённые вседозволенностью творцы, заляпавшиеся в этом, вечно будут носить звание поганцев и Иуд.
Киноискусство девяностых вообще интерес больше представляет не для искусствоведов, а для психиатров, исследующих психопатологии и социопатии.
И самое страшное, что именно это искусство абсолютно адекватно творившемуся тогда аду. Срыв всех печатей, все дозволено. Пошлость, болезненная мерзость мироощущения и мрак. Дикая агрессия насмерть перепуганных переменами людей. Когда советский человек, выкинутый в безвоздушное и бездуховное пространство, от ужаса происходящего и стремления выжить, начал выпускать из себя зверя, затачивать когти и рухнул в бездны порока. Пришествие Грядущего Барыги состоялось.
Ну а у нынешних кинодеятелей диагноз ясен – на девяносто процентов непрофессионализм, воинствующее запущенное невежество, высокомерие, американизированность творчества и желание по лёгкому срубить бабла за счёт Министерства культуры.
Конечно, можно сказать, что искусство в советские времена отражало больше какие-то комплексы вечно недовольной всем, а особенно своей страной и народом, творческой интеллигенции, которая сама и не совсем народ, точнее, вовсе не народ.
Но это не так. Всё же отражались реальные процессы, о сути которых мы будем спорить ещё долго – прежде всего, для того, чтобы не наступать на те же грабли.
Действительно, какой-то глобальный системный сбой пошёл, наверное, с шестидесятых годов в нашей советской действительности. Притом не столько в экономической, политической сферах, сколько в информационном поле, в советском эгрегоре. Первоначально заложенные смыслы стали подвергаться тотальной эрозии. Страна начала терять изначальную мощную энергию изменения основ нашего подлунного мира.
Ну а потом как демоны из глубин Преисподней попёрли на нас инфернальные персонажи типа Горбатого, Ельцина, гайдароликих и чубатопрошаренных.
А что дальше? Вроде психологически, культурно и экономически начинаем выкарабкиваться из ямы после убожества восьмидесятых и шока девяностых. Россия жива, пусть и съёжилась в размерах – и это главное. А дальше уже зависит от нас. Найдём ли мы значащие смыслы, новый язык, новый путь? Увидим. Вообще-то я оптимист…
