Русские Вести

Несбывшиеся мечты Леонида Гайдая


Никто и подумать не мог о том, что режиссёр Леонид Гайдай занимается вовсе не тем, о чём он мечтал всю жизнь, хотя снятые им комедии («Операция «Ы», «Бриллиантовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию», «12 стульев») устанавливали рекорды посещаемости и разбирались населением на цитаты. 
Песни из этих фильмов пели на каждом углу.

Актёры, работавшие с Гайдаем много лет, вспоминали, что режиссёр никогда не смеялся над шутками, зашифрованными в сценарии. Мог без улыбки на лице послушать свежий анекдот или зачитать какой-нибудь смешной пассаж сценариста, а затем обвести взглядом рыдавших от хохота членов съёмочной группы и мрачно сказать: «Смешно».

Эта мрачность вовсе не была нарочитой, как, например, у Александра Ширвиндта, известного удивительной способностью искромётно шутить с непроницаемым «джентльменским» лицом. Объяснений нелюдимости, отчуждённости мэтра эксцентрической комедии, жанр которой пришёл в наше кино вместе с ним и ушёл тоже, было множество. Но главная…

В 1989-м, когда Леонид Гайдай снимал одну из двух своих «перестроечных» комедий («Частный детектив, или Операция «Кооперация»), режиссёр угасал на глазах съёмочной группы. Умирало душой, хотя жить оставалось ещё долгих четыре года и картина была не последней.

Посреди самого удачного дубля Леонид Иович произнёс:

— Хватит!

И вышел из павильона. Актёры, ассистенты, операторы опешили. Кино получалось пусть не самым лучшим в карьере этого великого кинематографиста, но, всё равно, очень живым и забавным.

Взгляды сконцентрировались на исполнителе главной роли Дмитрии Харатьяне. Недавно он отметил 60-летие, а в 1989-м был молодым, но уже преуспевающим актёром. Харатьян растеряно пожал плечами и рискнул выйти вслед за спешно покинувшим площадку постановщиком.

— Леонид Иович, что-то не так? — догнал в коридоре киностудии пожилого режиссёра «гардемарин».

— Всё так, Дима, всё так. Просто хочется чего-то другого.

Харатьян чуть было не решил, что режиссёр, известный своей деспотичностью, по какой-то невероятной причине не решается попросить у него другого «рисунка роли». Но Гадай, которому было уже 66, вдруг сказал:

— Знаешь, о чём я мечтаю? Экранизировать «Идиота». Мне было бы очень интересно. А вот ты бы сыграл Мышкина?

Пройдут десятилетия, но Харатьян так и не поймёт для себя до конца – шутил в тот момент Леонид Гайдай или просто вспоминал в последние годы своей жизни о так и не сбывшихся мечтах?

Начинал молодой выпускник ВГИКа Леонид Гайдай именно с драмы. То была картина «Долгий путь». На просмотре фильма выпускника-дебютанта присутствовал легендарный Михаил Ильич Ромм, который лишь усмехнулся и сказал:

«Вам бы, батенька, комедии снимать!»

«Мягкий приговор». Картина «Долгий путь» Леонида Гайдая была, с колокольни, Михаила Ромма откровенной творческой неудачей, но выдавать «чёрную метку», заявляя о профнепригодности, всё же, не хотелось. Так пусть идёт снимать комедии!

Изначально Гайдай мечтал стать актёром, но на актёрское отделение вернувшегося с фронта хромого парня с палочкой не приняли:

— Не годитесь вы в артисты. Внешность у вас какая-то… неказистая!

А вот на режиссёрский факультет, всё же, приняли. Вчерашним фронтовикам старались не отказывать. Особенно инвалидам.

Леонид Гайдай ушёл на войну добровольцем, осенью 1941 года. Ему было всего 18 лет. Служил в разведке. Забрасывал гранатами огневые точки. Брал в плен «языка». Когда ему было 20, задел леску, натянутую немцами, и привёл в действие механизм противопехотной мины.

«На гражданке» ходил с палочкой. Об актёрстве с таким раскладом, действительно, вести речи не приходилось. А режиссёр. Что режиссёр? Ему подарили изящную трость. Кто и когда – поди вспомни. 
Осколок, навсегда оставшийся в ноге, порождал мучения: до последних дней его жизни нога не заживала, заставляя вчерашнего солдата рыдать, но не от смеха, а от боли.

Первым последипломным фильмом Гайдая стала картина «Жених с того света». Сценарий Леониду «подсуетил» тогдашний руководитель «Мосфильма» Иван Пырьев. К нему находившийся без работы Гайдай пришёл на приём.

— На, посмотри: неплохой материал, — как-то подозрительно быстро сунул папку со сценарием Иван Пырьев, человек настроения, вершивший судьбы нравившихся или наоборот не нравившихся ему актёров и режиссёров.

Гайдай изучил, составил режиссёрскую экспликацию, написал план.  В процессе работы молодой режиссёр, снимавший комедию, неожиданно почувствовал… кураж.

Маститые актёры отлично чувствовали и понимали его, 34-летнего дебютанта. А он, полагая, что комедия – это всего лишь одна из «высот», которую ему предстоит занять, чтобы дальше ему доверили снимать исключительно серьёзные работы, работал с азартом. Хоть и без улыбки. Но в его угрюмости чувствовалась «жизнь».

Жизнь из картины «выбивали сапогами» из картины худсоветчики. Цензоры, анализировавшие работу дебютанта, смотрели картину, то и дело требуя вырезать то один эпизод, то другой. На глазах Гайдая полнометражный фильм превращался в короткометражку Такой результат привёл к отстранению от работы на несколько лет. Если уж цензоры, весьма «лояльно» отнесшиеся к человеку, которому сам Пырьев «выписал путёвку в жизнь», вырезали полкартины, то… стоит ли доверять ему работу вообще?

Новый фильм разрешили снимать только спустя несколько лет. Назывался он «Трижды воскресший». Тема была подчёркнуто серьёзная, «идеологически правильная». Корабль «Орлёнок», на котором в годы Гражданской войны плавали бить белых, в Великую Отечественную эвакуировал раненых. И вот теперь, в самом начале «оттепельных» 60-х судно получает третью жизнь: везёт подарки к празднику строителям Комсомольской ГРЭС. Ура!

Кино было «правильным». Вырезать из него ничего не стали. А молодого режиссёра «простили». Но фильм… был практически никем не замечен. Режиссёр впал в депрессию, решив, что он неудачник, оттеняющий красавицу-жену Нину Гребешкову, с которой он заключил брак ещё в 1953 году, когда они оба учились во ВГИКе. Нина к тому моменту уже успела сняться в нескольких главных ролях и с сочувствием смотрела на мужа.

Взяв длительный отпуск, он днями напролёт читал старые журналы, в одном из которых почерпнул сюжет о трёх браконьерах. Наверное, эти реально существовавшие люди так никогда и не узнали, что их блёкло выведенные в советском фельетоне образы лягут в основу феноменальной советской комедии «Пёс Барбос и необычный кросс».

Показав журнальную заметку супруге, Леонид Иович получил её сдержанное одобрение и сел писать сценарий… немой картины.

«В берёзовой роще один браконьер бежит за другим, но не просто бежит, а задом наперёд. Преодолевая один барьер за другим, их догоняет собака».

Вот, собственно, и весь сценарий. Если вкратце.

Увидев это «чудо сценарной мысли», редакторы «Мосфильма» возмутились, заявив, что киностудия не намерена из-за Гайдая возвращаться во времена эпохи Чаплина.  

Но своё веское слово сказал Иван Пырьев.

— Да пусть снимает. Что вам – жалко что ли? А там – поглядим.

Скептически отнёсшиеся к сценарию редакторы просчитались. Оказалось, что есть по-настоящему вечные вещи. И немое кино, построенное на «гэгах» и «трюках на грани фола», — одна из таких вещей.

Успешно войдя в колею искромётного комедиографа в 1961 году с «Псом Барбосом», номинированным на «Золотую Каннскую ветвь», Леонид Иович Гайдай так из неё никогда и не вышел. Фамилия «Гайдай» очень скоро стала нарицательной. И, как говорил один из героев режиссёра – Остап Бендер — отмахнуться от этого факта просто так было категорически нельзя.

Зритель шёл на Гайдая, чтобы увидеть исполненную эксцентрики комедию. А случись ему посмотреть под «гайдаевским брендом» высоколобую интеллектуальную драму в стиле Тарковского? Произошёл бы диссонанс, риски и последствия которого просчитать никто не берётся по сей день.

«Операция «Ы» и другие Приключения Шурика» — первая полнометражная комедия Гайдая — стала картиной, на которой были сломаны не только копья, но и дирижерские палочки.

Леонид Иович был тяжёлым человеком, которому многое не нравилось. Угодить ему было сложно. И у композитора Никиты Богословского сделать это никак не получалось. В итоге он, человек, пытавшийся лично дирижировать на картине, сломал обе свои дирижёрские палочки, сказав, что больше на фильмах Леонида Гайдая не будет его ноги. Так и случилось.

Но композитор Александр Зацепин быстро понял, что для фильмов Гайдая музыка Богословского была, скажем так, «тяжеловесна». Зацепин предложил те самые эксцентричные нотки, которые полностью устроили Леонида Иовича и «доставили» не только ему, но и сотням миллионов советских и российских зрителей разных поколений.

Именно Зацепин «сочинил не сочиняемое». «Хочу такую песню, чтобы её после фильма пела вся страна!» — дал «техническое задание» Леонид Иович в преддверии съёмок «Кавказской пленницы». Так появилась легендарная «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз…».

Сам Гайдая мелодию «трущихся об ось медведей» встретил в штыки, заявив, что вся страна такую песню петь не будет. Он отписал Зацепину из Алушты, где велись съёмки «Кавказской пленницы», в Москву: «Намерен пригласить другого композитора».

Отправившийся в отдел кадров киностудии композитор (к слову, отмечающий в этом году своё 94-летие) написал заявление об уходе с картины. Музыкальный редактор переменился в лице и потащил Александра Сергеевича к Пырьеву.

Иван Александрович заявление разорвал, велев ехать в Алушту и лично разговаривать с режиссёром. В командировку поехали не только Зацепин, но и автор ещё не написанного текста «Медведей» Леонид Дербенёв. На месте они попытались объяснить ситуацию, дескать, уволиться мешает «административный ресурс» в лице Ивана Александровича Пырьева.

— Что мне Пырьев? — сказал вдруг Гайдай. Слова эти могли быть произнесены человеком либо безрассудным, либо тем, кто обладает изрядным запасом мужества. Пырьев легко мог поставить крест на любом.

Но Гайдай, прошедший через фронтовую разведку, был человеком, не боявшимся не только Пырьева, но и тех самых диких медведей, про которых пелось в песне. Вот вам пример!

В ходе съёмок «Пленницы» Гайдай и знаменитая «тройка» — Вицин, Никулин и Моргунов — решили отметиться в местном ресторанчике, где в качестве «декорационного элемента» стояла клетка с живым медведем.

В разгар застолья Гайдай взял шампур с шашлыком, вошёл в клетку и ненавязчиво предложил зверю:

— На, жри.

Если бы челюсти Вицина, Никулина и Моргунова были сделаны из металла, ресторан сотряс бы инфернальный звук от их падения на стол в зловещей тишине. Юрий Владимирович Никулин, тоже прошедший фронт, уверял всех, что поседел он именно в этот момент — в минуту, когда все были абсолютно уверены, что Гайдай будет разорван диким зверем. 

Медведь, однако, проявил реакцию абсолютно обратную. Забившись в угол клетки, он заревел, как маленький ребёнок, а довольный произведённым эффектом Гайдай поправил очки на носу:

— Не хочешь? Не надо!

И вышел.

А песню Наталья Варлей спела шикарно. Гайдай ошибся. Её поёт вся страна.

К «Пленнице» было немало претензий у цензоров, кричавших, что Леонид Иович положит партбилет на стол за создание недопустимого образа чиновника (товарища Саахова!) и циничные шутки о том, что «в соседнем ауле жених украл члена партии».

Выручил на сей раз не Пырьев, а Брежнев. Генсек нередко просил дать ему для просмотра в дачном кинотеатре на выходные свеженькую советскую комедию. Каким-то немыслимым образом очередной комедией оказалась «Кавказская пленница». Ну, а с юмором у генерального секретаря в 60-е всё было в порядке. И он лично подписал фильму «зелёный свет», вернув бобины с поднятым в вверх большим пальцем:

— Во-о-о!

Сценарий «Бриллиантовой руки» писался почти год. И ещё год рисовались раскадровки для фильма, вклеиваемые в сценарий. Окрылённый успехом режиссёр не мог начать работу, пока весь фильм не выстроился в его голове в «единое гармоничное целое».

Подорвавшись на мине в годы Великой Отечественной войны, Гайдай был своего рода «сапёром кинематографа». Ведь ему приходилось работать в самом трудном из жанров – жанре эксцентрической комедии, где провал постановщика проявляется на первых пятнадцати минутах картины.

Если не засмеялся в Кремле Леонид Ильич – это одно. Быть может, он просто спит после стопки любимого коньяка и «мальборины»? А если гробовая тишина в зале – это гарантированный провал. Это уже не смешно.

В «Бриллиантовой руке» было немало вещей, за которые цензоры могли отправить картину на полку. Взять хотя бы нимб над головой у мальчика, идущего по воде, как посуху. Помните? За ним с видом современного православного активиста шествовал герой Андрея Миронова — Козадоев.

Цензурировать этот момент не стали, заподозрив, что Леониду Ильичу – чем чёрт не шутит? – этот «религиозный момент» придётся по вкусу. И как в воду глядели. Кстати, роль мальчика, идущего по воде, сыграл 11-летний Максим Никулин — сын Юрия Владимировича. А над головой у него была проволока, увенчанная осколками битых ёлочных игрушек, создававших иллюзию нимба. Если учесть, что «заграницу» снимали в Баку, весь фильм — рукотворная и прекрасная иллюзия, созданная Гайдаем.  

«Худсоветчики» встретили картину с прохладцей, упрекнув всех актёров в чём только можно: Светличную в излишней откровенности. Миронова — в кривлянии. Никулина в том, что сыграл недостаточно остро. Но картина стала лидером проката советского кинематографа в 1969 году и вошла двадцатку самых кассовых картин за всю историю нашей киноиндустрии. В первый же год её посмотрело 77 млн человек.

Триумф картины «Бриллиантовая рука» мог дать Гайдаю карт-бланш на съёмки серьёзного фильма при поддержке Ивана Александровича Пырьева. Но Пырьева не стало в 1968-м. Гайдай хотел ставить «Бег» Михаила Булгакова. Его опередили с заявкой. С творчеством Мастера-Булгакова, всё же, удалось соприкоснуться, сняв четвёртую картину-шедевр — «Иван Васильевич меняет профессию» по пьесе «Иван Васильевич». Кстати, в пьесе события происходили в середине тридцатых. У Гайдая (в осовремененном варианте) – в дни съёмок картины.  

Перейдя на экранизацию классики, пришлось пожертвовать сценаристами. Работавшие в тандеме с Гайдаем над первыми тремя комедийными шедеврами Яков Костюковский и Морис Слободской, оказались не готовы «переписывать произведения великих авторов» — Булгакова, Зощенко, Ильфа и Петрова. А планов по экранизации классики у Леонида Иовича было «громадьё».

Кто-то скажет, что именно попытка весело ставить классику (сочетать ожидаемое от него смешное с абсолютно несмешным, эпохальным, серьёзным) сгубила Леонида Гайдая. Дескать, если природа Булгаковского юмора далась ему легко, и картина «Иван Васильевич меняет профессию» стала своего рода завершающим триумфальным аккордом, то природа Гоголевской иронии – увы.

Картине «Инкогнито из Петербурга» (по пьесе «Ревизор») была присвоена четвертая категория, означавшая прокат по заштатным провинциальным кинотеатрам. Провал повлиял на режиссёра самым катастрофическим образом. Все последующие картины 80-х прошли практически незамеченными. Ну а 90-е Леонид Иович затронул лишь «краем крыла», сняв «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди».

Юбилей Леонида Гайдая в январе мятежного 1993 года широко отмечать не стали. Про него просто забыла страна. Вспомнили про Леонида Иовича в ноябре того же года, когда великого режиссёра не стало за считанные минуты: открылось внутреннее кровотечение. И точка.

Такая история.

Андрей Карелин

Источник: rusplt.ru