22 августа 1919 г. в Харькове, который тогда занимала Добровольческая армия, родился Михаил Кульчицкий. В Чичибабин-центре вспоминали поэта-земляка — в канун 23 августа с.г., дня освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков, когда отмечался и День города, коему в этом году исполнилось 365 лет.
В феврале 1939 г. Кульчицкий написал в стихотворении «Мой город»:
«Я люблю родной мой город Харьков –
Сильный, как пожатие руки.
....
И когда повеет в даль ночную
От границы орудийный дым —
За него, и за страну родную,
Жизнь, коль надо будет, отдадим».
23-летний Михаил Кульчицкий погиб 19 января 1943 г. под селом Трембачево Луганской области, в ходе Сталинградской битвы.
У Кульчицкого наиболее часто вспоминают знаменитое, написанное за три недели до гибели и помеченное автором «26 декабря 1942 г., Хлебниково-Москва» стихотворение:
«Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: “лейтенант”
Звучит вот так: “Налейте нам!”
И, зная топографию,
Он топает по гравию.
Война — совсем не фейерверк,
А просто — трудная работа,
Когда, черна от пота, вверх
Скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте до мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чеботы весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина с ежедневными Бородино».
Гадалка предсказала его матери, что у нее родится сын, который прославится и «будет у воды». Так и случилось: он погиб почти у Волги, а имя его написано золотыми буквами на 10-м знамени в Мемориале Славы Мамаева кургана. Неизымаемо оно и из истории русской советской литературы 1930–1940-x, из того самого ряда «талантов, красавцев, поэтов», что ушли в вечность молодыми: киевлянин Павел Коган (1918—1942), симбирский крестьянин, а затем житель города Иваново Николай Майоров (1919—1942), уроженец Хингана Иосиф Уткин (1903—1944), херсонец-беспризорник-харьковец Арон Копштейн, погибший в 1940-м на финской войне, как и воронежец Николай Отрада (Турочкин).
Однокурсник Кульчицкого по Литинституту Сергей Наровчатов писал в 1960-е годы: «Наше поколение не выдвинуло великого поэта, оно само по себе — все вместе — выдающийся поэт с поразительной биографией. И у нас есть свои герои, свои мученики, свои святые».
Кульчицкий, несомненно, — один из героев и мучеников своего поколения. Исследователи напоминают, что И. Сельвинский, Н. Асеев, С. Кирсанов, П. Антокольский пророчили ему будущее эпического поэта масштаба Маяковского, да и сам Кульчицкий верил в свое предназначение и про то писал родителям в Харьков 1 декабря 1940 г.: «Пахнeт тeм, что нам удастся пройти в печать и переделать в поэзии все по-своему. Сторонников у нас все больше, как и врагов. Может быть, я стану очень большим из поэтов, потому что поэзия теперь в болоте, а я стараюсь писать как могу лучше».
Кульчицкий обладал живым языковым чутьем, любил малороссийские реченья: «О как я русских девушек прохаю говорить любимым губы в губы задыхающееся “кохаю” и понятнейшее слово — “любый”».
Харьковский филолог Михаил Красиков рассказывает, что еще школьником Кульчицкий составил картотеку 85-ти основных стихотворных размеров, беря примеры из любимого Лермонтова или же сочиняя их; упражнения ради «переводил» Жуковского на язык Маяковского и наоборот. С детства одним из его любимейших поэтов был Велимир Хлебников; мальчишку волновало, что Председатель Земного Шара бродил по харьковским улицам! В стихотворении о Хлебникове Кульчицкий воспроизвел известную легенду о том, как поэт сжег свои стихи, чтоб ребенок мог согреться этим теплом...
Огромный гроссбух, в котором были десятки тысяч строк, написанных Кульчицким в 1940–1942 гг., канул в огне войны.
«Мы не знаем, каких высот достиг бы Кульчицкий в поэзии. Но он был “творянином” (любимое хлебниковское словцо), успевшим сотворить самое главное — себя. Сотворить столь талантливо, что нельзя не ощутить реального тепла, прикасаясь к его поэзии, его судьбе» (М. Красиков).
Бабушка поэта по отцу, Евгения Федоровна Цвейгер, была певицей и актрисой. Играла в харьковском театре Сарматова, а после революции — в Народном театре (Театр Дома рабочих металлистов). Состояла в родстве с поэтом Фетом. «Бабушка посещала его в Орловской губернии, — поделилась в своих воспоминаниях сестра поэта Ольга Валентиновна, — но дружбы у них как-то не получилось… Окончила Одесскую консерваторию по классу вокала, полюбила Михаила Васильевича, деда моего, за которого и вышла замуж. Дед был казацкого рода, хотя корни тянутся из Польши. А прадед наш — храбрый казак Василий воевал с турками и принимал участие в освоении Кавказа. Из военных походов он привез себе жену — грузинскую княжну. Жили они с тремя сыновьями в Киеве. Один из них, Михаил, и был нашим дедом».
Сам же поэт в стихотворении «Дословная родословная» писал:
«Мое родословное древо другое —
Я темнейший грузинский князь
…..
Я немного скрывал это
Все года,
Что я актрисою-бабушкой немец.
Но я не тогда,
А теперь и всегда
Считаю себя лишь по внуку:
Шарземец».
К словам Ольги и Михаила Кульчицких можно добавить лишь то, — пишет харьковский публицист Дмитрий Губин, — что они происходили из дворян Херсонской губернии. А также главное — рассказ о судьбе их любимого отца, Валентина Михайловича (1880–1942), героя Русско-японской войны и Первой мировой.
3 июня 1900 года Валентин Кульчицкий вступил в армию «рядовым на правах вольноопределяющегося 2-го разряда». За одну из разведок во время Русско-японской войны в ноябре 1905 года он получил первую боевую награду — Георгиевский крест 4-й степени. К концу службы был кавалером полных четырех Георгиев — орденов, которыми награждали за исключительную личную храбрость.
Затем был произведен в офицеры и дослужился до ротмистра. В Первую мировую войну Кульчицкому довелось служить под командованием генерала Брусилова. На фронте Валентин Михайлович начал вести дневник, страницы которого вошли в изданные им позже рассказы о войне. Кульчицкий — также автор двух поэтических сборников. «Отклики души в минуты вдохновения» изданы в 1906-м в Твери, а «Росинки поэзии» — в 1912-м в Харькове. В 1917 г. Валентин Михайлович женился на Дарье Яструбинской, сироте, переехавшей из Славянска.
Поэт Борис Слуцкий (тоже уроженец Славянска), близкий друг Михаила Кульчицкого, вспоминал: «Давным-давно в Харькове на Грековской улице в темноватой, уставленной старинной мебелью квартире Кульчицких Миша показывал мне несколько тоненьких книжиц отца. Среди них были стихи — они, кстати говоря, описаны в известном библиографическом томе Тарасенкова (Русские поэты ХХ века: 1900-1955). Было и несколько брошюр об армии, о морали военного человека, офицера, гвардейца. Мы с удивлением вычитали из брошюр полемику с Короленко: В.М. Кульчицкий отстаивал необходимость в офицерской среде дуэлей. В. Г. Короленко зло и убедительно его оспаривал».
Но главной книгой В.М. Кульчицкого, как считала Ольга Валентиновна, стали «Советы молодому офицеру», в которой в виде афоризмов были изложены «даже сейчас, а может быть, именно сейчас не устаревшие истины и правила поведения на службе и в быту».
Выдержав несколько переизданий, книга стала основой принятого в армии кодекса чести офицера. Ее цитировала газета «Красная Звезда» в конце 1943 г.
После революции отец будущего поэта Кульчицкого получил юридическое образование и работал юрисконсультом.
Сегодня о поэте в Харькове напоминают мемориальная доска на доме, где он жил (ул. Грековская, 9/ пер. Ващенковский, 2), а также имя на мемориальных досках, посвященных погибшим в войну в местном отделении Союза писателей и в 30-й школе, где Кульчицкий заканчивал старшие классы десятилетки.
Мемориальная доска на доме, где вырос поэт, была установлена в 1989 г. В церемонии открытия доски принял участие поэт Е. Евтушенко. Памятную доску на Грековской охотники за цветными металлами похищали трижды (как и в канун столетия поэта), однако всякий раз она восстанавливается.
Литературовед Лев Аннинский пишет, что в 1933 г. отец М. Кульчицкого был арестован «за сокрытие дворянского происхождения, каковое (сокрытие) объяснил следователям так: революция отменила сословия, и он просто не придал значения странным пунктам анкеты. При всей внешней верноподданности такой довод отдавал тонкой издевкой, и арестанта отправили на Беломорканал, а затем в ссылку, куда к нему на свидание допустили со временем и сына. Сын вывез из поездки поэтически изваянный карельский пейзаж, стихотворение появилось в журнале “Пионер”, и это стало первой публикацией Михаила Кульчицкого».
Освободили Валентина Михайловича в 1936 г. «за отсутствием состава преступления», но проживать в больших городах ему не разрешалось. Он снял комнату в Белгороде, в 80-ти км. Однако в 1937 г. вернулся в Харьков и снова работал юрисконсультом, до самой войны. По свидетельству Петра Горелика, друга поэта, «арест отца помешал Михаилу поступить после школы в военное училище».
Вскоре после открытия харьковского Дворца пионеров, первого в СССР, Михаил стал посещать литературный кружок, руководимый Григорием Гельфандбейном, который спустя многие десятилетия будет рассказывать нам, молодым харьковским поэтам 1980-х, как общался в Харькове еще с Хлебниковым и Петниковым. В знаменитом Дворце пионеров Кульчицкий близко сошелся со Слуцким.
Поработав после окончания школы чертежником на тракторном заводе, Кульчицкий поступил в Харьковский государственный университет, а затем перевелся в Литинститут им. Горького в Москву, где они вместе со Слуцким учились в семинаре Сельвинского.
Эти «мальчики Державы», как очень точно назвал свой литературоведческий цикл о поэтах Л. Аннинский, были, безусловно, людьми пламенно советскими.
«И пусть тогда на язык людей
Всепонятный —как слава, всепонятый снова,
Попадет мое русское до костей,
Мое советское до корней,
Мое украинское тихое слово…»
Или вот:
«Как в девятнадцатом —от Украины — к Сибири
Проползли, пробежали,пропАдали вы —
От Польши к Японии нам родину ширить…»
Показательна и такая реплика:
«Мы запретим декретом Совнаркома
Кропать о Родине продажные стишки».
В 1941 г. Михаил ушел на фронт рядовым в один из истребительных батальонов. Он все же стал офицером — закончив по ускоренной программе Московское пулеметно-минометное училище. В звании младшего лейтенанта 26 декабря 1942 г. был направлен на Сталинградский фронт. Да-да, в тот самый день и написано выше приведенное знаменитое стихотворение «Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник…»
Семья в это время находилась в оккупированном Харькове. 25 августа 1942 г. Валентин Михайлович попал в немецкую облаву, а затем в тюрьму, где подвергался истязаниям и заболел тифом. Скончался — 10 декабря. О чем сын-поэт так и не узнал.
«С такими лицами в наше время погибают», — вспоминал о Кульчицком поэт-фронтовик Давид Самойлов (Кауфман), автор статьи «Кульчицкий и пятеро».
(Почему пятеро, критик находит ответ у Николая Глазкова: «А рядом мир литинститутский, где люди прыгали из окон, и где котировались Слуцкий, Кульчицкий, Кауфман и Коган».)
Долго ходили слухи, что Кульчицкий все ж не погиб. Его друг Слуцкий, служивший в военной прокуратуре, даже наводил справки в СМЕРШЕ. Потом он напишет: «И я, как собака, вою Над бедной твоей головою…»
«Сам Кульчицкий настроен иначе, — пишет Л. Аннинский. — Ему весело! Поднявшись дежурить на крышу во время немецкого налета, он выбрасывает в ящик с песком зажигалки и — пляшет! “Я самый счастливый человек на свете”, — эту его фразу запоминают мемуаристы. Надо соединить это самоощущение с самой ранней фразой в его поэтическом архиве, в 15 лет написанной: “Не моя ли каштановая голова поднялась над черной войной?” — тогда трагедия обнажит свою логику, не вместимую ни во что, кроме великих стихов».
Еще в 1989 г. харьковская общественность добивалась увековечения памяти Кульчицкого в названии одной из улиц. Тот же доброхот М. Красиков, к слову, подготовивший совместно с сестрой поэта О.В. Кульчицкой к изданию сборник Михаила Кульчицкого «Вместо счастья. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания о поэте» (Харьков, Прапор, 1991) с оформлением белгородского графика Станислава Косенкова, почти сразу ставший библиографической редкостью, писал к девяностолетию поэта: «Двадцать лет спустя мы предлагаем вновь вернуться к этому вопросу».
И вот, решением горсовета в 2012 г. улица Кульчицкого появилась!
Верится, что когда-то Харьков дождется и памятников друзьям-поэтам, молодым фронтовикам Великой Отечественной — Кульчицкому и Слуцкому.
Станислав Минаков
