Мысль семейная

10.06.2024 | Культура 0193

Неизв.худ. Портрет семьи Затолокиных. 1830-е гг.

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Лев Толстой «Анна Каренина»

Лев Толстой говаривал, что в своём романе «Война и мир» любил мысль народную, а в «Анне Карениной» лелеял мысль семейную, однако, и у Льва Толстого, и у других наших писателей «мысль семейная» была едва ли не основной в каждом из произведений. О семейной мысли, детях, супружестве и вдовстве можно порассуждать на выставке «Память о счастье», проходящей сейчас в Музее Василия Тропинина и московских художников.

Представлены работы известных, малоизвестных и вовсе не известных мастеров конца XVIII – первой половины XIX столетий, когда формировалось понятие о детстве, как об особенном периоде человеческого бытия. Тогда же возник повышенный интерес к внутреннему миру детей, коих перестали считать всего лишь «маленькими взрослыми». Отныне дитя рассматривалось, как самостоятельная единица. Отправной точкой послужил роман Жан-Жака Руссо «Эмиль». Он сделался настольной книгой всех просвещённых родителей. Философ утверждал, что лишь правильное развитие может создавать гармоничного, свободного человека. Ребёнок, познавая мир, физически совершенствуясь, должен встречать на своём пути добрых и ответственных взрослых. Реальность в 99 из 100 оказывалась иной – дабы взрастить идеальное чадо, надо слыть примером.

Типичное, да ещё и не самое плохое воспитание бывало примерно таким, как описывал Александр Пушкин, говоря об Онегине: «Судьба Евгения хранила: / Cперва Madame за ним ходила, / Потом Monsieur ее сменил. / Ребенок был резов, но мил. / Monsieur l'Abbe, француз убогой, / Чтоб не измучилось дитя, / Учил его всему шутя, / Не докучал моралью строгой, / Слегка за шалости бранил / И в Летний сад гулять водил».

Император Николай I, современник Пушкина, вспоминал: «Образ нашей детской жизни был довольно схож с жизнью прочих детей, за исключением этикета, которому тогда придавали необычайную важность. С момента рождения каждого ребенка к нему приставляли английскую бонну, двух дам для ночного дежурства, четырех нянек или горничных, кормилицу, двух камердинеров, двух камер-лакеев, восемь лакеев и восемь истопников». Впоследствии Николаю пришло в голову нанять самого Василия Жуковского для своего наследника – Сашеньки, чтобы тот рос чувствительным, светлым, изящным.

Это – хорошие варианты. А каковы же были худшие? «Припоминается беспрерывный детский плач, раздававшийся за классным столом; припоминается целая свита гувернанток, следовавших одна за другой и с непонятною для нынешнего времени жестокостью сыпавших колотушками направо и налево. Помнится родительское равнодушие. Как во сне проходят передо мной и Каролина Карловна, и Генриетта Карловна, и Марья Андреевна, и француженка Даламберша, которая ничему учить не могла, но пила ерофеич и ездила верхом по-мужски. Все они бесчеловечно дрались…», - констатировал Михаил Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине», где в пух и прах разнёс мнимое дворянское благолепие.

Но что же мы всё о книгах? Обратимся к выставочному проекту – здесь есть, на что полюбоваться. Наиболее интересным, хотя, и не самым ценным экспонатом является портрет семьи Затолокиных, написанный неизвестным художником в 1830-х годах. Техника – посредственная, зато как выразителен общий вид! Ячейка общества в лучших своих нарядах, а у мадам – дорогостоящая шаль, главный атрибут гардеробного шика. Это напоминает фотографию, ещё в тот момент не изобретённую.

Сопроводительная табличка гласит, что Затолокины, чьи потомки по сию пору живут в Санкт-Петербурге, известна тем, что им была продана дача Ма Fоlie на Петроградском острове, в которой скончалась дочь Марии Нарышкиной от императора Александра I. Также сообщается, что чета Затолокиных не была родовитой, но имела солидный достаток, и это чувствуется при взгляде на полотно.

Тогдашние семьи, неважно - крестьянские или дворянские, были многодетными. На коллективном портрете Затолкиных - две девочки и два мальчика, и это не вопринималось пределом. Государи тоже подавали пример плодовитости. У Павла I было десять детей, у Николая I – семеро. На рисунке, сделанном Александром Брюлловым, братом более известного Карла Брюллова, изображены старшие дети Николая – первенец Александр и своенравная красотка Машенька. Рядом – девочки из великокняжеской фамилии, причём дотошно вырисованы не только сами юницы, но и ваза, изготовленная на Императорском фарфоровом заводе для Высочайшего Двора и ныне хранящаяся в Эрмитаже.

Одной из социальных пагуб долго оставалась высокая детская смертность, причём не в одной лишь бедняцкой среде – напасти не щадили никого, едино посещая и хижины, и дворцы. Лев Толстой называл Долли Облонскую «…матерью пяти живых и двух умерших детей», а Сергей Аксаков в «Детских годах Багрова-внука» отмечал: «Выздоровленье моё считалось чудом, по признанию самих докторов». Редкая мать не страдала от созерцания детского гробика, и поэтому к малышам долгое время относились, как …к возобновляемому ресурсу. Отсюда – колоссальная рождаемость. Нельзя было остановиться на паре сыновей – за ними должен был следовать непременно третий на случай кончины старших братьев.

Среди экспонатов – посмертный портрет ребёнка, написанный во второй половине XVIII века. Как понять, что картина именно посмертная? Всесильная рука Провидения забирает дитя. Привлекает внимание портрет мальчика с часами в руках, созданный Григорием Юровым – часы символизировали бренность всего и вся, так как время уносит и плохое, и хорошее. (Но, быть может, заказчики просто желали показать, что у них есть брегет).

Увы, многие дети оставались сиротами – женская смертность при родах была так же велика. Впрочем, только ли при родах? Так, Александра, младшая дочь Николая I умерла от чахотки в возрасте девятнадцати лет, едва разрешившись от бремени первенцем. На выставке можно увидеть не менее печальную картину - отец, дочурка и обелиск, на коем запечатлен лик молоденькой дамы. А тут – парный портрет дочерей Екатерины Павловны, сестры Александра I – вюртембергских принцесс Марии-Фредерики и Софии-Фредерики. Они явлены в виде ангелов, парящих средь облаков – их мать скончалась, едва перешагнув тридцатилетний возраст, и они словно бы передают ей привет на небеса.

Да. Несмотря на то, что выставка называется «Память о счастье», минорных размышлений предостаточно. Тем не менее, в те годы всё чаще говорилось о благодатном материнстве, и потому господа заказывали портреты своих жён, радостно прижимающих к себе малышей. Такова «Мать и дитя» художника Тимофея Неффа –женщина с модной причёской а-ля Изабелла Баварская смотрит на нас, а её дочь – на маму. Картина пронизана мягким, струящимся светом и производит умиротворяющее впечатление.

С конца XVIII века изменилось и отношение к детской одежде. Если раньше мальцов наряжали в тесные камзолы, а девчушкам полагались пышные фижмы, как и взрослым дамам, то затем общество догадалось, что сии эффектные штуки плохо влияют на здоровье, а уж высокие каблуки – тем паче! Появились специальные рубашечки, штанишки, просторные пальто, а девочек перестали заковывать в тугие корсеты с семилетнего возраста.

Вот - симпатичный портрет, сделанный Владимиром Гау – на мальчике алая косоворотка. Подметили, что простой народ куда как более практичен в плане удобства, и поэтому были взяты некоторые детали крестьянской одежды – просторные штаны и косоворотка. К середине XIX столетия сформировался ещё один классический вариант – матросский костюмчик, в той или иной степени популярный до сих пор. На полотне, написанном неизвестным художником, изображены трое детей на берегу Волги – вдали узнаваемые силуэты Казани. Старшие мальчики одеты в матроски, а младший – в младенческую рубашку с фартучком.

Иной раз – в основном для позирования – детей обряжали в фантазийные костюмы. Например, на холсте Яна Ксаверия Каневского мы видим мальчика в романтическом ренессансном образе, точно это какой-нибудь итальянский принц XV столетия – удлинённые волосы, лежащие волной, чёрный бархат камзола и белая сорочка.

Нынче это покажется диким, но малышей обоего пола тогда одевали в платьица до определённого возраста, и примерно к шести-семи годам происходило разделение. Перед нами – два шикарных портрета, написанных Петром Шамшиным, востребованным живописцем и преподавателем Академии. Когда Шамшин работал в Италии, он был частым гостем в доме посланника Павла Кривцова. Его детей – Ольгу и Николая он и написал в начале 1840-х годов. Определить, кто здесь Оля, а где Коля, представляется весьма затруднительным, ибо отпрыски дипломата одеты в одинаковые белые платья с рукавами-крылышками. Ан нет – у Коли волосы покороче и нет локонов.

Дворянские дети общались со своими родителями крайне мало, даже, если их матери были привязаны к своим чадам, а поэтому существовали детские комнаты, где происходило взращивание. «В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью Александровну, ещё больнее поразила ее. Тут были и тележечки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван вроде бильярда для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое. Комната была большая, очень высокая и светлая», - так описывает Лев Толстой детское помещение, сооруженное Карениной для своей дочери от союза с Вронским. Почему это кольнуло Долли? У неё таких возможностей нет! Пестовать по науке, с применением суперсовременных тележек и ходунков – это невообразимое расточительство.

На контрасте вспоминаем всё того же Салтыкова-Щедрина с его едким сарказмом: «Хотя в нашем доме было достаточно комнат, больших, светлых и с обильным содержанием воздуха, но это были комнаты парадные; дети же постоянно теснились: днем — в небольшой классной комнате, а ночью — в общей детской, тоже маленькой, с низким потолком и в зимнее время вдобавок жарко натопленной. Тут было поставлено четыре-пять детских кроватей, а на полу, на войлоках, спали няньки». Конечно, такие детские никто не запечатлевал на полотнах – тут всё красиво и разумно!

Кроме картин, в экспозиции показаны вещи XVIII – XIX веков, а одно из пространств оформлено, как жилая комнатка. Также имеются парадные сервизы и мейсенские фарфоровые статуэтки. Эта выставка - отличное подспорье в изучении литературы, истории, быта, и не потому в залах много школьников? Спешите видеть!