«Мумии Древнего Египта. Искусство бессмертия» - выставка ГМИИ им. А.С. Пушкина

26.04.2022 | Культура 0809

«Это лик благосклонный Изиды
Иль мерцанье встающей луны?
Неужели хотят пирамиды
Посягнуть на покой вышины?»

Николай Гумилёв

У этой выставки, проходящей сейчас в Музее Изобразительных Искусств, на редкость грамотное и точное название - "Мумии Древнего Египта. Искусство бессмертия". Не смерти, а конкретно - бессмертия и вечного солнца. Ни одна из цивилизаций не обладала таким устойчивым жизнелюбием, как египетская. Ярые солнцепоклонники не могут быть минорны по определению.

Все эти пирамиды, фотографироваться на фоне коих ломятся туристы, изысканные украшения гробниц и, наконец, благородное искусство мумификации не означало культ смерти, как твердят профаны – это восторженное поклонение бытию. Приготовление к «тому свету» не было печальным, ибо не пахло смирением и тленом, но бальзамами душистых трав и ощущением грядущего полдня. Тихая, мистическая радость ухода и возрождения – таков Египет, просуществовавший столь долго, что нам не хватит фантазии это понять. Приходили и угасали династии, набегали захватчики – их всех поглощали те жёлтые пески, обещавшие воскресение.

Египтянам так нравилось жить, что они создали миф о блистающей вечности, которая доступна не лишь богам и героям, но и простым людям и даже - кошкам. Но что там кошка? Она всё же – ипостась богини Бастет, а ведь и крокодилы, и птички, и змеи достойны бессмертия. На экспозиции - потрясающие артефакты – мумии животных, и если мир существует за пределами разума, то как же человек обойдётся там без котиков? Наивность на грани вселенской мудрости.

Растения тоже обладали сердцем – их восприятие было сложным и – трепетно-романтическим. В 1970-х у советской интеллигенции большим спросом пользовались переводы древнеегипетской лирики, написанные Анной Ахматовой. Конечно, работала она не с древними папирусами, а с подстрочниками, но суть от этого не меняется. Вдумайтесь: «Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь / И с ними, как вино с водой, смешалась, / Как с пряною приправой - померанец, / Иль с молоком - душистый мёд». Померанец, как приправа к чувствам.

«Однажды я остановился среди роз, которые под взглядом твоих очей одеваются в белизну, пурпур и золото. Каждый их лепесток напомнил мне час, каждый цветок - месяц, проведенный у твоих ног. И капли росы — это мои слезы, которые пьёт жестокий ветер пустыни», — это уже поляк Болеслав Прус в его романе "Фараон". Цветы – бесконечны в орнаментах, вплетаются в поэзию, умирают и – живут вновь.

Египет, в отличие от шумерской, хеттской или крито-микенской культур, сделался не только предметом вдумчивых кабинетных бдений и опасных раскопок, но и темой для «популярного чтива», именуемого pulp, равно как стерженьком для острых киносюжетов, наподобие "Мумия" (1999) и "Мумия возвращается" (2001). При том, что это - ремейки старых голливудских лент 1930-х годов.

На фоне египетских камней и тайнописей происходит действие ряда романов Агаты Кристи, самый известный из которых – "Смерть на Ниле". Историю Клеопатры не экранизировал только ленивый, хотя, царица Хатшепсут была существеннее. Имя Тутанхамона в СССР знали все дети после выставок 1974 года, а его золотую маску многажды повторили кустари, создавая модную в ту пору настенную чеканку. Байки из саркофага и проклятия жрецов – куда же без этого нынешнему масскульту? С одной стороны – мистические и научные знания, а с другой – то, что принято обзывать попсой. Даже античные цивилизации не претерпели такого слияния «высокого» и «низкого» в толкованиях потомков!

На выставке много детей, всегда любящих «страшные истории», сказки, непонятное и - красивое. Правда, если вы не настроены провести в музее полдня, то лучше и не начинать: единственный минус этого проекта – небывалая масштабность. Нам рассказывают всё, что мы должны знать о заупокойном культе и сакральном значении мумификации.

На ознакомительных стендах – подробные комментарии с именами и датами, а заодно – мифологический смысл первой мумии. Согласно верованиям, Осирис был коварно убит и расчленён Сетом, и тогда Исида собрала части и спеленала их – так появилась первая мумия. Мумификация – это сохранение тел для грядущего воскрешения, чтобы душа «узнала» свою оболочку.

На выставке мы видим все стадии подготовки к процессу и как бы присутствуем при нанесении бальзамов и пеленании усопшего. Откровенно говоря, эти холсты и роскошно проработанные канопы (сосуды, куда по-отдельности складывали внутренние органы) вызывают двойственные чувства и любопытство смешивается с отторжением.

Таблички, вроде: «Поздний период. VII–IV века до н. э. Биологический возраст 40–50 лет. Человеческие останки, бальзамирующие вещества, лён», — это всё же разговор о трупах, а мы к смерти относимся иначе. Сопроводительные тексты напоминают материалы уголовного дела: «Обращает на себя внимание открытое положение верхней челюсти. Учитывая характер разрушений, можно было бы предположить, что это является следствием общей деформации. Однако это не так – ротовая полость заполнена скомканной тканью, следовательно челюсти были разомкнуты в процессе мумификации. Причина этого неясна». И такие прелести – на каждом шагу. В этом тоже есть своеобразное очарование выставки.

Архео-криминалистика переходит в рассуждения об эстетических особенностях во времена такой-то династии. Каждая деталь - на стыке истории, науки, тайны и красоты. Сколь приветливы и мечтательны улыбки у погребальных масок – их обладатели верили в счастье! Фигурки ушебти – ещё одна милая подробность. Их клали в усыпальницу, дабы те прислуживали господам в дивном зазеркалье.

Подготовка к Дуату – обиталищу душ – сопровождалась жреческими гимнами и жестами, но имела под собой научную основу. Мумификация – сложный анатомический акт. Египтяне слыли не лишь чародеями, но и медиками, а ещё геометрами. К слову, о геометрии – вся экспозиция идеально выстроена и подсвечена, словно авторы стремились к золотому сечению. Египетская линия была чёткой, а греки учились у египтян преодолевать свой личный хаос, пока и не достигли гармонии.

Мы узнаём, как выглядели реальные обитатели той вселенной – тонкокостные, хрупкие с виду, люди-инопланетяне, вовсе не похожие на нас. Современная технология позволяет воссоздавать облик. Жаль, что её не имел Жан-Франсуа Шампольон – первооткрыватель той цивилизации. До наполеоновского нашествия, когда мародёры пытались грабить всё, что попадалось, и ради шутки распеленывали мумии, европейское общество знало только птолемеевский Египет, а Клеопатра была героиней пьес и романов, по большей части - скабрезных.

И вот в Париж потекли артефакты, а модницы стали заказывать украшения в стиле тех, что генерал такой-то притащил из загадочной страны. Так ампир обогатился шиком фараонов. Шампольон сумел расшифровать и понять Египет, вернее открыл первую дверцу фараонова ларчика. Потом явились англичане – те вели себя по привычке грязно, грубо, тупо. Впоследствии самими же британцами было доказано, что их ранние изыскания нанесли чудовищный вред культурным слоям. Так в муках рождалась египтология, переживающая в наши дни очередной взлёт.

В Пушкинском музее – отличный египетский зал, а для выставки были взяты предметы из запасников. Благодаря этому, посетитель может увидеть то, что никогда или почти никогда не экспонировалось. Также в России имеется большая коллекция Фаюмских портретов, являющихся частью погребального культа. Слияние греко-римской и местной традиций дали поразительный эффект – на нас смотрят египтяне I века. Это уже изменившийся этнос – не тот, что был в эру могущества. Мы привыкли воспринимать Та-Кемет (самоназвание), как единый пласт, хотя, это сотни различных граней. Одна из них – Фаюмская эпоха. Тогда образованный египтянин мыслил по-римски, носил тунику и говорил на латыни, а эру пирамид воспринимал, как бездонно-жуткую архаику.

Все эти мысли приходят, когда скользишь по залам и вспоминаешь стихи Николая Гумилёва: «Вот каким ты увидишь Египет / В час божественный трижды, когда / Солнцем день человеческий выпит / И, колдуя, дымится вода». Cеребряный век любил играть с бриллиантовыми скарабеями, древними поверьями, упругими шелками, а этуаль Ида Рубинштейн была чудо, как похожа на деву Нила, но об этом – в следующий раз.