В Курске состоялись XIII Свиридовские чтения
Удивительно и отрадно было услышать, как девушки, участницы Свиридовских чтений, запели русскую народную песню, одна вступала за другой, а стояли они на декабрьской улице, у ступенек Курского музыкального колледжа имени Г.В. Свиридова, в день рождения русского музыкального гения.
Симпатичные современные девчонки, каких мы привыкли упрекать в чем угодно — в недостаточном патриотизме, невнимании к «корням и скрепам» — тихо, для себя, замечательно исполняли песню, привезенную ими из фольклорной экспедиции по землям Саратовщины. Этот их внутренний свет, их настрой озаряли все дни Свиридовской конференции — и во время чтения ими интересных исследовательских докладов, и во время пребывания в Курской Коренной Рождества Богородицы пустыни, где были размещены в паломнической гостиничке участники форума, и во время поездки в дом-музей Свиридова в Фатеж.
Во всем этом был позитивный посыл, умиротворяющий всех причастных к Свиридовскому фестивалю, поскольку эти девчонки убеждают нас самим фактом своего существования, что не все мрачно в современной жизни, что есть молодежь, посвящающая себя, извините за пафос, высшим ценностям.
Не уходя далеко от темы фольклорных изысканий нашей юной музыкальной поросли, особо отмечу, что двумя крупными «десантами» были представлены в этом году на ежегодной Свиридовской курской конференции два областных колледжа искусств — Брянский и Саратовский (г. Балашов).
В частности, второкурсница Анна Базылева (Брянск, педагог Евгения Шелухо) не только рассказала о фольклорной экспедиции молодых музыковедов Брянска, Сыктывкара, а также Московского колледжа при Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского (МГК), прошедшей в июле 2017 г. во Мглинском районе Брянщины, но и сопроводила свое выступление собственным замечательным исполнением одной из лирических песен мглинщины.
Молодой теоретик музыки рассказала также, что лирической песней, которая любима жителями Мглина, стала песня на известный по всей России формульный текст «Соловей мой смутён, не весел» и что полвека назад подобный образец, записанный Анной Васильевной Рудневой в селе Сенном, послужил основой для одной из частей широко известной кантаты Свиридова «Курские песни». Песня стала лирическим центром сочинения — композитор с помощью красочной инструментовки и тончайших динамических нюансов подчеркнул ее удивительную красоту.
Мглин — один из древнейших городов Брянской области. Уникальность культуры Мглинского района во многом связана с тем, что он находится в юго-западной части Брянщины на границе с Белоруссией и Украиной. Понятно, что традиции соседних регионов оказали заметное воздействие на песни и обряды жителей Мглина. Сочетание разных традиций определяет неповторимый облик музыкального фольклора Мглинского края. Нельзя не согласиться с молодым музыковедом: лирические песни Мглинского района — бесценные свидетельства того, как в древнюю культуру маленького уголка России западного региона проникали элементы других культур; в результате родилась уникальная, ни на что не похожая, порой неожиданная по своим стилевым сочетаниям песенная традиция.
Среди лирических песен Мглина немало таких, в которых особенно заметно влияние казачьей культуры. Как правило, они имеют чеканную ритмику, ясную форму; в некоторых деревнях такие песни исполняются в особой манере — грубовато-мужским тембром, с типичным для казачьих песен приемом огласовок (так называется добавление в текст песни во время распевания слога дополнительных гласных с гортанным формированием).
* * *
Курский музыкальный колледж проводит Свиридовские чтения в рамках Федеральной целевой программы «Культура России 2012–2018 гг.» под эгидой Министерства культуры Российской Федерации, комитета по культуре Курской области.
Кроме вышеупомянутых молодых музыкантов Брянска и Саратовщины, в этом году на чтения собрались музыковеды-теоретики, аспиранты, студенты вузов и колледжей Москвы, Минска, ДНР и ЛНР, Курска, Белгорода, Харькова.
Было отмечено выращивание специалистов, так сказать, внутри конференции. Так, харьковчанка Оксана Александрова, будучи участницей Свиридовских чтений с самого их появления, уже получила степень кандидата наук и на рубеже 2018-го будет защищать, причем на основе творчества Г.В. Свиридова, докторскую диссертацию — в Национальной музыкальной академии им. Чайковского (Киев).
Юлия Якименко — будущий музыковед, первокурсница Московского государственного института музыки А.Г. Шнитке (руководитель — кандидат искусствоведения, профессор кафедры теории культуры и искусства Елена Зайцева), сделала глубокий анализ свиридовской песни на стихи Блока «Богоматерь в городе», из восьмичастной вокальной поэмы «Петербург». И напомнила, что «традиция проникновения образа Богоматери в музыкальный фольклор характерна для южных регионов России: Курской, Харьковской, Белгородской областей и т.д.».
К теме «единства и нерушимости уз» следует добавить, что Лолита Брухно, скрипачка-третьекурсница из Донецкого музыкального колледжа имени С.С. Прокофьева (педагог Ирина Кудрявцева), сделала доклад «О национальных истоках музыкального языка в поэме «Отчалившая Русь» Г. Свиридова».
Антонина Карпилова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории музыки Белорусской государственной академия музыки (Минск) рассказала участникам конференции о современном музыкальном искусстве Беларуси.
Заслуженный деятель искусств Украины профессор из Луганска Евгения Михалева сделала доклад с характеристичным названием «Пою моё Отечество... Русское искусство в просветительских проектах музыкального факультета Луганской государственной академии культуры и искусств имени М. Матусовского».
* * *
В целом же тема XIII Свиридовской конференции в Курске была заявлена так: «Октябрьская революция 1917 года. Влияние на ход развития культуры России и творчество Г.В. Свиридова».
В этом контексте актуальным и очень интересным оказалось исследование Анастасии Хлюпиной, в 2017 году закончившей Белгородское музучилище и поступившей на музыковедческий факультет МГК (руководитель доктор искусствоведения, профессор кафедры истории русской музыки Екатерина Власова), «Революционный стилистический "прорыв" С. Прокофьева в "Кантате к двадцатилетию Октября"».
По мнению исследователя творчества композитора Е. Войцицкой, напоминает А. Хлюпина, здесь кроется «главная особенность прокофьевской "советики": как художник-интеллектуал, ниспровергатель канонов, яркий новатор «встречается» с идеологическим диктатом». И приводит резонную мысль внука композитора Сергея Олеговича Прокофьева, что композитор «органически не мог писать плохой музыки. Даже официальные заказы, которые он время от времени должен был исполнять, как и все художники, жившие при тоталитарном режиме, он выполнял в музыкальном отношении блестяще».
Взяв за основу живое звучание эпохи — речи В. Ленина и И. Сталина, прозаический текст К. Маркса и Ф. Энгельса из «Манифеста коммунистической партии» — С. Прокофьев создал в 1937 г. в своем роде уникальное сочинение — «Кантату к двадцатилетию Октября».
Несмотря на то, что произведение было официальным заказом власти, композитор отнесся к работе не формально, а с присущим ему энтузиазмом и увлеченностью, о чем говорят активные поиски подходящего сюжета, тщательная разработка либретто, смелый подход к музыкальному материалу. Однако сценическая судьба «Кантаты» полна белых пятен и похожа на увлекательный детектив, быть может, и по сей день не имеющий финальной развязки. Это новаторское сочинение, в котором внешне были соблюдены все идеологические установки, было исполнено со значительными купюрами лишь спустя 30 лет после создания — в 1966 г., а издания ее партитуры не существует до сих пор. Композитор решил показать весь путь развития Советского государства и путь развития социализма в целом — с момента зарождения революционных идей до принятия основного документа страны, новой Конституции. Кантата разрослась до монументальной десятичастной фрески, вобравшей в себя как инструментально-хоровые, так и чисто инструментальные части. Поистине громадным стал и состав исполнителей, в который входило «не менее 500 человек». В обостренной обстановке 1936–1937 гг. прокофьевское творческое решение не было допущено к исполнению членами Комитета по делам искусств, которые опасались хоть тени «высшего неудовольствия». «Кантата к двадцатилетию Октября» в праздничные дни юбилея революции так и не прозвучала у И. Сталина, особенно после ряда показательных судебных процессов того периода.
В 1992 г. кантата С. Прокофьева получила широкую известность в Европе благодаря записи эстонского дирижера Н. Ярви, а затем обрела новую жизнь на российской сцене, прочно закрепившись уже в полной своей версии в репертуаре ведущих хоровых коллективов.
Сегодня часть исследователей пытается отыскать в ее композиции признаки антисоветской «идеологической диверсии», ловко спрятанной композитором под маской внешней эксцентричности и «юродства». Однако, по убеждению молодой исследовательницы, сегодня, в свете столетнего юбилея Октябрьской революции, пришло время переосмыслить и дать объективную оценку музыкальным произведениям минувшего века вне старых идеологических установок, опираясь лишь на подлинные документальные свидетельства композиторов и их современников, доступные для широкого пользования.
В этом контексте «Кантата к двадцатилетию Октября» предстает перед нами живым «документом» своего времени, в котором С. Прокофьев с бесстрашием первопроходца сумел новым музыкальным языком передать сам противоречивый дух революционной эпохи, ликование победителей и подлинный оптимизм верящих в светлое будущее современников.
Надо сказать, что большинство (если не все) участников Свиридовских чтений слышали кантату (точнее, ее фрагменты) впервые, и полотно произвело на слушателей сильное музыкальное впечатление.
Первый заместитель главного редактора издательства «Молодая гвардия» музыковед Мария Залесская (Москва) в своем исследовании «сблизила» и сравнила таких разных композиторов, как Лист и Свиридов. Говоря о нравственной основе искусства, она напомнила слова русского композитора: «Водораздел, размежевание художественных течений происходит в наши дни совсем не по линии "манеры" или так называемых "средств выражения". Надо быть очень наивным человеком, чтобы так думать. Размежевание идет по самой главной, основной линии человеческого бытия — по линии духовно-нравственной. Здесь — начало всего, смысла жизни!».
В год 100-летии Октябрьского переворота (кстати, именно так чаще всего называл революцию 1917-го Г.В. Свиридов) М. Залесская, автор монографии в серии ЖЗЛ «Ференц Лист» («Молодая гвардия», 2016), утверждает, что человечество не умеет слушать великих учителей прошлого, голоса которых, несмотря на разницу эпох, культур и положения, удивительным образом сливаются в унисон, и находит парадоксальный «надвременной диалог композиторов, происходящий в разных аспектах — духовном, художническом, социальном. Прежде всего, в меняющемся отношении к революциям. Исследовательница приводит и весьма показательное суждение Рихарда Вагнера: «Описания французской революции наполнили меня искренним отвращением к ее героям. Я совершенно не знал предыдущей истории Франции, и естественно, что нежное чувство человечности возмущалось во мне ужасной жестокостью революционеров. Это чисто человеческое негодование было во мне столь сильно, что и впоследствии мне приходилось делать над собой большие усилия, чтобы заставить себя внимательно вдуматься и понять чисто политическое значение этих могучих событий».
М. Залесская отмечает, что процесс разложения культуры в целом фактически произошел в промежутке между «эпохой Листа» и «эпохой Свиридова», а начался с концептуального поворота Европы в сторону безбожия во второй половине XIX в., когда стали набирать силу идеи, которые впоследствии мы в широком смысле назовем либеральными, демократическими.
Во главу угла ставится не Бог, а человек, стремящийся к освобождению личности от любых пут, в том числе и религиозных. Неудивительно, что в среде своих современников, уже исповедующих «религию искусства», Лист с его искренней верой в Бога не находил понимания. Свиридов точно уловил эту тенденцию и ясно сознавал её опасность.
О «листовской эпохе» он писал: «XIX век был "Золотым веком" человечества (или, по крайней мере, Европейской цивилизации) безо всякого преувеличения. Невозможно перечислить количество гениев (именно гениев!) литературы, музыки и других искусств, появившихся в это время и ознаменовавших своим появлением небывалый, неслыханный расцвет культуры, искусств, литературы, научного, философского и общественного сознания. Но этот расцвет уже нес в себе и свое отрицание, недовольство и возмущение этим пышным цветением. Как это ни странно, может быть, художникам дальше некуда было идти по линии созидания. Зато было что разрушать, и людей охватила жажда разрушения. ХХ век именно с этого и начался в искусстве – с разрушения, с анти, со зла, с водружения демона, Сатаны, черта <...>. Но именно с конца XIX века дьявольщина, разрушительное начало (без всякого созидания) воцарилось в искусстве».
В надежде на грядущий «золотой век», предсказанный Сен-Симоном, Лист приступил к написанию «Революционной симфонии». В надежде на торжество творческого духа Поэта и Свиридов создал «Патетическую ораторию». В свои молодые годы, с юношеским максимализмом оба приняли идею революции — теорию, но не практику. Вот слова Свиридова, написанные им 21 января 1972 г.: «В "Патетической оратории" я хотел выразить сокровенное тех людей, кто воспринимал Революцию как истинное обновление мира. <...> Идея "Патетической оратории" — воспевание творческого духа, творческой силы, творческого начала, лежащего в основе всей жизни».
Лишь впоследствии у обоих произошло отрезвление от романтического угара. Для Листа революции его эпохи в итоге явились воплощением торжества смерти.
Свиридов напрямую писал: «О революции. Колоссальный взрыв человеческого честолюбия. Огромное количество честолюбцев во всех, без исключения, областях жизни – в том числе и в искусстве. Слава – есть главная награда для художника. За нее он продал душу черту...».
И далее: «Смирение – не идеал для человека нашего века, впрочем, уже ХIХ век для Европы был таким после Наполеона, Робеспьера, Марата. Но Россия весь прошлый век копила эту взрывную силу, а действовать начала (почти всенародно) уже в нынешнем столетии».
Но самый страшный итог революции — уже непосредственно Октябрьского переворота — был в другом. Свиридов писал: «Разрушение церкви – это самый страшный удар не только по культуре, но и по самому существу р<усской> нации, которой ныне грозит опасность полного вырождения. Народ нравств<енно> выродился, его ничего не стоит натравить на кого угодно, на другие народы и страны, на свой же народ, он способен стрелять и резать, кого прикажет чудов<ище>».
В 1990 г. Свиридов с горечью констатирует: «Возвращение государства к капитализму, к демократии, раю для богатых, обслуживающему их гос<ударственному> аппарату, технократии и развлекающему их искусству, обозначает не шаг, а скачок назад. Можно сказать, что мечты великих людей об искусстве народном, искусстве возвышенном, как, например, Бетховен, Вагнер, Толстой, Блок, Мусоргский, Шуман — всех гениев, ненавидевших и презиравших филистерство, сытое, самодовольное мещанство, — разлетелись в прах. Мечты о коммунистическом рае выродились в желание мещанского "благополучия" для, по существу, полуобразованных людей, обывателя и сознание избранности для денежных или политических деляг».
По Свиридову, «уход от индивидуализма к высшей идее осуществляется по следующему пути: одинокая личность — народ — Бог — личность в новом понимании. На этом пути абсолютно нет места цинизму, гротеску, сатире, ничему мелкому, низменному. Это – только возвышенное искусство. Из всего этого проистекает совершенно новое понимание проблемы человеческой личности». Фактически это «продолжение» листовской мысли: «Миссия художника или поэта, наделенного гением, — не поучать истине, не наставлять в добре, на что имеет право лишь Божественное откровение и возвышенная философия, просвещающая разум и совесть человека. Миссия поэтического и художественного гения в том, чтобы окружить истину сиянием красоты, пленить и увлечь ввысь воображение, красотой побудить к добру тронутое сердце, поднять его на те высоты нравственной жизни, где жертвенность превращается в наслаждение, геройство становится потребностью, где corn-passion [сострадание, сочувствие] заменяет passion [страсть], любовь, ничего сама не требуя, всегда находит в себе, что может дать другим».
И вот как Листу вновь «вторит» Свиридов: «Величие художника — это величие души (величие духа) художника. Величие Мусоргского и Бородина — это величие христианина». Что, по мнению М. Залесской, указывает на «странные сближения» двух гениев.
Важно отметить, что гостям чтений были подарены тома второго издания дневниковой книги Г.В. Свиридова «Музыка как судьба» («Молодая гвардия, 2017); этой книге на форуме было посвящено сразу три доклада (в том числе и автора этих строк).
И в целом, и в частностях весь ход и строй, пытливый, но и доверительный характер Свиридовской курской конференции свидетельствуют о том, что русская музыкальная и публицистическая мысль и чувство пульсируют и живы.
Автор: Станислав Минаков
