Многогранный Щусев

07.12.2023 | Культура 0268

Портрет А.Щусева работы Б.Кустодиева

«Искусство, как и жизнь, — многогранно».

Алексей Щусев. Статья «О принципах архитектурного строительства». 1924 год

Все, наверняка, помнят финал романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев», где ополоумевший Киса Воробьянинов узнаёт, что все его драгоценности пошли на строительство чертога близ Каланчёвской площади: «Бриллианты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслетки с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой, а фермуар перевоплотился в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный клуб и биллиардную. Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но его нельзя было унести. Оно перешло на службу другим людям».

Современники узнавали в описаниях Центральный дом культуры железнодорожников, грандиозную постройку, соединявшую конструктивистский метод с барочной лепотой. Автор той мощной фантасмагории - Алексей Викторович Щусев (1873 – 1949), чьё 150-летие мы отмечаем в этом году. Это был гений и ловкач-приспособленец; душа компании, великолепно игравший на гитаре и – мизантроп, каких мало; щедрый до бескорыстия, но злопамятный и жёсткий; доносчик и – жертва доносов. Творческие люди редко бывают односложными – в них перекликаются и ангелы, и демоны. Щусева хвалят за то, что он умел всё – и храм для Бога, и клуб для богоборцев.

Ругают – за то же. За умение потрафить любому начальству. За гибкость, позволявшую менять не только зодческий почерк, но и взгляды, а скорее всего, у Щусева их никогда не наблюдалось – он был рабом эстетики, жрецом капризных муз, фанатом линий, а уж кто ему даёт возможность ваять – церковь, купцы, наркомы – без разницы. Однако человек, создавший Марфо-Марьинскую обитель, Казанский вокзал, Мавзолей Владимира Ленина и гостиницу «Москва» по любому заслуживает интереса.

Итак, выставка о Щусеве в Музее архитектуры имени Щусева! Нас встречает портрет зодчего, сделанный Борисом Кустодиевым в 1917 году, в период меж двух революций. Молодой и упитанный Щусев изображён со своим чертежом, словно бы друг-художник ненароком отвлёк от планов очередного чудо-здания. В конце 1910-х Щусев был уже популярен – его одинаково привечали и владельцы доходных домов, и церковные иерархи. Но до этого надо было ещё дорасти.

Провинциальный дворянин родом из Кишинёва, сирота с троечным аттестатом, Щусев, тем не менее, обладал харизмой и твёрдой рукой. Ещё в гимназии, где его дела шли не так, чтобы уж очень хорошо, он много рисовал. Академия Художеств, куда он поступил без препон, дала путёвку в жизнь. Его умения по части рисунка и живописи превышали стандарт, принятый для архитекторов – это уровень живописца, и у студиоза Щусева были серьёзные колебания – в какую сторону пойти. Победило градостроение.

Первый зал – ученические штудии: элементы ордерной системы, готические порталы, античные головы, обнажённая натура. Идеальна голова древнегреческого юноши, развёрнутая в полупрофиль и чуть наклонённая вниз – а это сложный для исполнения ракурс. Далее идут курсовые наброски и дипломный финал - загородная барская усадьба, изящное строение в духе французского чинквеченто. Щусева заметили уже тогда, начав приглашать в серьёзные проекты.

В те годы активно развивался неорусский стиль - одно из направлений европейского Модерна. Кому-то он казался теремково-пряничным, подражательным и фальшивым, но, то был манифест национального самоопределения. Алексей Щусев взялся за изучение древнерусского зодчества и надолго сделался храмостроителем. Уже в советскую пору, в публикации «Национальная форма в архитектуре» он скажет: «Поиски национальной формы в архитектуре не могут сводиться к любованию или копированию отдельных архаичных фрагментов древнего зодчества. Надо изучать художественно ценное в архитектуре прошлых эпох и учитывать при проектировании бытовые, экономические и культурные потребности народа, для которого мы творим».

Оказываясь на территории Марфо-Мариинской обители, умом понимаешь, что это – стилизация, но Щусев настолько умел передавать и атмосферу, и суть, что эти стены кажутся чуть ли не древнее самой Москвы. Что же касается экспозиции, то храмовым проектам отведено большое помещение в здании Аптекарского приказа – старинной палаты, входящей в комплекс музея.

Материальная, земная жизнь с её бешеной динамикой увлекала Щусева ничуть не меньше дел духовных. Тому пример – страсть к железной дороге, возведение роскошных вокзалов, этаких порталов в Европу и Азию, в неизведанные страны и далёкие миры. На выставке можно увидеть типовые проекты железнодорожных станций на перегоне Казань-Екатеринбург – они выполнены в классической манере – фронтон, колонны, полукруглые окна.

Алексею Щусеву принадлежит идея Казанского вокзала, выстроенного в смешанном стиле с элементами нарышкинского, петровского и елизаветинского барокко. Живописец Михаил Нестеров писал: «Щусев к тому времени закончил проект вокзала. В первых набросках он казался интересней, цельней. В основу был положен Русский смешанный стиль. XVI, XVII и частью XVIII века вошли в разработку его фасада. От Сумбекиной башни, башен Соловецких, захватив эпоху Романовых — Михаила Федоровича, Петра, Елизавету, — живопись, мозаика, черепица, куранты — чего-чего тут не было. Цвет всего массива белоснежный. Царский павильон — зеленый. На фоне тогдашнего увлечения москвичей стилем модерн затея Щусева сулила многое. Затея была богатая, смелая. Немного осталось от нее по окончании постройки. Гора родила мышь».

Глядя на пышную хоромину, с трудом верится в то, что это могло быть ещё богаче! В экспозиции представлен макет вокзала, эскизы и фотографи. Здесь же – макет вокзального ресторана, больше напоминающего боярские палаты, нежели дорожный пункт питания. Вообще, на этой выставке – целый ряд тщательно сработанных макетов, позволяющих увидеть даже то, что ускользает при созерцании «натуры».

Не гнушался зодчий и доходными домами, которые массово строились во всех крупных городах. Впоследствии он выскажется о клиентах: «Главным потребителем выступал частный заказчик – торговый и промышленный капитал, банки, обладавшие большими деньгами или страховые общества, не говоря уже об обывателях, капиталистах, ко торые заказывали дом для получения с него дохода».

В 1910-х Щусев настолько востребован, что Революция должна бы его огорошить, если не добить – как в материальном, так и в моральном плане. А он и тут всех удивил – поддержал большевиков и явил грандиозный план реконструкции Москвы. Заказы вновь посыпались, как из рога изобилия. По иронии судьбы тот памятный ДК железнодорожников расположился недалече от Казанского вокзала.

Дворянину Щусеву – строителю храмов, было поручено возвести мавзолей почившего вождя (к слову, тоже дворянина), и торжественно-скромный зиккурат получил признание, как архитектурный шедевр. Что ж, талантливый человек талантлив во всём – даже в сервильности. Что же коллеги? Его любят и – ненавидят. Ему завидуют – он умудрился занять уютное креслице. Впрочем, он слыл добродушным и всегда помогал тем, кому повезло меньше.

Евгений Лансере, не то враг, не то приятель (кто разберёт сих творцов?!) отмечал в своих дневниках: «Грабари, Кончаловские, Жолтовские – это ради политики. Щусева выделяю из этой компании – он и очень «художник» (Казанский вокзал талантлив очень) и доброжелательнее тех...». Чем дурны «те» - Игорь Грабарь, Пётр Кончаловский, Иван Жолтовский да вкупе с ними Алексей Щусев? Приняли Совдеп и заделались его культуртрегерами. Справедливости ради – Лансере, в будущем лауреат Сталинской премии, также не бедствовал.

В 1920-х Щусев увлёкся модным конструктивизмом – лаконичными конфигурациями и стеклобетонной прелестью. У него получалось не хуже, но и лучше, чем у родоначальников направления. Он почувствовал ритм того десятилетия, названного на Западе ‘roaring twenties’. Вещал о высшей лапидарности: «Пожалуй, самым трудным и вместе с тем обязательным в архитектуре является простота. Простота форм обязывает придавать им прекрасные пропорции и соотношения, которые сообщали бы необходимую гармонию».

Правда, как настоящий гуманитарий, не терпящий грубой арифметики, он делал ошибки, одна из которых едва не стоила ему карьеры. Здание Наркомзёма на Садовом кольце вышло технически-затратным, а его остекление давало бы колоссальный расход энергии в холодном климате. Щусева и его команду громко ругали, но всё обошлось, а эффектный Наркомзём всё-таки возвели, и он поныне красуется, изумляя горожан диво-эркером да футуристическим шиком.

Намечались новые горизонты – конкурс на сооружение Дворца Советов! В экспозиции есть и рисунки, и модель по эскизам Щусева – он, как в случае с ДК железнодорожников, смешал конструктивизм, уже выходивший из моды и – барокко; вырвался на второй тур, но Борис Иофан со своей Вавилонской башней обскакал в итоге всех.

Гостиница «Москва» - одна из популярных щусевских построек, воспетых в нашем кино – именно там Любовь Орлова и Сергей Столяров пели о Стране Советов, где «…с каждым днём всё радостнее жить». На выставке представлен яркий эскиз на фоне голубого неба и возможные варианты фасада. Тут же - предметы из гостиницы: детали для оформления портьер, пепельница, стенд для ключей от номеров, чернильница, телефонный аппарат.

Московский гранд-отель должен был стать символом большевистской респектабельности и традиционного русского гостеприимства. Авторами изначального проекта значились молодые архитекторы - Леонид Савельев и Олег (Освальд) Стапран, однако же, в качестве мудрого соавтора, точнее - руководителя к ним приставили самого Алексея Щусева.

Парни плоховато ладили со «стариком», полагая себя – трудягами, а его – «свадебным генералом». Завязалась увлекательная, но свирепая и малохудожественная интрига. Вся троица упражнялась в доносах и пасквилях, а на кону стояло государственное дело. Сам Иосиф Сталин чисто по-королевски, как Людовик-Солнце наслаждался склоками верноподданных, то задвигая Савельева и Стапрана, то опять доверяя им проектирование и прищучивая мэтра Щусева. Тот страдал, не зная, что с ним будет уже назавтра. Феномен «разных фасадов» гостиницы объясняется той неразберихой – один из фасадов принадлежит Савельеву и Стапрану, второй – Щусеву. А Сталин расписался на обоих!

После войны зодчий отдавал все свои силы восстановлению разрушенных городов – перед нами планы возрождённого Новгорода, эскизы домов Истры и проспектов Сталинграда. Будучи не лишь архитектором, но и реставратором, он подошёл к теме с максимальной деликатностью. Алексей Щусев скончался в 1949 году, в разгар сталинского Большого Стиля, когда случилось окончательное возвращение к пышным вазонам, коринфским капителям, версальской лепнине.

Последним его детищем был перрон станции метро «Комсомольская – кольцевая» - один из самых красивых и помпезных перронов московской подземки. Когда он пуст, кажется, что сейчас появятся дамы и кавалеры в пудреных париках и примутся танцевать котильон. У Щусева были взлёты и падения. Лауреат четырёх Сталинских премий, он достигал вершин везде и всюду. Многоликий, многосложный, многогранный.