«ЗАВТРА». Чуть больше года назад вы пришли во МХАТ имени Горького. Как получилось, что вы приняли это предложение, которое стало тогда сенсацией и взорвало завесу молчания вокруг МХАТа. О новой команде в руководстве МХАТа говорили и говорят весь год, порой звучат откровенно негативные сентенции.
Эдуард БОЯКОВ. Да, разговоров сразу же было много. Кто-то говорил, что мы права не имеем, ибо Прилепин «писатель-террорист», а кто-то – потому что я не достоин «великого наследства». Хорошо, готов категорично ответить… Кто, если не я? Вот мой ответ. Я знаю себе цену как специалисту. Я создавал фестиваль «Золотая маска», фестиваль и движение "Новая драма", Пасхальный фестиваль вместе с маэстро Гергиевым, "Политеатр" в Политехническом, Театр "Практика", который был самым успешным московским театром несколько лет.
Я давно работаю в театре. Знаю театр с разных сторон, начиная с кабинета завлита и заканчивая худруком. Преподавал и в Школе-студии МХАТ, и в ГИТИСе. Знаю, как работают большие институции, типа Большого театра, МХТ им. Чехова или Мариинки, делал там спектакли с Черняковым, Гришковцом, Могучим, Крамером. Как режиссер работал со Смеховым, Фандерой, Дапкунайте, Хазановой, Смоляковым, Большовой, не буду продолжать список. Как бы это нескромно не звучало - нет театра в нашей стране, которым я не смог бы руководить. Я не стесняюсь этих компетенций, особенно когда звучат идиотские реплики, типа «у него нет режиссерского образования». Извините, но у Станиславского и Немировича-Данченко тоже не было режиссёрского образования. Такой список можно составить у кого его нет... И у Дорониной нет такого образования, что совершенно не делает её незначительной фигурой.
Да, Прилепин в театре не работал. Но он прекрасно знает не только классическую, но и современную литературу. Мало писателей, которые так любят чужие книги, Захар один из них. И в этом отношении мы с ним похожи, потому что я профессиональный любитель, я завлит, это моя работа. Но у Захара работа писать книги, а не любить чужие тексты. И в этом отношении я им восхищаюсь. Когда он начинает говорить об Алексее Иванове, Варламове, Водолазкине, Проханове - то просто видно, как он любит эти книги. Он прекрасно знает поэзию современную, кино. Сам уже много снимался. Эти качества, несомненно, позволяют ему заниматься театром.
Так что поступившее предложение для меня было естественным. Наверное, хорошо было лет двадцать назад получить такое предложение. Не в отношении МХАТа, а в отношении какого-то другого большого театра. Было бы полезнее для русского театра, учитывая бесконечный кризис и бесконечную скуку, которую вызывает подавляющее большинство московских театров. Ситуация невесёлая. На сцене нет современной драматургии, нет живой эстетики, нет интересных личностей, нет больших писателей. Есть прослойка модных постмодернистов, которые обслуживают постгламурные запросы буржуазной публики. Книги читать те по-прежнему не любят, а вот театр как форму развлечения между ресторанами, клубами и путешествиями, они приняли. Ну и еще есть прослойка левой либеральной тусовки, дико политизированная и вечно недовольная властью.
То есть общая ситуация – далеко не весёлая. Но есть диалектика - чем хуже, тем лучше, ибо тем больше запрос. Русская культура без театра не может, так же как и без литературы. Вот с литературой у нас всё очень неплохо. Я считаю, что русская литература находится на подъёме. Может быть, это даже лучшее время за последние восемьдесят лет. Такого количества мощных, интересных, своеобразных русских писателей на моём веку точно не было. А вот театр оказался захваченным постмодернистами, либералами и советскими народными артистами. Литература у нас русская, а театр - не русский. А спрос, повторю, огромный. Поэтому мы откликнулись на приглашение и пришли в МХАТ. И будем стоять, пока хватит сил. У нас огромные амбиции. Я думаю, что если мы ещё пару лет здесь поработаем, мы изменим не только лицо русского театра, но и ситуацию в культурной политике. Потому что очень многое закручивается и вокруг театра.
«ЗАВТРА». Но театр неизбежно зависит от актёров, от драматургов. Откуда же они возьмутся, если кризис?
Эдуард БОЯКОВ. Труппы сейчас нет нигде, если говорить про Москву. Я знаю, пожалуй, лишь один столичный театр, про который могу сказать, что там есть труппа. Это Малый драматический театр Льва Додина, но это не Москва. Так что мы не в лучшем, но и не в худшем состоянии. Да, мало кто из наших актёров снимался, работал с современным материалом. А с другой стороны, они не особо снимались в этих дрянных сериалах, не бегали в коммерческой массовке – и в этом их преимущество. Так что что у нас вполне себе неплохая стартовая позиция. Есть сильные актеры в труппе нашей, кто-то мною приглашен – Надежда Маркина, Анна Галинова – мощнейшие актрисы. На строительство труппы, конечно, годы уходят, это не декорации собрать.
Драматурги - я всегда работал с лучшими. В театре "Практика" первые свои пьесы в государственных театрах поставили Дурненковы – старший и младший, Симонов, Никифорова, Мошина, Пряжко, Вырыпаев, Клавдиев, Погодина-Кузмина. Сплошь известные сегодня, маститые драматурги.
С художниками – тоже. "Практика" находилась в подвальном помещении, потолок - всего два девяносто. Тем не менее, список сценографов, которых мы открыли русскому театру, значителен. Это Галя Солодовникова, Ксения Перетрухина, Полина Бахтина, Алиса Меликова. По-моему, это самые интересные современные художники сегодня. Они ставят в Монте-Карло, в Мариинке, в Большом, получают сценографические "Оскары" и т.д.
Моих продюсерских качеств достаточно для того, чтобы пригласить во МХАТ лучших драматургов, режиссёров, сценографов. Ну кто-то не пойдёт к нам, потому что здесь Прилепин, «Крым наш» и так далее. Ну и что? Ничего страшного не произойдёт, обойдёмся без них.
«ЗАВТРА». Вы говорите про "Практику" в качестве положительного и серьёзного опыта. Но некоторые ваши критики опасаются именно того, что Бояков принесёт в священные стены МХАТа ту самую подвальную "Практику".
Эдуард БОЯКОВ. Естественно, принесу. Не подвальную, а мейнстримную. Бывало на премьере в "Практике" смотришь в зал и голова кругом идёт: среди публики лучшие русские философы, композиторы. Там же пять человек из верхнего списка "Форбс". А на подушках - студенты, приехали из Нижнего Новгорода. Это супер-зал. У МХАТа пока нет такого зала. А в начале ХХ века - был. И когда он будет в ХХI веке, тогда моя миссия будет выполнена. Потому что есть настоящие авторитеты. Чтобы такой зал как в "Практике" собрать - нужен серьёзный результат. Конечно, есть залы, где не меньше людей из списка "Форбс". Есть залы, где много студентов на подушках. И есть те, куда могут прийти Владимир Мартынов, Сергей Хоружий, Алексей Ратманский, Олег Генисаретский. Но зала, где все эти категории зрителей будут вместе – сейчас нет. И в этом отношении "Практика" была не подвальным театром, а абсолютно мейнстримным. Мы были главным московским театром. И либералы не любили нас уже тогда. А антизападными, антипотребительскими мы были с самого начала, достаточно "Пьесу про деньги" Никифоровой вспомнить.
Но если сегодняшние либеральные нападки были ожидаемы, то иные консерваторы меня поразили. Порой то, что звучит от имени людей которые называют себя православными, у меня в голове не укладывается. Мне вот вменили, что я обратился в христианство по соображениям конъюнктуры. Ну как на такое отвечать? Ну я готов, конечно, пообщаться как православный с православными, узнать, в какие храмы ходят мои критики. Какие труды Святых отцов им близки. А если они не готовы, то может быть, всё-таки не очень уместно комментировать чужие воцерковления?
Но это личное недоумение. А содержательно про ситуацию в МХАТ очень точно выразился Александр Дугин: «Консерваторы в ужасе, что им предоставили престижную платформу для высказываний, а они в своем ностальгическом гетто, куда они отчасти сами себя загнали, привыкли только ворчать и культивировать фантомные боли». Да, кому-то уютно и удобно сидеть в патриотическом гетто, и кричать оттуда, что либералы и голубая мафия всё захватили. Вместо того, чтобы менять реальность.
При самом первом приближении оказывается, что многие наши оппоненты просто не знают истории театра, не представляют, что такое МХАТ. Они не знают, что МХАТ никогда не был традиционным театром. Не надо путать его с Малым. МХАТ возник авангардная институция, которая ставила радикальнейших драматургов, при этом ориентируясь на широкого зрителя. Радикальность Чехова по отношению к Островскому многократно превосходит радикальность Вырыпаева по отношению, скажем, к Арбузову. Или радикальность Максима Горького. Это была драматургия, которой не было, причём не только у нас, но и в мире. Или "Бронепоезд-1469" Всеволода Иванова- мегаавангардная штука! И Розов, Рощин, Гельман – это тоже антиклассика на момент постановки, тоже авангард.
А ведь был ещё Метерлинк, которого Станиславский ставил как глубочайшего эзотерического-христианского автора, был невероятный скандинавский ряд авторов...
МХАТ не будет МХАТом, если он не будет заниматься поиском. Я не хочу сейчас витийствовать и заниматься демагогией. Но я, в самом деле, считаю, что консервация, которую Татьяна Васильевна Доронина реализовала, на тридцать лет закрыв театр от всяческой энергии снаружи, это тоже очень МХАТовский поступок.
Это метод Станиславского - как только что-то становится понятным, сразу делаешь кульбит, меняешь ситуацию на противоположную... Смотрите, 1904 год – акме первого периода театра. А уже через год Станиславский уходит в подвал, в студию репетировать с Мейерхольдом и Сулержицким. Эксперименты, начинается новая история, новый виток. Новый успех и следующий поворот - семинары с Айседорой Дункан, интерес к Востоку, йога. Потом – опять успех и опять уход. В народный театр, в большевистское просвещение. Опять успех и поворот. Теперь в оперу, с синтетический жанр. До самой последней своей постановки Станиславский боролся с предсказуемостью и традиционностью. В конце концов, это вылилось в то, что создатель метода драматического театра несколько лет фактически этим драматическим театром не занимался. А ставил оперы, занимался музыкальным театром, стал как бы формалистом. Конечно, как бы…
Поэтому говорить о неких застывших «традициях МХАТа» – нелепо. Единственная традиция МХАТа – быть на острие поиска нового языка и героя нашего времени.
Да, за сто лет многое изменилось. Ушёл изначальный статус студийности, который был долгое время. Луначарский сделал театр государственной машиной. И сегодня мы не студия, мы государственная машина, мы не можем быть верными какой-то одной эстетике или одной школе… При всём моем восхищении Кончаловским, который сейчас начинает ставить "На дне" - это одна из линий. "Лавр" Водолазкина – реконструкция средневекового православного жития - другая линия. Или традиционалисты академические. При всём моём уважении к Дугину театр не станет филиалом Евразийского движения, в котором все спектакли будет оформлять Беляев-Гинтовт. Но при этом надо понимать, что Гинтовт – это крупнейший современный художник, а Дугин – крупнейший философ. И, конечно, они честь оказывают МХАТу, сотрудничая с нами. Но помимо Дугина лекции читает протоиерей Георгий Ореханов, проректор Свято-Тихоновского университета и блестящий филогог. Или Алексей Козырев из МГУ. Или Егор Холмогоров. Они и от Дугина далеки, и от Кончаловского. А ещё есть условно постмодернистские кураторы, которые рассказывают о современной культуре. Само по себе соединение таких явлений на одной площадке – это уже революция, это очень серьезно и перспективно.
МХАТ должен брать широко. Да, МХАТ повесил "Чайку" на занавес, но МХАТ не был театром условно интеллигентского Чехова, также как и не был театром условно народного Горького. МХАТ – это место, где клише опровергаются. И опровергаются они самым парадоксальным образом. Мы вот сейчас начинаем восстанавливать "Три сестры". Общепризнанное мнение - это самый великий спектакль советской истории МХАТа. Но до этой постановки 1940 года Чехова много лет не ставили, двадцать с лишним лет, представляете? То есть это был радикальнейший поступок Немировича-Данченко, которому оставалось жить всего три года. Это как если бы я сегодня заявил постановку "Малой земли" Леонида Брежнева. Я шучу, конечно, но надо понимать то время, год до войны. "Три сестры" стали легендой уже на премьере. Миф гласит, что после спектакля не было аплодисментов, ибо люди плакали. Тут важен демографический момент. Большинство зрителей в силу возраста ещё помнили дореволюционную Россию. Но уже прожили 23 года после революции. И вдруг им показывают старую жизнь, дворян, посуду, занавески, платья. Это был настоящий эстетический и человеческий шок.
Театр уникален тем, что граница между зрителем и актёром на сцене – довольно условна. Все находятся в одном пространстве. И если в зале определённая антропологическая фактура, определенные биографии - то надо это понимать. И работать с этой фактурой на сцене. В кино дистанция намного шире, исторические реконструкции изящнее. Там расчёт на то, что зритель забудется и переместится в XVI век. А в театре если ты играешь Лопе де Вега, ты всё равно в XXI веке. Всегда. И это надо учитывать.
«ЗАВТРА». Получается, что под крышей МХАТа должно существовать условно несколько театров?
Эдуард БОЯКОВ. Несколько направлений. Это не значит, что мы во все тяжкие должны пуститься. Конечно, мы не пустим сюда постмодернистскую чепуху с ценностями типа трансгуманизма. Но диалог нужен. В диалоге ставились Чехов и Горький. Театр одновременно работал и с Горьким и с Леонидом Андреевым… Ну, что может быть более противоположного?! И в те же годы Гордон Крэг приезжал и ставил "Гамлета". Главный мировой авангардист и формалист на то время, которого со Станиславским познакомила Айседора Дункан.
Вы скажете: «Ой, солёные огурцы и горошек нельзя смешивать». Но если добавить свёклу, лук и капусту, то получится винегрет. И это будет очень вкусно, и это будет русская кухня. И это будет имперская кухня. Букет. Мой любимый русский мыслитель - Константин Леонтьев, мне очень близка его концепция цветущей сложности. Русская культура симфонична, не моностильна.
Даже в старом МХАТе в какой-то момент стали разделять Немировича и Станиславского, которых поначалу всегда воспринимали вместе. Еще до "Синей птицы" случилось первое, ещё не оформленное в конфликт, но глубокое расхождение. Даже пространственно это было закреплено. Они перестали сидеть за одним столом на репетициях… Так что во МХАТе всегда были разные течения. Если бы их не было, не было бы Театра Вахтангова, Театра Сац, Театра "Эрмитаж", РАМТа. Наконец, не было бы двух МХАТов.
«ЗАВТРА». Один из важных проектов – "Открытые сцены МХАТ". Но они же порой звучат как ещё один упрёк вам – мол, всё это хорошо, но зачем в театре?
Эдуард БОЯКОВ. Опять же это незнание основ театра, непонимание, что театр онтологически является творческим кластером. И во времена Людовика, и во времена Дягилева лучшие художники, скульпторы, архитекторы, драматурги, композиторы работали в театре. Тоже и со Станиславским. Театр, если это театр национальных амбиций, а мы именно так себя мыслим, обязательно должен иметь подобные источники. "Открытые сцены МХАТ" – это не дополнительные активности, это важнейшая часть театра. Потому что театру нужны музыканты, философы и поэты. Тот же Дугин прочитал несколько лекций про "Синюю птицу". А это нам напрямую нужно! Мы ведь недавно восстановили «Синюю птицу», единственный спектакль Станиславского в мировом репертуаре.
И без поэтов современный театр не построишь. Когда актёр погружается в поэтический космос, он становится невероятно богаче. В нашем поэтическом цикле выступали Юрий Кублановский, Евгений Рейн, Александр Кушнер, Олеся Николаева, Мария Ватутина, Дмитрий Воденников, Анна Долгарёва и другие крупнейшие современные поэты. Хотим пригласить Станислава Куняева. Мне не хватает в этом списке Родионова и Полозковой, вмешалась политика, но что поделаешь, переживём. Поэзия – это сильнейшее оружие. Актёру надо понимать качество сегодняшнего слова, рифму, риторический строй. Поработать с современным поэтом – это как в экспедицию поехать, узнать жизнь в России. Это совершенно необходимо любому актёру и режиссёру. Хотя вообще-то это необходимо и любому человеку. Человек неполноценен, если он не соприкасается с философией, с поэзией, с музыкой.
«ЗАВТРА». Периодически всплывает тема реконструкции МХАТа. Но как ремонт может сочетаться с такими большими творческими планами?
Эдуард БОЯКОВ. Реконструкция - очень серьёзная тема, к ней надо готовиться не спеша. Хотелось бы избежать часто встречающегося казуса, когда кто-то получает деньги, быстро начинает строить, параллельно проектировать, а потом долго перестраивать. Здание МХАТа – это чудо, это одно из лучших зданий брежневской эпохи. Что фиксирует выставка Михаила Розанова "Последний шедевр", которая посвящена кубасовским интерьерам.
Мы только начинаем готовить проект– это займет год, не меньше. Значит, реально реконструкция раньше чем через два года не начнётся. За это время мы уже всё запустим, что надо. Если сейчас переедем, конечно, всё рассыплется. А через два года мы уже не перестанем быть МХАТом, переехав куда-то. Если хорошо сделаем проект, то весь ремонт может уложиться в один сезон и два лета. В это время поедем на гастроли. Сядем на поезд и вперёд. Я фантазирую, но как было бы хорошо – так поехать. Показать стране русский репертуар, показать современную драматургию. Добраться до Владивостока и в обратный путь. Это же прекрасно. Мы мечтаем. Мы любим мечтать во МХАТе, так же как и строить…
Андрей Смирнов
