Наша земля изобилует гениями скульптурной пластики, я люблю, как и все мы, работы многих русских мастеров, однако Олег Комов остается для меня самым родственным по духу творцом.
Когда в 1985 г. в очередной приезд из Харькова в Москву я, по обыкновению, устремился от Курского вокзала в Спасо-Андроников монастырь и вдруг увидел на аллее перед древними воротами обители памятник, коего тут прежде не было, то ощутил при взгляде на него внезапный духовно-эмоциональный прострел, который писатель Михаил Анчаров называл тихим взрывом. Было ощущение, что скульптура живет в неком космическом энергетическом коконе, вызывающем чувство благодати. Некоторые называют этот эффект космической интимностью. Это был недавно установленный памятник Андрею Рублеву работы Олега Комова. Фигура иконописца, поданная с непостижимой вкрадчивой и в то же время, — ясной пластикой, казалась окутанной исходившей от нее тайной дымкой…
Ровно такое же чувство космического родства, узнавания и чуть ли не ликования осенило меня спустя 33 (!) года, в сентябре 2018 г., в усадьбе семьи Ралли в селе Долна под Кишиневом, где среди прекрасных садовых растений вдруг открылся бронзовый двадцатидвухлетний Пушкин, чуть облокотившийся о колонну. И снова меня пленила обволакивающая, неуловимая дымка вокруг фигуры поэта. Я лишь улыбнулся заговорщически, когда сказали, что это работа Комова. И что она — 1972 года, то есть одна из ранних в ярком ряду золотой комовской Пушкинианы.
Были у меня и другие столь же удивительные встречи с его творчеством. Например, со стоящим на невысоком кубе в Москве, на Спиридоновке, памятником Александру Блоку, воздвигнутом на рубеже 1990-х. Поэт под живым деревом держит руки в карманах пальто, и лицо его, и фигура каким-то непостижимым таинственным образом отображают разные стороны личности Блока. Просто диву даешься, сколь впечатляющая художнику Комову была дарована способность воплощать в бронзе тонкие психологические состояния портретируемых.
Есть еще один комовский памятник Рублеву, который мне привелось видеть, — во Владимире, перед входом в парк имени Пушкина. Сидящий бронзовый иконописец считается последней работой московского скульптора. Открытие монумента неподалеку от Успенского собора с фресками Андрея Рублева на тему «Страшного суда», выполненными в 1408 г., состоялось в августе 1995 г. и было приурочено к тысячелетию города.
Олег Константинович Комов, народный художник СССР, действительный член Российской академии художеств, в Московском художественном институте имени В.И. Сурикова был учеником знаменитого монументалиста Николая Томского.
Того самого, что в 1949 г. на Вокзальной площади Белгорода воздвиг памятник генералу армии Иосифу Апанасенко, который погиб в день освобождения города 5 августа 1943 г. в ходе Курской битвы. Красивую, лаконичную, но и торжественно-выразительную фигуру военачальника на цилиндрическом постаменте я видел с раннего детства, и этот эффект называется импринтинг, то есть запечатление.
Однако размышляя о стилистическом генезисе скульптора Комова, нельзя упустить и такое замечание его сына, художника Ильи Комова: «…Когда еще мало кто знал об английском скульпторе Генри Муре, отец увлекся им, изучал его творчество. Незадолго перед смертью рассказывал мне, как несколько раз ходил в Пушкинский музей на выставку Мура, рисовал там. Он очень любил Микеланджело, всю итальянскую классику. Говорил, что Мур произрастает оттуда, оперирует теми же композиционными, пространственными ходами и традициями, что и итальянцы. Хотя работает по-другому, в духе своего времени. Отец в 1970-х даже встречался с Муром у того в мастерской в Лондоне».
Стоит ли удивляться, что Олег Комов никогда не был в чести у начальства, в том числе и в институте, где его считали «модернистом». Но в таких культурных касаниях формировался неповторимый комовский феномен.
* * *
Будущий великий скульптор родился 16 июля 1932 г.
Евграф Кончин в статье «Сполна ли отдана земная дань...», опубликованной в газете «Культура» в 2002 г., резонно утверждает, что творчество Олега Комова является целой оригинальной и неповторимой эпохой в истории современной отечественной скульптуры; талант его был настолько могуч, бесподобен и самобытен, что ему трудно найти предтечу, а после себя он не оставил последователей — подражать ему невозможно. Критик в первую очередь обращает внимание на комовскую Пушкиниану. «Уже первая его композиция "А.С. Пушкин и Н.Н. Пушкина", исполненная в 1965 г., — пишет Е. Кончин, — поразила и необычностью осмысления этой сложной и даже болезненной темы — Гения и его жены, и блестящим пластическим выражением».
Продолжил скульптор тему и в другой работе — «А.С. Пушкин и Н.Н. Гончарова» (1972), привнеся такие неожиданные смысловые оттенки, что некоторые ведущие пушкинисты с большим вниманием отнеслись к поискам молодого скульптора.
Наиболее значительной и, пожалуй, самой известной и популярной пушкинской работой Комова считается композиция «Белые ночи» в Твери (1974), которая поначалу критикой была воспринята нервически.
Процитируем слова мастера из интервью 1986 г.: «С одной стороны, необходимо, чтобы образ был узнаваем, чтобы он не отличался от уже сложившегося в сознании людей. С другой стороны, необходимо избежать повторения, не впадая в оригинальничанье. Я сделал четыре памятника Пушкину, если не считать пятый в Мадриде, который повторяет молдавский. Второй памятник — в Калинине, третий — в Болдине, четвертый — в Пскове, где Пушкин изображен с няней Ариной Родионовной. Работая над каждым из них, я старался взглянуть на поэта под разным углом, а это очень сложно. Скажем, то новое, что я только нащупывал в молдавском памятнике, я полнее выразил в калининском».
И далее, частично приоткрывая нам свой творческий метод: «Нам интересна личность, а это самое важное при создании любого произведения. Буквальное же следование историческим деталям иногда уводит от истины. Приведу такой пример. Работая над своим первым памятником Пушкину в молдавском селе Долна близ Кишинева, я изучал подробности пребывания поэта в кишиневской ссылке. Здесь, в селе, Пушкин гостил у помещика Ралли. Здесь он встретил цыганский табор. По преданию, осталась Земфирина поляна, где Пушкин встретил цыганку Земфиру. Конечно же, я интересовался тем, как выглядел тогда Пушкин. И тут выяснилось, что он был обрит наголо, потому что переболел тифом, носил простую рубаху навыпуск и штаны, заправленные в сапоги, а рубаху подпоясывал кушаком. Некоторые искусствоведы предлагали изобразить поэта в таком виде. Но мне не хотелось идти этим путем. Я считаю, что, изображая поэта, мы создаем символический образ, изображаем не просто Александра Сергеевича, который ловит на поляне бабочек, а гения народа, образ которого уже сложился в сознании людей».
Искусствовед Е.В. Павлова замечательно сформулировала еще при жизни мастера: «Пушкиниана Комова характеризуется конструктивностью форм, изяществом ритма, непринужденностью композиции, ясностью пластического исполнения. Работы Комова узнаются по сдержанности и благородству трактовки образа Пушкина, его тонкой поэтической выразительности. Пожалуй, можно говорить о новом осмыслении Комовым задачи создания памятника поэту. Считая лирическую интонацию главной, скульптор находит соответствующую своей идее форму воплощения. Интимностью замысла объясняются небольшие размеры фигуры Пушкина (немного больше натуральной величины), невысокий пьедестал памятника, выбор позы. Комов каждый раз вводит какой-то элемент пушкинской эпохи: тумбу, решетку, скамейку, помогающие выделить памятник. Камерный вариант монумента, неуместный в сутолоке города, хорошо смотрится в селе, на фоне природы, или в городе, на тихой набережной между парком и рекой, удачно вписывается в современный пейзаж, органично входит в жизнь сегодняшнего дня».
За свою Пушкиниану скульптор О. Комов в 1974 г. был удостоен Государственной премии РСФСР им. И.Е. Репина. Она заняла заслуженное место в золотой сокровищнице русского искусства.
* * *
Искусствоведы подчеркивали, что в самых разных произведениях, казалось бы, никак не совместимых друг с другом, Комова всегда можно узнать по легкости, изысканности, благородству, неповторимости, по музыкальности, наконец. А еще по той ясной простоте, которая достигается только большим талантом и острой вдумчивой мыслью. Во всем, что бы он ни делал: в памятниках Репину и Лермонтову, Салтыкову-Щедрину и Циолковскому, Суворову и Дмитрию Донскому, Андрею Рублеву и Ярославу Мудрому, Петру I и Минину.
За прекрасную композицию «А.Г. Венецианов», установленную в Вышнем Волочке, мастер в 1981 г. был удостоен Государственной премии СССР.
Знаменитый Савва Ямщиков заметил: «Комов никогда не приступал к практическому воплощению творческого замысла, не изучив до мельчайших подробностей историю, мемуаристику, детали быта его героев. Он по праву может считаться профессиональным пушкинистом, лермонтоведом, знатоком творчества Венецианова, ценителем и тонким слушателем Чайковского, глубоким исследователем истории и культуры Древней Руси, увлеченным поклонником жизни русской духовной элиты ХVIII–ХIХ столетий. Поэтому каждый его памятник, как он любил говорить, "сделан на века без черновика"».
Всего Олег Комов, работавший с колоссальной самоотдачей, создал 36 памятников, порой по несколько за год! Пять из них воздвигнуты уже после кончины художника.
Значительна и оставленная нам Комовым станковая портретная галерея, в которой запечатлены художники, писатели, ученые, космонавты, летчики, инженеры, реставраторы, жена, сыновья, близкие, друзья,. Начиная с 1957 г. Комов ввел в скульптуру предмет. Появилась серия работ — «Мальчик с собакой», «Девушка с телефоном», «Моющая пол», «Зеркало», «Рояль», «Девушка, протирающая окна», «Коляска», «Концерт», «Стекло». Они были доброжелательно замечены, однако не отапливаемая, небольшая мастерская в то время еще не позволяла ваятелю работать над масштабными проектами. Коренной москвич, уроженец Арбата, Олег Комов вообще начинал путь художника в небольшой московской квартире.
Комов был также и прекрасным рисовальщиком, еще в студенчестве виртуозно рисовал тушью на газетах. До конца своих дней он рисовал ежедневно. Рисунки никогда не правил. Сохранилось несколько папок его чудесных работ.
В журнале «Смена» в 1986 г. Ирина Лобанова дала поэтичный словесный портрет мастера: «Внешность Олега Комова полностью отвечает представлениям о скульпторе-каменотесе — тяжелой фигурой, медлительностью движений. Его лицо с четко очерченными границами формы, острыми наблюдательными глазами под мощными надбровьями словно отточено резцом. Сильные руки Комова будто для того и созданы, чтобы молотком и троянкой высекать из камня крупные фигуры, недаром он один из основателей “сурового стиля” в скульптуре. Однако в его мастерской таких работ нет, напротив, все вещи лиричны, небольшого размера. Сразу вспоминаешь, что именно ему удалось возродить интерес к малой пластике, и даже фигура его рабочего-целинника (1960) — молодого худощавого парня с ребенком на руках — пронизана нежностью».
Интересно, что учившийся в детстве игре на виолончели, Комов наиболее родственным скульптуре искусством считал не музыку, а театр, поскольку, по его мнению, «режиссер и скульптор — близкие по своему характеру профессии. Ведь скульптор выстраивает композицию так же, как режиссер — мизансцену.
Решающее значение в скульптуре приобретают жест и поза. Недоработанный жест приводит к нелепости. Фигура смешна, если жест противоречит внутреннему характеру, она становится похожей на плохого актера, который неумело двигается и преувеличенно размахивает руками. Вообще же я не люблю ложный пафос, мне кажется, это устаревший прием, как в театре, так и в скульптуре. Важно угадать внутреннюю драматургию».
* * *
Автору журнала «Наш современник» (№4, 2003 г.) Вячеславу Морозову старший сын прославленного скульптора, известный живописец, член-корреспондент Российской академии художеств Илья Комов рассказывал:
«…Очень помогло ему общение в юности с замечательным антропологом Михаилом Михайловичем Герасимовым. Тот даже рассчитывал на него как на своего преемника. Отец ассистировал Герасимову во всех главных его работах по восстановлению прижизненного облика человека по костям черепа. Отец держал в руках черепа Ивана Грозного и Ярослава Мудрого! Его памятник Ярославу Мудрому, установленный в Ярославле на главной площади города, — это не собирательный образ, а "подлинный" князь Ярослав Владимирович, поскольку имеет документальное, почти фотографическое сходство».
Монумент, к слову, изображен на банкноте номиналом тысяча рублей.
Порой у работ О. Комова бывала сложная судьба. К примеру, монумент великому князю московскому Дмитрию Донскому был отлит в 1980 г., но установлен только после смерти автора — в 2000-м, в том самом историческом месте, где благословленный на битву преподобным Сергием Радонежским святой благоверный князь преодолевал верховье Дона по пути на Куликово Поле.
Памятник адмиралу Евфимию Путятину, потерпевшему крушение на фрегате «Диана» и спасенному японскими рыбаками, скульптору предложили сделать сами японцы. С 1993 г. монумент стоит в парке деревни Хэда у города Фудзи на фоне горы Фудзиямы.
И в последние годы жизни Олег Константинович продолжал напряженно работать. Его памятник нашим солдатам, погибшим в советско-финскую войну, возведен в 1994 г. в финском местечке Суомуссалми.
Там в сорокаградусный мороз в январе 1940 г. едва ли не целиком полегла наша дивизия — в буденовках и суконных шинельках, с замерзшей смазкой в карабинах.
Рассказывают, что узнав об этой трагической истории, взволнованный Комов, уже больной, сделал проект. Монумент был решен как классическое русское надгробье: крупный крест, припавшая к его подножию женщина и две надписи — по-русски и по-фински: «Сынам Отечества — скорбящая Россия». Потомки павших воинов собрали средства на памятник. Скульптор говорил: «Вот установим, тогда и пойду к врачу». Но не дожил двух недель. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, освящавший памятник, помянул в молитве и имя усопшего ваятеля.
…Великий русский скульптор Олег Комов скончался 3 сентября 1994 г. Нина Ивановна Комова, архитектор, соавтор ряда известных проектов супруга, поставила на его могиле на Кунцевском кладбище Москвы необычный памятник, посвященный скульптором Пушкину и названный им «Смерть поэта».
Фото автора, из архива семьи Комовых и Интернета
Станислав Минаков
