Дата невеселая, но памятная. Мы уже не скорбим, а просто вспоминаем его, седовласого мудреца, жившего и творившего в Переделкине. Когда-то это место было подмосковным, теперь стало отдаленным уголком столицы. В гости к Чуковскому шли толпы людей. И сейчас в дом-музей писателя приходят почитатели его творчества.
Поздняя осень, безветрие и безлюдье. Воздух напоен теплом. Под ногами шуршит красно-золотой ковер из листьев. Давно здесь не бывал, с девяностых годов. Тогда приезжал брать интервью у писателя Анатолия Рыбакова.
Прохожу мимо храма, минуя погост со знаменитыми могилами. Каждый месяц 21-го числа Корней Иванович приходил к последнему приюту своей жены. Здесь он и для себя приготовил место. Может быть, повторял пушкинские строки:
..И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать…
Теперь над могилой Чуковского высится памятник из светлого гранита…
Писатель жил на улице Серафимовича, уходящей влево от шоссе. Прохожу мимо библиотеки, созданной Чуковским. Рядом – распахнутая калитка. За ней – дорожка, ведущая к двухэтажному желто-серому дому-музею, окруженному высокими соснами. Все вокруг переменилось, но воздух прежний: чистый, звонкий. Как при хозяине…
Чуковский с восторгом ребенка смотрел на людей, зверей, природу. Ему было 84 года, когда он признался, что и сейчас «очень радуют и снег, и котенок, и новый забор, и подарки». Он знал и видел многое, но хотел еще больше…
Чуковский берег время, как драгоценность. Особенно в старости. Вставал ранним утром и долго, истово работал. Гневался, если в доме слышался хоть малейший шум, из-за которого мысль ускользала, ряды слов теряли стройность.
«Трудность моей работы заключается в том, – записал Чуковский в дневнике, – что я ни одной строки не могу написать сразу. Никогда я не наблюдал, чтобы кому-нибудь другому с таким трудом давалась самая техника писания. Я перестраиваю каждую фразу семь или восемь раз, прежде чем она принимает сколько-нибудь приличный вид».
…Корней Иванович прожил в Переделкине тридцать с лишним лет. В его доме простая обстановка, ничего лишнего: столы, стулья, черный телефон, белый холодильник. На полках – книги. Их много, может быть, десятки тысяч. Громоздятся тома энциклопедий, испещренных карандашными пометками хозяина.
Стены увешаны фотографиями: хозяина, его жены, детей, внуков. Вот шкаф для рукописей, Просто так не откроешь, он – с секретом. Писатель называл деревянного монстра «штуковиной».
Корней Иванович написал целое собрание детских сказок – «Крокодил», «Бармалей», «Федорино горе», «Телефон», «Мойдодыр», «Муха-Цокотуха», «Доктор Айболит»...
Еще одна замечательная его книжка – повесть «Серебряный герб» – об одесском детстве писателя. Оно было нелегким, обремененным трудностями. Но книга получилась веселой, как и сам автор…
Биография Чуковского – замечательное пособие для тех, кто хочет победить судьбу, обстоятельства, завоевать расположение фортуны. Человек без денег, образования, связей вышел в люди, стал одним из крупнейших писателей России, а потом – Советского Союза. У него был только талант. И огромное желание трудиться.
Корней Чуковский – псевдоним. Но его взял потом. По метрике он – Николай Корнейчуков. Мать – бедная украинская крестьянка. Отец был где-то далеко. Потом совсем исчез и даже отчества не оставил. Пришлось придумать: Иванович.
«Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я? еврей? русский? украинец?) – был самым нецельным, непростым человеком на земле... – писал Чуковский в дневнике. – Мне казалось,... что я единственный – незаконный, что все у меня за спиной перешептываются и что когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня...»
Жизнь не сулила ничего хорошего. Из гимназии его исключили. Нет, не из-за плохой успеваемости – просто в то время министр народного просвещения Делянов «очищал» учебные заведения Российской империи от так называемых «кухаркиных детей», отпрысков бедняков. И Чуковский попал в их число.
Однако грустить не стал и – пошел в маляры. Питался скудно, на пять копеек в день. Но не лентяйничал – изучал учебники, читал книги. Купил в лавке растрепанный самоучитель английского и стал осваивать язык. По собственной «эксклюзивной» методике – писал иностранные слова мелом на крыше, запоминал их, потом закрашивал.
Путь Чуковского в литературу начался с журналистики. Худой, длинный, с растрепанной шевелюрой парень подрядился писать для «Одесских новостей». Тогда он и взял псевдоним: Корней Чуковский.
«Я писал в этой газете о чем придется, главным образом о картинах, потому что выставки картин бывали часто – и передвижная, и выставка южнорусских художников... и, кроме того, в редакции я считался единственным человеком, который понимал английские газеты, приходившие туда. И я делал из них переводы для напечатания в нашей газете и сразу зажил, можно сказать, миллионером, потому что в общем я уже получал в месяц рублей 25 или даже 30…»
Он все чаще заслуживал похвалы редакционного начальства. А вскоре Чуковского и вовсе одарили – назначением. В 1903 году его отправили в Англию в качестве корреспондента «Одесских новостей». В то время Чуковскому было едва за двадцать…
Он, уже в статусе известного писателя, снова посетил Англию в 1916 году вместе с депутатами Государственной думы. Летел, представьте себе, из России в Англию на аэроплане. В то время шла война с германцами и австро-венграми, и тихоходную крылатую машину, пролетавшую над вражескими позициями, могли сбить. Но, к счастью, долетели удачно.
В честь гостей из России был устроен банкет. Чуковский мучил вопросами короля Георга V, и тот, говорят, был в ужасе от искореженного произношения интервьюера. Через полвека едкий и ироничный писатель Набоков, который был в том же турне, написал, что Чуковский, enfant terrible группы, желал у короля узнать, нравятся ли ему произведения Оскара Уайльда – «ди ооаркс оф Оалд». Король, не отличавшийся любовью к чтению и сбитый с толку акцентом спрашивавшего, ответил в свою очередь вопросом, нравится ли гостю лондонский туман…»
Чуковский это с досадой опроверг: «Выдумку о том, будто я в Букингэмском дворце обратился к королю Георгу с вопросом об Уайльде – я считаю довольно остроумной, но ведь это явная ложь, клевета…»
Набоков, узнав о реакции Чуковского, просил передать, что его сын вырос на сказках Корнея Ивановича. Он чувствовал себя неловко, был явно смущен…
Третий визит Чуковского на Британские острова состоялся спустя почти полвека – в 1962 году.
Он стал первым русским литератором, получившим почетную докторскую степень в Оксфорде после Тургенева. Ею он был удостоен в 1879 году. Выступление Чуковского на торжественной церемонии начиналось словами: «В юности я был маляром…»
Его встречали восторженно, выступления писателя вызвали грохот оваций. Чуковский гулял по центру Лондона, вспоминал молодость и вдруг с изумлением увидел статую Георга V, который когда-то его принимал в Букингемском дворце…
Первая детская сказка Чуковского «Крокодил» вышла в 1917 году. Сказка была смешная, хотя в России было уже до смеха – прогремела одна революция, ей на смену, шелестя знаменами и бряцая штыками, торопилась другая.
На самом деле Чуковский сочинил сказку для своего маленького сына Коли. Мальчик болел, и отец, чтобы его отвлечь, стал сочинять:
«Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил…»
Однако сначала Крокодил говорил по-немецки. Но в Петрограде это было запрещено. Шла война с Германией, и все, что с ней было связано, запрещалось. Поэтому городовой в сказке возмущался: «Как ты смеешь тут ходить, по-немецки говорить?»
Цензоры «приказали» Крокодилу говорить на другом языке. И тот стал изъясняться по-турецки. Хотя Россия воевала не только с Германией, но и с Турцией…
«Крокодил» и другие сказки Чуковского приносили детям огромную радость. Они издавались, экранизировались, автор читал их своим неповторимым голосом по радио. Но это произошло уже позже, когда тучи над головой писателя окончательно рассеялись, и он был признан классиком.
Однако, в первые годы Советской власти сказки приносили Чуковскому большие неприятности. Начало кампании по дискредитации писателя положила статья в «Правде», написанная идеологом коммунистического воспитания Надеждой Крупской. В ней вдова Ленина назвала «Крокодил» «буржуазной мутью», а сочинения Чуковского – «чуковщиной».
Статья Крупской в главной партийной газете была не только критикой. Она, по сути, обвиняла писателя в литературном вредительстве. А раз так, он должен был умолкнуть, его следовало отлучить от литературы.
Чуковский был ошеломлен, растерян. Чуковский уже не мог ничего писать. По собственному признанию, он делал только примечания к стихам Некрасова и воспоминаниям Авдотьи Панаевой.
Он чуть ли не рыдал от унижения, бессилия, сетовал, как «беззащитна у нас детская книга и в каком унижении находится у нас детский писатель, если имеет несчастье быть сказочником. Его трактуют как фальшивомонетчика и в каждой его сказке выискивают тайный политический смысл…»
У Чуковского, к счастью, нашлось немало защитников. Среди них был поэт Самуил Маршак. В споре с Крупской он с едкой иронией заявил, что если человека расстреливают, то пусть это хотя бы делает тот, кто владеет винтовкой. Во многом именно благодаря Маршаку запрет с книг Чуковского был снят. Под запретом почему-то осталось «Чудо-дерево»...
«Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, – писал Чуковский, – что в представлении многих читателей я, кроме «Мойдодыров» и «Муха-Цокотуха», вообще ничего не писал».
Чуковский был крупнейшим исследователем творчества Некрасова. Он первым в России перевел стихи американского поэта Уитмена. Перу Чуковского принадлежит книга о творчестве Чехова, он оставил блестящие мемуары. Чуковский занимался переводами Тараса Шевченко, написал несколько статей о нем. Кстати, он хорошо говорил по-украински.
Даже когда Чуковскому было за восемьдесят, этот ироничный седовласый мудрец выглядел бодро – походка у него была быстрая, мысли – свежие. Тем не менее, годы тяготили. «Жизнь моя подходит к концу. «И утро, и полдень, и вечер мои позади», – писал он. – И мне все чаще вспоминаются строки любимого моего Уолта Уитмена:
«Стариковское спасибо, – пока я не умер,
За здоровье, за полуденное солнце, за этот неосязаемый воздух,
За жизнь, просто за жизнь…»
Чуковскому было 87 лет, когда к нему подкралась смерть. Впрочем, старуха с косой и не собиралась к нему приходить… Писателя случайно заразили гепатитом – скорее всего, во время укола. Если бы не эта трагическая случайность, Корней Иванович наверняка прожил бы значительно дольше. Он чувствовал себя отменно, и у него было множество планов…
Валерий Бурт
