Он был не Луспекаев вовсе. Отчество «Борисович», в действительности, также никогда не носил. Оно было видоизменённым, точнее — русифицированным. Отца человека, которого мы знаем, как Павла Борисовича Луспекаева, звали Богдасаром, а настоящая фамилия нахичеванского армянина, связавшего свою жизнь с донской казачкой неземной красоты по имени Серафима была «Луспекян».
Жизнь паренька, родившегося 20 апреля 1927 года, напоминала непрерывную игру со смертью, в которой мальчик, названный царским именем Павел, выигрывал раз за разом.
Инвалидность могла настигнуть Луспекяна (Луспекаева) значительно раньше, когда во время нескончаемых дворовых драк в родном Луганске кто-то из «оппонентов» ткнул ему раскалённой кочергой в лицо.
Ему удалось увернуться. И плавящийся от высокой температуры метал впился в кожу в паре миллиметров от глаза.
В 1943 году, едва достигнув 16-летнего возраста, он сбежал в партизанский отряд.
В бою лез на рожон, удивляя мальчишеской смелостью даже видавших виды партизан. В одном из боёв Павла ранило. Очень тяжело. Разрывной пулей в руку. И ампутация кисти была единственным шансом уберечь паренька от гангрены.
— Будем резать, — категорически произнёс хирург из тылового госпиталя, обрабатывая руки спиртовым раствором.
И… каково же было его удивление, когда перенёсший острую кровопотерю юноша после наркоза вдруг открыл глаза и… схватил врача за руку, в которой уже был зажат скальпель.
— Не дам! — глухо и отчаянно простонал он.
— Гангрена начнётся, сынок, — совладав с собой, произнёс врач.
— Ну и пусть начнётся. Резать – не дам.
В операционной возникло замешательство. Врач переглянулся с медсестрой, утиравшей со лба Луспекаева крупные, словно сливы, капли пота.
— Попробуем обойтись без ампутации, — тихо сказал врач. Но шансов —ноль.
Павлу Луспекаеву в этой жизни было почти что комфортно при нулевых шансах.
И в этот раз его пронесло. Смерть была совсем рядом. Но рана каким-то немыслимым способом зажила. Правда след на руке на всю жизнь остался.
Повезло ему и год спустя, когда его, мальчишку без образования приняли в Русский драматический театр Ворошиловграда. Кем? Актёром вспомсостава, а точнее – хористом.
Так открылись двери в этот волшебный мир искусства, где Луспекаеву предстояло сделать за оставшиеся годы жизни максимум возможного. Да и невозможного тоже.
В Русском театре талант паренька оценили и отправили прямиком в столицу, учиться на артиста.
Как можно было поступить с первой попытки в легендарное Щепкинское училище, не имея даже диплома о среднем образовании – загадка.
Но он это сделал. И снова госпожа Удача была рядом. Да ещё какая! Абитуриенты этого уважаемого в театральном мире учебного заведения должны были написать сочинение, блеснув эрудицией и глубиной мысли.
Луспекаев сдал чистый лист
— Я не могу поставить этому балбесу даже единицу за чистый лист! — верещал преподаватель по литературе.
Но художественный руководитель курса, на который поступал Луспекаев, был категоричен.
— Придумайте, что хотите! Хоть сами за него напишите! — говорил четырежды лауреат Сталинской премии. — Мне Луспекаев нужен на курсе.
Он был невыносим с ранних лет
Преподаватель танцев требовала от молодого человека лёгкости в движениях, не зная, что уже тогда у него очень болели ноги. Павел по-свойски называл её «Мамашей» и обещал однажды постараться станцевать так, как ей хочется.
Летом 1950 года Луспекаев вместе с юной супругой, актрисой Инной Кирилловой, уехал покорять солнечную Грузию «по разнарядке». В тамошнем Русском драматическом театре имени Грибоедова он отыграл 5 сезонов, исполнив 19 ролей. Практически все из них были главными.
На его «творческом балансе» были и Хлестаков из «Ревизора», и Тригорин из «Чайки», и Алексей из «Оптимистической трагедии».
Для молодого актёра без опыта работы это был непросто удачный старт. Анализируя судьбу Павла Луспекаева, понимаешь, что какое-то время его судьбой дирижировал Бог.
Но боли в ногах, мешавшие ему учиться в Щепкинском, именно в этот момент дали о себе знать особенно остро. Попав в больницу, он не жаловался на жизнь, а лишь доверял дневникам мысль о том, что его терзает мучительный страх — лишиться возможности остаться в профессии. Ну, как тут не вспомнить о том, что с нами, как правило случается то, чего мы боимся? Что же это были за боли?
Они появились после обморожения, которое Павел получил в партизанском отряде. Ему пришлось на протяжении долгих 5 часов лежать в снегу при температуре минус 20 в засаде.
— У вас заболевание артерий, — констатировал врач в одной из лучших тбилисских больниц.
— Это как-то лечится? — с надеждой в голосе спросил Павел Борисович.
— К сожалению, никак.
— Какие перспективы? — усмехнулся Луспекаев. — Так и будут болеть?
— Если бы, — ответил невесёлой усмешкой врач. — Вот ваша система кровообращения! —подошёл он к одному из плакатов, висевших на стене. — Вот здесь, ниже колена, поражены артерии. Вот сюда почти не доходит кровь.
— Чем это грозит?
— Ткани постепенно мертвеют, — пожал плечами врач. — В перспективе — ампутация и инвалидность.
— Резать не дам, — категорически ответил Луспекаев, как когда-то в госпитале, в тылу.
— Гангрена и смерть, — буднично ответил врач.
Призрак из прошлого нагнал его в мирное время, здесь, в Тбилиси, на репетиции, когда, увидев белое от боли лицо партнёра по сцене, ассистенты режиссёра вызвали «Скорую».
Болезнь прогрессировала в виду пагубного пристрастия к курению, которое усугубляло ситуацию. Луспекаев хотел побороть привычку, но, увы, не смог.
«Горе близится…»
Эту фразу он написал в своём дневнике в 1954 году, когда молодому актёру исполнилось только 27, предчувствуя нехорошее. Но всё ещё было просто прекрасно!
В Ленинград, в БДТ, его позвал сам великий Георгий Александрович Товстоногов, заметивший актёра на гастролях в Киеве. Мэтр сразу же дал Луспекаеву роль инженера Егора Петровича Черкуна в пьесе М.Горького «Варвары».
Его партнёром по сцене стала Татьяна Доронина. Нет-нет! До «Трёх тополей на Плющихе» в те годы было еще далеко, и её никто не знал. Она была такой же дебютанткой, талант которой смог разглядеть Г.А. Товстоногов.
После премьеры «Варваров» умудрённые опытом театральные критики обсуждали, как Доронина целуется с Луспекаевым и называли краеугольным камнем спектакля их лирическую сцену.
Подлинного мужского обаяния в этом человеке был вагон и маленькая тележка. Луспекаеву доставались главные и центральные роли в «Иркутской истории», «Гибели эскадры», «Поднятой целине» — «хитах» БДТ той эпохи.
Зритель шёл не на режиссуру, не на сценографию. Он шёл на Луспекаева, который со сцены заражал тысячную аудиторию Большого драматического невероятной энергией, природа которой была неясна.
И никто не знал, каких титанических усилий стоит этому замечательному актёру каждый выход на сцену.
Товстоногов был очень доволен тем, что когда-то позвал Луспекаева в театр. Он платил ему за это приглашение «доброй монетой»: играл каждую роль, как последнюю, словно на сцене разыгрывался не спектакль, а история его персональной жизни, судьбы, смерти.
Требовательным актёр был не только к себе, но и к своим коллегам, одним из которых был Ефим Копелян. В одном из спектаклей, который назывался «Скованные одной цепью», Луспекаев и Копелян в самом начале выбегали на сцену, пытаясь скрыться от преследования жандармов.
— Фальшивим, — сказал однажды перед выходом Луспекаев. — Дыхалка ровная. Пульс 72.
— И как же не фальшивить? — дёрнул Ефима Захаровича чёрт иронично поинтересоваться у коллеги.
— Сейчас я тебе покажу, — как-то нехорошо усмехнулся Луспекаев.
Связав Копеляну руки и увлекая его за собой, Луспекаев заставил Ефима Захаровича перед самым выходом на сцену пробежать по лестнице с первого этажа на четвёртый и обратно не менее 10 раз.
— Мальчики, что вы здесь делаете?! — пришла в ужас заставшая их между вторым и третьим этажом ассистент режиссёра. — Минуту назад дали третий звонок!
— Репетируем! — с выпученными от боли в ногах глазами ответил Луспекаев. И тут же рявкнул умирающему от перенапряжения Копеляну. — А теперь на сцену!
Перед зрителем они предстали в самом естественном виде людей, которые только что пробежали 10 километров, пытаясь уйти от погони. Сердце выпрыгивало из горла у каждого. Луспекаев не щадил себя никогда! Ни до, ни после этого дня.
Немолодой Ефим Копелян обижался на эту выходку, сетуя на подскочившее давление и боль в сердце. А Луспекаев так и не сказал, чего стоила эта «репетиционная пробежка» по лестнице ему.
Мог сыграть «ура-патриота»!
Уже тогда, в 60-е годы, люди, которым посчастливилось присутствовать на репетициях «Горя от ума», приходили в неописуемый восторг, наблюдая как Павел Борисович работает над ролью Скалозуба — человека с одной извилиной в голове, живущего исключительно гордостью за Россию, её армию и флот.
Исполнительница роли Хлестовой бросала ему фразу:
— Не мастерица я полки-то различать!
Луспекаев в роли Скалозуба замирал на мгновение, словно ему нанесено непоправимое оскорбление, медленно поворачивался и с невыразимой обидой, задыхаясь от негодования, говорил про то, что форменные есть отлички — погончики, выпушки, петлички.
Глядя в эту пронзительно-нелепую физиономию влюблённого в «погончики» самодура, невозможно было не лечь со смеху.
Премьера прошла без него
Сегодня мы пересматриваем «Республику ШКИД», где Луспекаев параллельно с репетициями «Горя от ума» снимался в роли КостАлМеда, не зная, что образ этого персонажа был бы намного более многогранным, если бы уже в 1965 году прогрессирующая болезнь не помешала ему выйти на сцене БДТ в роли Скалозуба и сняться, возможно, в самых интересных фрагментах «Республики…».
Хотя. Вот вам! Разве не шедевр на все времена?
Он слёг в больницу, где лечение с мизерными перерывами затянулось на три года. В 1967 году, когда актёру исполнилось все 40 лет, ему была присвоена нерабочая группа инвалидности. В театр, который являлся для него смыслом жизни, он больше не вернулся никогда.
Врачи хотели сохранить его для профессии, отрезав лишь пальцы правой ноги. Но уже через месяц поняли, что самые страшные прогнозы начинают сбываться – взялись за левую. От молодого, полного сил и неукротимой энергии мужчины, удача начала отворачиваться.
Его начинали резать по частям. Пальцы. Полстопы. Сначала на одной ноге. Потом на другой.
Но это было далеко не самое страшное
«Кромсание» Луспекаева по частям было сопряжено с регулярным введением наркотических препаратов исключительно по медицинским показаниям. Если великие актёры уровня Владимира Высоцкого становились наркоманами «в связи с производственной необходимостью» — без дозы алкоголя или наркотика эти люди не могли писать, то Луспекаев начал страдать одной из самых тяжелейших форм наркомании поневоле.
Когда «укольчик начинал выветриваться», к физическим страданиям начинали подключаться невыразимые душевные муки
«В душу вползает холодный мерзкий гад — страх, будь он проклят!»
Так писал Луспекаев в своём дневнике в 1968 году. И требовался новый укольчик. А потом он колол себе пантопон в дозах, от которых умер бы любой здоровый человек.
Каждые 3,5 минуты по кубу – 16 доз за час
Как организм справлялся с этим количеством яда?! Бог знает. Быть может, опять госпожа Удача. А точнее – её самый отвратный вариант.
Спустя три года его выписали домой. Случилось это на излёте зимы 1968 года. Никто из коллег, за исключением актёра БДТ Олега Басилашвили, жившего рядом, никогда не навещал его, поставив на нём крест. Не бывал у него и Товстоногов, провидчески сказав ещё три года назад свою резюмирующую актёрскую судьбу Луспекаева фразу:
— Мы потеряли большого актёра! – словно венок на могилу возложил.
Узнав у Басилашвили все подробности театральной жизни БДТ, Луспекаев вставал на обрубки своих ног и начинал бить адскую чечётку, приводившую Олега Валериановича в недоумение.
— Что ты делаешь? – в ужасе кричал он, видя, как бинты намокают от крови. – Ведь только зажило, Пашка!
— Мне нужно наработать мозоли! Понимаешь? Мозоли! Чтобы можно было надеть протезы и выйти на работу! — кричал Луспекаев в ответ.
И лупил, лупил, лупил культями в паркет. Басилашвили уходил, чтобы не видеть этих мук, тихо прикрыв дверь.
А что же наркотики?
«Я пойду на муки, но сделаю это!»
В отчаянии писал он в дневнике, описывая ужасы борьбы с наркотической зависимостью. Врачи предложили попробовать ему метод избавления от наркотической зависимости под названием «Лестница», когда каждая последующая доза меньше предыдущей. И… у него получилось!
Без инновационных средств лечения наркомании Павел Луспекаев смог побороть пристрастие к пантопону. И адские боли, душевные страдания, которые он вынес опять-таки были доверены только дневнику.
«Я верю в свою звезду!!!» — с тремя восклицательными знаками написал он в дневнике на 8-й день абстиненции, когда наркотик был побеждён. А когда был готов пресловутый верещагинский «башмак-протез», надев его и преодолев девять лестничных маршей, он на радостях доковылял до БДТ.
Там актёра ждала стена из смеси отчуждения и холодка. «Бояться, что пришёл Луспекаев и всех переиграет», — грустно констатировал Луспекаев. И был не так уж далёк от истины.
«Только что ушли от меня киношники…»
Напишет он в дневнике, когда Владимир Мотыль принесёт ему домой сценарий «Белого солнца пустыни». Сценарий всей его жизни и судьбы. Сценарий-реванш, который всем сыгранным пьесам и сценариям даст фору.
«Боюсь, что ноги мои не дадут сниматься…» — пробегает в следующих строках дневника тень отчаяния и не уверенности в себе. Но общая тональность кардинально изменена — восхищение, приподнятость духа! О нём вспомнили. Его талант знают, ценят, ему готовы доверить серьёзную работу. Пусть и не главную роль.
В ней он предстанет во всей своей удивительной мощи в образе таможенника Верещагина.
Поздней ночью в квартире режиссёра картины Владимира Мотыля зазвонил телефон:
— Это Луспекаев. Я согласен сниматься только на одном условии.
— На каком? — взглянув на часы, сонно полюбопытствовал Владимир Яковлевич.
— Если у меня не будет никаких дублёров.
Все эти трюки, отнявшие у актёра последние силы, он действительно выполнит без всяких помощников, каскадёров и дублёров, хотя каждый шаг будет стоит ему невыразимых, нечеловеческих мук.
Испытывая свои силы перед съёмками, он будет много ходить. Из одного угла в другой, отбросив костыли, освоив протезы на «маресьевском танцевальном» уровне.
Вся съёмочная группа в пустыне умирала от жары и духоты, а глядя на Луспекаева можно было подумать, что ему… легче всех. Он не только не жаловался на боль в ногах, но и стремился помочь на съёмках всем и каждому. Приободрить обречённую на «смерть» Гюльчатай и её «коллег по цеху», буквально влюбленных в Луспекаева.
После серии дублей, когда объявляли перерыв, он уходил в сторонку, брал ведро с ледяной водой и поливал кровавые обрубки ног, буквально воспламенявшиеся от боли, жары, попадавшего песка.
Надев протезы, он вновь пытался бежать впереди «съёмочного паровоза», всеми силами стремясь продемонстрировать, что он далеко не инвалид, как записано в трудовой книжке.
Эта картина, этот сценарий были дороги ему тем, что он сыграл в ней… вовсе не лихого таможенника Верещагина, не желающего доживать век с женой на пенсии. Он сыграл себя.
Премьера фильма состоялась 30 марта 1969 года. И впереди у этого очень неудобного для многих режиссёров актёра была целая творческая жизнь. Именно после этой роли постановщики больше не имели права бояться неудобного актёра, который мог спокойно попросить посидеть их за пультом в то время, как он делал «сцену под ключ», не нуждаясь ни в подсказках, ни в рекомендациях представителей режиссёрской профессии.
Профессии, в общем-то, совершенно лишней для актёров такого уровня, как Павел Луспекаев.
Вскоре он получил предложение сыграть роль губернатора Вилли Старка в фильме «Вся королевская рать» по роману Роберта Пенна Уоррена. И эта роль, сыгранная впоследствии Георгием Жжёновым, могла бы прославить Луспекаева не меньше, чем образ Верещагина, случись она в его карьере.
Но сердце не выдержало. Павел Борисович скончался во время съёмок этой картины, когда было отснято более 30% материала.
Разрыв аорты в гостиничном номере. И точка.
Такая история.
Андрей Карелин
